Когда я, будучи ребёнком, представляла свою будущую жизнь, в этих фантазиях всегда фигурировала уютная маленькая квартирка с большими окнами. Не царские хоромы, не роскошный особняк — просто место, которое принадлежит исключительно мне. Это будет моя гавань.
Там я сама решу, какой оттенок будет у стен, и никто не скажет мне с пренебрежением: «Что это за колхозный дизайн ты себе придумала?» Там можно будет оставить кружку на столе, не услышав язвительного шипения: «Ну вот, опять устроила неприбранный угол!» Там можно включить музыку глубокой ночью, и соседи не станут стучать по батарее или стене.
Мне пришлось прожить тридцать шесть лет, чтобы эта детская мечта начала обретать по-настоящему реальные контуры.
— Вы уже поставили свою подпись под контрактом? — поинтересовалась Светлана, моя коллега, когда я вернулась после визита к представителю застройщика. — Расскажи же, что именно ты выбрала?
— Я подписала предварительный договор, — я едва могла сдержать волнение. — Это однокомнатная квартира на четырнадцатом этаже. Вид просто невероятный: на парковую зону и реку.
Светлана обняла меня:
— От всей души поздравляю! Дарья, ты это заслужила. Я же помню, сколько тебе пришлось копить.
Пять лет. Пять лет я откладывала каждую гривну. Я отказывала себе буквально во всех радостях — от покупки новой одежды до поездки в отпуск на морское побережье. Вечерами я брала подработку в качестве репетитора.
Я собирала, скрупулёзно рассчитывала, пересчитывала — и, наконец, смогла скопить сумму, достаточную для первоначального взноса. А моя стабильная зарплата преподавателя в частном учебном заведении позволяла взять ипотечный заём на целых пятнадцать лет.
— А родители что говорят? — спросила Светлана, размешивая сахар в своей чашке чая. — Они рады за тебя?
Я пожала плечами:
— Мама сказала, что я отдам в виде процентов целое состояние банку. Что лучше было бы ещё посидеть и подкопить. А папа… папа, как всегда, предпочёл промолчать.
В тот знаменательный день, когда я впервые ступила на порог своей будущей квартиры, шёл сильный ливень. Я стояла посреди абсолютно пустого помещения с голыми бетонными стенами и полом, и в окно громко барабанили крупные, тяжёлые капли.
Менеджер по продажам говорил мне что-то о квадратных метрах, о подведённых коммуникациях, о планируемых сроках сдачи дома, но я не слушала. Я смотрела прямо в окно, на раскачивающиеся под натиском ветра верхушки деревьев, и думала: «Это место станет моим. Только моим».
Я подписала предварительный контракт немедленно. Внесла залог — фактически все деньги, что были у меня на банковской карте. Вышла из офиса застройщика на подкашивающихся ногах, испытывая одновременно лёгкую панику от масштаба решения и невероятное, радостное предвкушение.
Дома меня, конечно же, ждал самый настоящий допрос.
— Ты уже заплатила? — мама стояла, скрестив руки на груди, как строгий судья. — Не показав нам? Не посоветовавшись с нами?
— Мам, мне уже тридцать шесть. Я вправе самостоятельно решать, на что мне тратить свои заработанные деньги.
— Свои, свои, — она поджала губы. — А как нам с отцом пенсию будут платить? Кто о нас в старости позаботится? Всё до копейки на себя потратишь?
Это была стандартная, привычная всем фраза-упрёк. С тех самых пор, как моя сестра Елена перебралась в Польшу, оставив своего сына Глеба на попечение бабушки и дедушки, я автоматически стала единственной «нормальной дочерью». Той, которая обязательно останется рядом. Той, которая позаботится о родителях. Той, на кого можно положиться.
И, увы, той, которой можно манипулировать.
— Мам, с квартирой или без — я всё равно буду помогать вам, — сказала я уже совсем устало. — Как и помогаю сейчас. Но мне крайне необходимо своё личное жильё.
— Зачем? — она всплеснула руками, словно я просила о чём-то немыслимом. — У тебя уже есть дом. Вот он, здесь. С нами.
«Дом» — это стандартная трёхкомнатная квартира, где проживают родители, наш племянник Глеб, кот Барсик и я. Моя комната — это бывшая детская, всего девять квадратных метров. Там стоит кровать, рабочий стол, шкаф для одежды и этажерка с моими книгами. Больше физически ничего не помещается.
Когда к нам приходят гости, мама непременно устраивает экскурсию, демонстрирует все помещения, включая моё. «А это Дашенькина берлога, — говорит она, распахивая мою дверь без стука. — Она у нас очень любит уединение». И, конечно же, всегда с гордостью добавляет: «Мы живём все вместе, единой, дружной семьёй. По старинке».
По старинке. Да, именно. Как в какой-то патриархальной деревне, где три поколения вынуждены ютиться под одной крышей, и никто не имеет права на личное пространство. Где мать заходит без стука, отец единолично решает, какую передачу смотреть по старому телевизору, а ты — вечный ребёнок, вне зависимости от своего возраста.
— Мам, мне необходимо своё пространство, — говорю я, и вижу, как её лицо мгновенно каменеет.
— Своё пространство, — повторяет она, словно пробуя эти слова на вкус, и они ей не нравятся. — То есть, мы тебе мешаем? Мы тебя стесняем?
— Нет, просто…
— Просто ты хочешь от нас сбежать. Точно так же, как Елена. Она тоже постоянно твердила о каком-то «личном пространстве». А теперь где она? За океаном. А её ребёнок? На нас.
Этот аргумент — её коронный. Сестра, которая бросила и родителей, и сына. Ужасный, отталкивающий пример. Угроза.
— Я не Елена, мам. Я никуда не убегаю. Просто я хочу жить отдельно.
— Ну хорошо, — она поджимает губы. — Только чтобы потом не прибегала к нам, когда вдруг денег на ипотеку не хватит. Или когда трубу прорвёт, или…
— Мам, я справлюсь.
— Ну-ну, — она скептически качает головой. — Посмотрим.
Через неделю мне поступил звонок из офиса продаж.
— Дарья Сергеевна, нам нужно, чтобы вы приехали и подписали документы на бронирование квартиры. В договоре произошли небольшие изменения.
— Какие именно изменения?
— Незначительные. Просто формальности. Но ваша подпись нужна в ближайшие два дня, иначе бронь будет снята и придётся переподписывать контракт по совершенно новой, более высокой цене.
Я внутренне похолодела. Если я потеряю эту квартиру, придётся искать другую. А цены, как известно, растут каждый день.
— Я сейчас в деловой командировке, — сказала я. — Нахожусь в другом городе. Вернусь только через пять дней.
— Очень жаль. Но мы не можем так долго ждать. Может, у вас есть доверенное лицо? Родственник?
Я прикусила губу. Доверенное лицо было только одно. Моя мама.
— Да, есть. Моя мать.
— Отлично. Пусть она приедет с паспортом и доверенностью от вас. Подойдёт даже простая рукописная.
Я позвонила маме.
— Мам, мне необходима твоя помощь.
— Что случилось? — в её голосе звучала неподдельная настороженность. Мама не привыкла к тому, что я вдруг прошу её о помощи.
— Нужно срочно съездить в офис застройщика и подписать бумаги. Я не могу сделать это сама.
— Так, — протянула она. — И ты хочешь, чтобы я…
— Съездила и поставила подпись как мой представитель. Это всего лишь формальность, чтобы не потерять бронь.
Наступила пауза.
— Ладно, — сказала она наконец. — Я съезжу. Но ты же понимаешь, что я рискую? А вдруг там какие-то скрытые камни? Юридические подводные нюансы?
— Мам, это просто бронирование. Это не окончательный договор. Просто подпиши, чтобы квартиру не продали другому покупателю.
— Хорошо, — вздохнула она. — Когда ехать?
— Завтра. Я отправлю тебе адрес и номер телефона менеджера.
— Ладно. Только потом не говори, что я тебя не предупреждала. Ввязываешься в какую-то авантюру…
Я не стала с ней спорить. Главное — она согласилась мне помочь.
Вернувшись из командировки, я первым делом спросила у мамы:
— Ну как? Подписала?
Она кивнула, не отрываясь от просмотра своего любимого сериала.
— Да. Съездила, подписала. Всё, как ты меня просила.
— Спасибо большое, мам. Я очень тебе благодарна.
Она пожала плечами:
— Надеюсь, ты прекрасно знаешь, что делаешь.
В тот момент я не обратила никакого внимания на её странный, отчуждённый тон. Я просто радовалась, что квартира всё ещё за мной. Что моя мечта становится ближе.
А потом начались хлопоты с ремонтом. Я сняла со своего счёта последние сбережения, взяла небольшой целевой кредит на отделочные работы. Каждый день после работы я ездила на стройку — проверяла ход дел, выбирала материалы, решала внезапно возникающие проблемы.
Мама наблюдала за моей суетой с нескрываемым скепсисом.
— И сколько ты уже угробила в этот твой угол? — спрашивала она, когда я приходила домой уставшая, с образцами обоев и каталогами плитки.
— Я не считаю, — отвечала я, хотя на самом деле вела строжайший учёт каждой гривне.
— А зря. Когда поймёшь, что переплатила втрое, будет слишком поздно.
Я просто молчала.
Однажды, вернувшись после работы, я застала дома Глеба — сына моей сестры. Девятнадцатилетний, нескладный парень сидел в кухне, уткнувшись в экран смартфона.
— Привет, тётя Даша, — бросил он, даже не поднимая глаз.
— Привет, Глеб. Как дела в колледже?
— Нормально.
— Ты уже решил, что планируешь делать после получения диплома?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Может, в армию пойду. Или работать куда-нибудь.
— А учиться дальше не хочешь?
— Зачем? — он наконец поднял на меня глаза. — Чтобы как ты — горбатиться за копейки? Или как мама — свалить за границу и забыть о всех родственниках?
Я тяжело вздохнула. Глеб был, в общем, неплохим парнем, но обида на свою мать, уехавшую на заработки и оставившую его с бабушкой и дедушкой, сделала его циником.
— Глеб, высшее образование откроет тебе больше возможностей.
— Каких? — он усмехнулся. — Снимать какой-то угол всю жизнь? Или копить до самой старости на однокомнатную квартиру, как ты?
Я прикусила язык. Что я могла ответить? Что он прав? Что система действительно несправедлива? Что даже с двумя высшими образованиями я с трудом наскребла на первый взнос?
В комнату вошла мама.
— Дашенька, ты уже дома! А мы тут с Глебом как раз обсуждали твою новую квартиру.
— Да? — я сразу насторожилась. — И что же именно?
— Да так, — она махнула рукой. — Просто размышляли, как там всё можно будет обустроить. Глебу ведь тоже скоро нужно будет где-то жить.
— И что? — я никак не могла понять, к чему она ведёт.
— Ничего, просто размышляли вслух. Вот у тебя теперь будет своя жилплощадь. Можно ведь и о племяннике подумать.
— В каком смысле «подумать»?
— Ну, может, выделишь ему комнату. Или ещё как-то поможешь. Мы же семья, правда?
Я посмотрела на Глеба. Он снова уткнулся в телефон, делая вид, что не слышит нашего разговора. Но его уши предательски покраснели.
— Мам, я только собираюсь въезжать. У меня однокомнатная квартира. Там нет отдельной «комнаты для Глеба».
— Ну, может, потом что-то придумаем, — она сладко улыбнулась. — Время покажет.
Этот разговор оставил очень неприятный осадок. Я ещё не успела въехать в собственное жильё, а мама уже, получается, распределяет там площадь для племянника?
Но я постаралась отмахнуться от этой мысли. Мало ли что она могла иметь в виду. Возможно, просто размышляла вслух.
В марте ремонтные работы были полностью завершены. Я потихоньку начала перевозить вещи из родительского дома. Каждая моя коробка, каждый чемодан вызывали у мамы приступ молчаливого неодобрения. Она не говорила ничего прямо, но её взгляды были красноречивее любых слов.
— Ты действительно собираешься жить там в полном одиночестве? — спросила она, когда я укладывала свои книги.
— Да, мам. Именно так.
— А если ты вдруг заболеешь? Если что-то случится?
— Вызову скорую помощь. Или такси. Или позвоню вам.
— Мы не сможем приехать мгновенно. У отца проблемы с давлением, ты же знаешь. А я с Глебом.
— Мам, я справлюсь. Честное слово.
Она покачала головой:
— Ты всегда была такой… самоуверенной. Думаешь, что весь мир у твоих ног.
Это было настолько далеко от истины, что я даже не нашлась с ответом. Самоуверенной? Я, которая всю жизнь сомневалась в каждом своём решении? Которая годами не могла скопить на собственное жильё, потому что помогала родителям и племяннику?
— Ладно, — вздохнула мама. — Поживём — увидим.
В конце марта пришло сообщение от застройщика: «Уважаемые дольщики! Приглашаем вас на подписание основного договора долевого участия. Вам назначено время: 15 апреля, 10:00».
Я перечитала сообщение три раза, не веря своим глазам. Вот он. Последний шаг перед тем, как квартира официально станет моей.
— Мам, пятнадцатого числа я иду подписывать основной договор! — крикнула я с порога, вернувшись с работы.
Она оторвалась от экрана телевизора:
— Какой ещё договор?
— Долевого участия. Помнишь, ты подписывала за меня предварительный? Теперь нужно оформить окончательный.
— А, — она кивнула. — Ну хорошо. А нам с отцом нужно присутствовать?
Я удивилась:
— Зачем? Это же моя квартира.
— Ну как же, — она поджала губы. — Мы же тогда подписывали бумаги. Значит, мы тоже имеем к этому отношение.
— Мам, ты подписывала его как мой представитель. Квартира оформлена на меня.
— Да? — она прищурилась. — А мне менеджер говорил что-то совершенно другое.
— Что именно?
— Что мы тоже в договоре указаны. Как… как там это называется… созаявители, что ли.
У меня всё похолодело внутри.
— Мам, это невозможно. Я оформляла ипотечный кредит на себя. Все платежи идут с моего личного счёта.
— Ну не знаю, не знаю, — она пожала плечами. — Я просто повторяю то, что мне сказали.
— Когда?
— Когда я подписывала. Сказал, что раз мы с отцом фигурируем в предварительном договоре, то и в основном тоже будем.
— Но это же полный абсурд! — я начала злиться. — Ты не могла быть указана в предварительном договоре. Ты подписывала его от моего имени!
— Значит, менеджер ошибся, — она невозмутимо пожала плечами. — Или я не так поняла.
Я достала телефон, нашла номер менеджера по продажам.
— Алло, Игорь? Это Дарья. Скажите, пожалуйста, кто конкретно указан в предварительном договоре на квартиру?
— Секунду, Дарья, сейчас проверю… Так, Петрова, четырнадцатый этаж… Да, вот: Петрова Дарья Сергеевна. Всё абсолютно верно.
Я выдохнула с облегчением:
— То есть только я? Никто больше?
— Да, только вы. А что-то случилось?
— Нет, ничего, просто уточняю. Спасибо.
Я положила трубку и посмотрела на маму:
— В договоре указана только я. Никаких созаявителей.
— Ну и хорошо, — она кивнула. — Значит, я ошиблась.
Но что-то в её интонации меня насторожило. Словно она была… разочарована?
Пятнадцатое апреля наступило стремительно. Накануне я почти не спала — перечитывала черновик документа, проверяла каждую цифру, каждый пункт. Всё должно быть безупречно.
Утром мама вдруг предложила:
— А давай я всё-таки съезжу с тобой. Всё-таки день очень важный.
— Не нужно, мам. Я сама справлюсь.
— Ты уверена? А вдруг там какие-то подводные камни? Юридические сложности?
Я улыбнулась, услышав эхо её же слов двухмесячной давности.
— Справлюсь, мам. Я всё тщательно проверила.
— Ну смотри, — она поджала губы. — Потом не говори, что я не предлагала свою помощь.
Я уже собралась и стояла у входной двери, когда она окликнула меня:
— Даш, а давай всё-таки выпьем кофе перед твоим этим важным делом. Я испекла твои самые любимые булочки с корицей.
Я колебалась. До встречи оставалось ещё полтора часа, время было. А мамины булочки, надо признать, были действительно потрясающими.
— Хорошо, давай.
Мы присели за кухонный стол. Мама заварила свежий кофе, достала горячие булочки прямо из духовки. Аромат корицы наполнил собой всю кухню.
— Помнишь, как мы пекли их вместе, когда ты была совсем маленькой? — спросила она, подливая мне кофе. — Ты всегда так старалась раскатать тесто идеально ровно.
Я улыбнулась:
— Помню. Это одни из самых счастливых воспоминаний.
— Вот видишь, — она накрыла мою руку своей. — Семья — это самое главное. Всегда была и будет.
Я кивнула. Да, семья очень важна.
Мама вдруг резко встала, подошла к серванту и извлекла оттуда толстую папку.
— Я тут кое-что подготовила, — сказала она, садясь обратно. — Пока ты собиралась.
— Что это? — я нахмурилась.
Она открыла папку. Внутри лежали какие-то бумаги.
— Переоформи свою новую квартиру на нас с папой, чтобы нам спалось спокойнее, — заявила мать, подвигая ко мне документы. — Мы с отцом хорошо подумали, и решили, что так будет единственно правильно. Я уже месяц не могу сомкнуть глаз — сердце того и гляди выпрыгнет от нервов.
Я замерла с чашкой в руке.
— Что ты сказала?
— Ну не тормози, — она закатила глаза, показывая нетерпение. — Оформи квартиру на нас с отцом. Вот, я уже всё приготовила. Нужна только твоя подпись, и мы поедем в офис.
Я отставила чашку, чувствуя, как холодеет всё внутри.
— Мама, ты лишилась рассудка? Это моя квартира. Я за неё плачу.
— И что? — она пожала плечами. — Мы с отцом тоже приложили свою руку. Я бегала, ставила подпись, рисковала. Если бы не я, ты бы эту квартиру не получила.
— Ты подписала предварительный договор как мой представитель! — мой голос дрогнул. — По моей личной просьбе! Это не даёт тебе никаких прав на это жильё!
— Даёт-не даёт, — она раздражённо махнула рукой. — Дело не в каких-то правах. Дело в том, что нам с отцом так будет спокойнее. У нас возраст уже совсем не тот, здоровье подводит. А ты ещё выйдешь замуж, родишь детей, всё перепишешь неизвестно на кого.
— Это моя жизнь, мам! И это моя квартира!
— А как же мы? — её голос стал ледяным и жёстким. — Мы для тебя ничего не значим? Всю жизнь тебя растили, обучали, заботились. А теперь, значит, побоку?
Куда же подевалась заботливая мать, испекавшая булочки с корицей? Передо мной сидела расчётливая и наглая женщина.
— Мам, — сказала я уже совсем тихо, — я всегда вам помогала и буду помогать. Но квартиру я оформлю на себя. И вы не имеете к ней никакого отношения. Хватит придумывать проблемы и переживать из-за моих денег. Это моё решение.
— Эгоистка, — процедила она. — Вы с сестрой одинаковые! В кого вы такие? Думаешь только о себе!
Я встала:
— Мне пора ехать. Не хочу опоздать на встречу.
— А как же документы? — она указала на папку.
— Оставь их себе, разумеется, — я взяла свою сумку. — Они мне не пригодятся.
— Ты пожалеешь, — бросила она мне вслед. — Мы с отцом не вечны. Кто о тебе позаботится, когда нас не станет? Кто даст совет, кто подскажет, когда станет совсем тяжело?
Я обернулась, уже стоя в дверях:
— Я сама, мам. Я сама о себе позабочусь.
В офисе застройщика было очень светло и просторно. Молодая девушка-менеджер приветливо улыбалась, протягивая мне договор:
— Вот, Дарья Сергеевна, проверьте, пожалуйста, все свои данные. Если всё верно, ставим подпись.
Я внимательно перечитала каждую строчку, сверила каждую цифру. Всё было безупречно. Моё имя, мои данные, моя квартира.
— Всё абсолютно верно, — сказала я, ставя свою подпись.
— Поздравляю! — девушка пожала мне руку. — Теперь осталось лишь зарегистрировать договор в Реєстрі нерухомості, и квартира официально ваша.
Я вышла из офиса на ватных ногах. В кармане лежал документ, подтверждающий, что я — единоличный собственник квартиры. Моей квартиры.
Телефон завибрировал. Мама.
Я не стала отвечать. Не сейчас. Сначала нужно прийти в себя, до конца осознать произошедшее. Понять, как жить дальше.
Вечером, вернувшись домой, я увидела маму у телевизора. Она даже не повернулась, когда я вошла.
— Оформила? — спросила она, не глядя на меня.
— Да.
— На себя?
— Да.
Она кивнула, всё так же не отрываясь от экрана:
— Что ж, твоё право. Только потом не прибегай, когда тебя припрёт.
Я промолчала. Что тут ещё скажешь?
— И когда ты собираешься переезжать? — спросила она спустя минуту.
— На следующей неделе. Закончу с регистрацией и перееду.
— Так быстро? — она наконец посмотрела на меня. — Даже попрощаться толком не успеем.
— Мам, я не на край света уезжаю. Буду приезжать к вам в гости.
— В гости, — повторила она с нескрываемой горечью. — К родителям — в гости.
— Мам…
— Иди, иди, — она равнодушно махнула рукой. — Собирай свои вещи.
Я ушла в свою маленькую комнату, закрыла за собой дверь. Села на кровать, обхватив голову руками. Неужели это будет продолжаться вечно? Неужели я буду постоянно чувствовать эту вину лишь за то, что просто хочу жить свою собственную жизнь?
Через неделю я собрала последние вещи и вызвала такси. Мама стояла в прихожей, скрестив руки на груди.
— Вот так вот просто уходишь? Даже чаю не попьём на прощание?
— Мам, я не ухожу навсегда. Буду приезжать в гости.
— Как знаешь, — она отвернулась. — Удачи.
Да, впереди меня ждёт ещё много таких разговоров с мамой. Много упрёков, обвинений, попыток манипуляции. Возможно, она никогда до конца не примет моего решения жить отдельно. Возможно, всегда будет видеть в этом самое настоящее предательство.
А вы, мои дорогие читатели, как считаете: в каком возрасте человек обретает полное моральное право жить так, как ему хочется, не чувствуя вины перед родителями? Поделитесь своими мыслями в комментариях! 👇🏠
