Анастасия села на край дивана, как на сковородку. Под попой — остатки чьих-то крошек. Вроде бы это был её дом, их с Игорем уютное гнёздышко, вычищенное до блеска перед самой свадьбой. Но сегодня оно больше напоминало хостел на одиннадцать койко-мест, где у каждого свой график посещения ванной и крик в голосовых связках.
— Это что, опять мама Игоря в душ пошла? — подумала она, судорожно вслушиваясь в плеск воды. — Трижды за утро! Её, наверное, подмывают в такт её комментариям к моим котлетам.
Котлеты, кстати, были нормальные. Не ресторан, конечно, но и не как «у мамы». И именно это было главной её проблемой. Всё сравнивалось. Всё обсуждалось. Причём громко. Причём с паузами, чтобы соседи тоже могли успеть сказать своё веское «ага».
— Ну что, доча, ты где там? — раздалось с кухни. Голос был певучим, масляным, с нотками яда — именно такими у гадюк, когда они улыбаются. — Котлетки-то не зажаристые. Твои, конечно, ничего… но суховаты. Я вот в молодости…
— Мам, может, ты не будешь сейчас сравнивать, а? — крикнул Игорь из-за стола, даже не отрываясь от тарелки. — Настя старалась.
— Да ладно, я ж не ругаюсь. Просто говорю, как есть. Это ж семья. Мы ж всё вместе. Мы ж как дома.
Анастасия разглядывала собственную вилку. Хотелось воткнуть её себе в бедро, чтобы отвлечься. Сцена была слишком знакомой. У неё не было такой семьи. Точнее, она была, но мама умерла, когда Насте было семнадцать. С тех пор она жила одна. Тишина — её лучшая подруга. Пространство — её религия. А теперь её богиню изгнали из храма, и на трон села Нина Петровна.
После свадьбы всё пошло не так. Слишком быстро. Сначала приехала мама Игоря. Потом сестра Игоря с мужем. Потом дети сестры, которые тут же разлили компот в прихожей и сломали ножку у стула. И каждый из них — «ненадолго».
— Настя, а ты видела, что у тебя на кухне соль не в том контейнере? — из-за холодильника выглянула Лариса, сестра Игоря. — Мы с мамой утром долго смеялись. У тебя всё по банкам, как в аптеке. Ты чё, санитарка?
— Я просто люблю порядок, — сдержанно ответила Настя, стискивая зубы. — И чтобы мои вещи стояли там, где я их оставила. Это привычка.
— Ну ты, главное, не обижайся! — Лариса хихикнула. — Мы тут по-хозяйски так… ну как дома. Нам не привыкать. Главное — чтобы атмосфера была.
Атмосфера была. Густая, как борщ. И такая же кипящая.
На третий день после свадьбы Настя поняла, что выходит замуж — не за Игоря. А за Игоря, его маму, его тётю Веру (которая звонила каждый вечер), троих племянников, одного непонятного соседа и понятие «мы всегда вместе».
Игорь, конечно, был хороший. Добрый. Весёлый. Симпатичный даже, когда не ел чипсы с размаху. Но абсолютно слепой к тому, что Настя таяла. Причём не как мороженое на солнце, а как проводка в старом доме — с треском и дымом.
— Настюх, ну чего ты? Они ж ненадолго. Потерпим пару деньков — и всё, — сказал он, кладя руку ей на плечо. — Ты ж понимаешь, они же семья.
— А я? — спокойно спросила она.
— Ну ты тоже. Просто у нас так принято. Дом — это место, где всегда открыта дверь. Не гони волну, а?
Волну она не гнала. Она уже тонет, просто он не замечает.
Когда к ним пришёл сосед дяди Миши с бутылкой и пледом («я же у вас всё равно мимо шёл»), Настя сбежала. Она вышла во двор, не глядя, куда идёт. На ней были тапки с зайцами и старый спортивный костюм. Через пятнадцать минут она сидела на лавке, глядя на фонарь, который моргал, как нервный тик.
К ней подсела пенсионерка с девятым айфоном и собакой в капюшоне. Настя не выдержала и вздохнула:
— У вас тоже в квартире музей имени родственников?
— Я давно одна. Всех разогнала, — с гордостью ответила бабка, даже не отрываясь от экрана. — Они-то приходят со словами «мы ж семья», а ты потом чайник закипай, подушки взбивай и ищи, кто съел твой йогурт. Нет уж. Дом — это крепость. А не проходной двор.
Настя кивнула. И подумала, что если кто-то в этом дворе понимает её — то это старушка с айфоном и чихуахуа.
На следующее утро Настя проснулась от звука дрели.
— Это что, ремонт? — вскинулась она, глядя на Игоря. Он уже был на кухне. Без рубашки. В тапках. Пил чай.
— Угу. Батя решил повесить полку в нашей спальне. Говорит, тебе не хватает места под полотенца. Он с заботой, не ругайся.
Она подошла к двери. Дрель рвалась в бетон, как её нервы в здравомыслие.
— А ты не хочешь ему сказать, что это наша спальня?
— Настюх, ты опять начинаешь. Он же не навсегда.
— Да, но он уже заселился.
— Ну… да. Но это ж не беда. Я думал, тебе нравится большая семья.
Она молча развернулась и ушла в ванную. Где снова лежала чужая мочалка. И кто-то уже намылил пол.
День, когда пришло письмо от нотариуса, Настя помнила в деталях. Старенький конверт, жёлтая бумага, мелкий шрифт. Бабушка умерла три месяца назад. Оказывается, она оставила Насте квартиру. Однокомнатную, старую, но тихую. В кирпичном доме. Без родни. Без дрели. Без полки для полотенец.
Игорь читал письмо через плечо.
— О, прикольно. Мы могли бы сдавать её. Или туда маму переселить. Ну или ящик с инструментами туда поставить — батя давно просил уголок.
— Это моя квартира, — тихо сказала Настя.
— Ну, ты же не против? Всё ж для семьи.
— А я? — она снова задала тот же вопрос. Только теперь в ней уже что-то треснуло. Явно и громко. На этот раз не в проводке. — Я тоже семья? Или просто удобная пристройка к вам?
— Настюх, ты загоняешься…
Она не ответила. Но уже знала, что сделает.
Когда Настя вышла из нотариальной конторы, она уже знала, что так больше не будет. Не знала, как именно будет, но точно — не так. Под каблуками стучал асфальт, как метроном, отсчитывающий последние такты их с Игорем брака. И в ушах звенело только одно: «Мы могли бы туда маму переселить».
Маму. В её квартиру.
В ту самую, где висела занавеска с сиреневыми цветами (ещё бабушка выбирала, не шторы, не переживай), где пахло старыми книгами и чуть-чуть — аптекой. В ту самую, куда Настя в детстве приезжала на каникулы. Где бабушка наливала чай из пузатого чайника и говорила: «Никогда не позволяй другим жить за тебя».
А сейчас кто-то уже метит туда тумбочку и свекровь.
Игорь встретил её на кухне, разложив продукты. В пакете — «любимые вкусняшки Настюши»: сыр с плесенью, мини-круассаны и виноград без косточек.
— Вот, думаю, вечером посидим. Ты чего такая серьёзная?
— Готовься, — спокойно сказала Настя, ставя на стол копию свидетельства о праве на наследство. — Я переезжаю.
— В смысле? — он даже не разозлился, просто не понял. — Ты о чём?
— В свою квартиру. На Краснознамённой.
Он замолчал. Минуту. Полторы. Потом резко засмеялся.
— Настюх, ну ты чего? Ты что, правда думаешь, что можно просто так вот взять — и уйти?
— А почему нет? — она уже не злилась. Даже голос был спокойный. Это было не бегство. Это была эвакуация.
— Ты сбегаешь из-за моей мамы?
— Нет, — она встала и начала собирать вещи. — Я ухожу из-за того, что ты не видишь, как живёт твоя жена.
— Ну я же не могу выкинуть семью! — он вскинул руки, как на допросе. — Это же не люди с улицы! Это моя мать, моя сестра, мои племянники!
— А я? Я кто? Временная прописка? Дополнение к борщу?
— Да ну ты загоняешься, — снова.
Эта фраза должна быть запрещена законом. Как мелодия из TikTok, которую ты слышишь в мозгу даже ночью.
На следующий день Настя переехала. Без драмы. Без чемоданов на такси. Просто позвонила подруге и сказала:
— Оля, я стартую. Будет нужен человек на разбор завалов — звони.
Подруга привезла пиццу, тёплый плед и бутылку полусладкого. Это был лучший переезд в истории. Настя сидела на полу, в старом свитере, с бокалом и ощущением, что наконец-то дышит. Полной грудью. Не через тряпку, которой заклеили рот.
— Игорь писал? — спросила Оля.
— Писал. «Ты перегибаешь». Потом: «Давай поговорим». Потом: «Я всё маме объясню, только не уходи». А потом опять про то, как он нас любит. Нас. Коллективно.
— Классика. А ты?
— Я пока молчу.
— Героиня. Я бы ему на дверь квартиру оформила. С надписью «Вход по паспорту и уважению».
Настя усмехнулась. Впервые за долгое время.
Через три дня он пришёл. Сам. Без свиты. В одиночку. Стучал в дверь, долго, с паузами. На лице — не злость. Растерянность. Как у ребёнка, который сломал любимую игрушку и надеется, что можно починить изолентой.
— Настя, я… — он не знал, с чего начать. — Можно я просто поговорю?
— Входи, — сказала она и сделала шаг в сторону. — Только без театра. И без того, что «ты не так поняла».
Он прошёл, сел на табуретку. Вцепился в неё, как утопающий.
— Я не хочу тебя терять. Я просто… ну… у нас всегда было так, что все вместе. Я не знал, что это тебя душит. Ну не до такой степени.
— Потому что ты никогда не спрашивал. Ты думал, что если тебе комфортно — значит, всем комфортно.
— А ты не могла сказать? Ну… раньше?
— Я пыталась. Но ты смеялся. Говорил, что я придумываю. Что «всё нормально». А я уже не могла дышать. Я хотела домой. И поняла, что у меня его нет. Потому что в нашем доме я — не хозяйка. Я — гостья с функцией мытья посуды и улыбки на лице.
Он посмотрел на неё. Долго. Тяжело.
— Настя, я люблю тебя.
— Ты знаешь, сколько людей любят друг друга и живут при этом как в аду?
— Я не хочу, чтобы у нас было как в аду.
— Тогда научись говорить «нет» своим родственникам. И «да» — своей жене.
Он молчал.
— Я не говорю, что всё кончено, — добавила Настя уже мягче. — Но мне нужен воздух. И дверь с замком. За которой не стоят чужие тапки.
Он встал. Подошёл. Хотел обнять. Она шагнула назад.
— Дай мне время. Одной. В тишине.
Он кивнул.
— Я подожду. Я даже могу переселиться к Пете на диван. Я просто… дай мне шанс.
— Шанс — это не пустые слова. Это действия. Начинай с них.
Он вышел. Настя закрыла дверь. Повесила цепочку. И села на пол, глядя на старую лампу.
Дом. Это звучит… тихо. И впервые — правильно.
Началось всё в субботу. Настя собиралась в душ, когда телефон завибрировал на столе, как бешеный будильник.
Групповой чат «Котовы Family»:
Нина Петровна: «Настенька, ты не забыла, что сегодня мы хотим посмотреть твою квартиру? Приезжаем к часу. Приготовь, пожалуйста, чай».
Настя моргнула.
Потом ещё раз.
Какие-то люди хотят осмотреть её квартиру и просят приготовить чай?
Это уже не дерзость. Это — агония здравого смысла.
Она набрала Игоря. Без прикрас.
— Объясни, пожалуйста, с какого перепугу твоя мама считает, что я должна принимать экскурсию по моей квартире?
— Да ты чего, Настя, — заулыбался он сквозь трубку. — Ну это же просто посмотреть! Мама говорит, что там хорошая планировка, можно будет что-то придумать…
— Что-то придумать?! — Настя перешла в режим «начальник отдела судебных исков». — А ты вообще слышишь, что ты несёшь?
— Ну не кипятись. Просто семейный интерес.
— Семейный интерес — это когда вы на семейные деньги что-то купили. А я эту квартиру не у вас выиграла в лотерею, а получила в наследство. От бабушки. Которую ты, между прочим, один раз видел — на фото!
— Не надо так остро…
— Остро?! Я сейчас на вилку могу кого-то посадить — вот насколько остро!
Она бросила трубку. И тут же снова набрала. Но не его. А адвоката. Вадим Аркадьевич — бывший клиент её отдела. Разводился с женой, и Настя тогда помогла ему найти риелтора.
— Вадим Аркадьевич, здравствуйте. Вопрос: если кто-то хочет незаконно вселиться в мою собственную квартиру, я могу их легально оттуда выпроводить?
— Конечно, Анастасия. У вас есть свидетельство о праве собственности?
— Есть.
— Отлично. Тогда смело вызывайте полицию, если кто-то придёт без вашего согласия. И поставьте дверь покрепче. Железную. И замок нормальный, не этот магнитный фуфел из 90-х.
В 13:10 раздался звонок. Громкий, уверенный, как будто курьер принёс имперский трон.
Настя открыла дверь ровно на цепочку.
— Здравствуйте, Нина Петровна. Что-то хотели?
— Ну как что! — бодро заулыбалась свекровь, за спиной которой стояли её сестра Валя и племянница Лерочка с селфи-палкой. — Хотели посмотреть квартиру. Мы же теперь, можно сказать, вместе.
— Вы знаете, у меня сейчас проводится санитарная обработка. От чужих ожиданий и наглости. Вход воспрещён.
— Ну-ну, — фыркнула Валя. — Подумаешь, наследство! Всё равно вы с Игорем вместе. Какая разница, кто на кого что оформлено?
— О, вам в налоговую бы с такими взглядами! — хмыкнула Настя. — На всякий случай: квартира оформлена на меня. Только. И доступа сюда у вас нет. Вообще никакого.
— Вот именно поэтому Игорю и нужно в суд подавать! — злобно кивнула Валя. — Чтобы разделить по-честному!
— Суд на что? На квартиру моей бабушки?
— Так вы же женаты!
— Больше — нет, — спокойно ответила Настя. — Вчера я подала на развод. Через Госуслуги. Быстро, удобно, без очередей и родственников.
— Ты что, серьёзно?! — это уже Игорь подбежал сзади. — Настя, ну ты же могла сказать…
— Я говорила. Много раз. Ты не слушал. Теперь — слушай. Мы разводимся. Я остаюсь тут. А вы — идёте вон.
— Да кто ты такая, чтобы так с нами?!
— Собственница квартиры, Валентина Николаевна. Дверь закроется через три, две, одна…
БАМ.
Настя прислонилась к двери и впервые за долгое время засмеялась вслух. Нервы, конечно. Но всё же.
Через неделю Игорь прислал сообщение:
«Настя, я всё понял. Я идиот. Я больше не хочу с ними жить. Я хочу быть с тобой. Пожалуйста, позволь мне хотя бы прийти и поговорить».
Настя долго смотрела на экран. Потом написала:
«Можно. Но не сегодня. И не в эту квартиру. Найди свой адрес. А потом — приходи.»
ИТОГ
Анастасия развелась с Игорем. Получила документы и спокойно заперла дверь. Наконец-то.
Вечером она сидела с бокалом вина и смотрела на пустую комнату. Ни шума. Ни посторонних тапок. Только она и квартира. Настоящая, своя.
Иногда счастье — это просто когда никто не трогает твой Wi-Fi и твою душу.
