Алена сидела в приёмной детского дома и старалась унять дрожь в руках. Кирилл рядом внимательно рассматривал информационный стенд, но она знала — это просто его способ справиться с переживаниями. Три года попыток. Три года между надеждой и отчаянием. И вот они наконец здесь.
— Ты нормально себя чувствуешь? — Кирилл сел рядом.
— Мне страшно, — честно призналась Алена. — Мы же два месяца учились в школе для приёмных родителей, все эти тесты прошли, а я всё равно боюсь, что скажут — не подходите.
— Знаешь, что психолог говорила? Если не волнуешься — значит, не готов стать родителем.
Дверь кабинета отворилась.
— Волковы? Я Татьяна Сергеевна Мельниченко, заместитель директора по социальной работе. Проходите.
Кабинет оказался самым обычным — стол, шкафы с папками, пара кресел для посетителей.
— Присаживайтесь. Ваши документы в полном порядке, заключение органов опеки положительное. Расскажите своими словами — почему вы решили усыновить?
Алена начала первой:
— У нас вторичное бесплодие с неуточнённым диагнозом. Проще говоря, врачи не могут объяснить, почему не получается. Мы могли бы годами пробовать ЭКО, но… решили, что важнее стать родителями, чем обязательно родить самим.
— Предпочтения по возрасту есть?
— Дошкольник, — ответил Кирилл. — Четыре-шесть лет примерно. Понимаем, что малышей разбирают быстрее, но нам хочется ребёнка, с которым уже можно общаться, что-то объяснять.
— По полу?
— Без разницы, — сказала Алена. — Действительно, без разницы.
Татьяна Сергеевна кивнула.
— У нас несколько детей подходящего возраста. Процедура такая: сначала общее знакомство в игровой, потом, если найдёте контакт с кем-то из детей, можно будет встретиться отдельно. Но хочу предупредить — не рассчитывайте на то, что ребёнок немедленно бросится в ваши объятия. Эти дети уже пережили потерю, они очень осторожны с новыми взрослыми.
В игровой было шумно. Человек восемь детей были заняты каждый своим делом — кто-то смотрел мультики, кто-то возился с конструктором.
Воспитательница, полная женщина лет пятидесяти, отвлеклась от заполнения журнала:
— Так, внимание! К нам пришли гости — Алена и Кирилл. Поздоровайтесь.
Нестройное «здрасьте» — и дети вернулись к своим занятиям. Только один мальчик продолжал смотреть на них — худенький, с тёмными волосами, в растянутой футболке с Человеком-пауком.
Алена подошла к столу, где две девочки клеили аппликацию. Кирилл двинулся к мальчишкам у телевизора.
— Что смотрите? — спросил он.
— «Фиксиков», — буркнул рыжий пацан. — Больше ничего не показывают.
Темноволосый мальчик подошёл ближе, встал в стороне.
— Тебя как зовут? — Кирилл присел на корточки.
— Мирон. А вы за кем пришли?
— Мы пришли познакомиться. А что, часто приходят?
Мирон пожал плечами:
— Бывает. Только обычно маленьких забирают. Или девочек.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, мальчики сложнее.
Кирилл внимательно посмотрел на ребёнка. Что-то в его лице казалось знакомым, но что именно — понять не мог.
— А сколько тебе лет?
— Пять. И четыре месяца, — важно добавил Мирон. — Я уже большой.
Подошла Алена:
— Привет. Ты Мирон, да? А что любишь делать?
— Рисовать. И книжки смотреть. Читать ещё не очень умею, но учусь.
Следующие полчаса они провели, общаясь с разными детьми, но взгляд постоянно возвращался к Мирону. Мальчик не навязывался, но и не уходил далеко, будто ждал чего-то.
В кабинете Татьяна Сергеевна открыла папку:
— Расскажу коротко о тех детях, с кем вы общались. Начну с Мирона, раз уж вы с ним больше всего времени провели. Мальчику пять лет и четыре месяца. В учреждении с рождения.
— То есть мать отказалась в роддоме? — уточнила Алена.
— Да. Юридически он свободен для усыновления. Проблем со здоровьем нет, развитие соответствует возрасту. Правда, есть некоторая задержка речи, но логопед говорит, что это поправимо.
— А что известно о родителях? — спросил Кирилл и тут же пояснил: — В смысле, медицинская история, наследственность…
— Данных немного. Мать указана в документах, но контактов с ребёнком не поддерживала. Отец не установлен. Если решите двигаться дальше с этим ребёнком, сможете ознакомиться с медицинскими документами подробнее.
— Можно узнать имя матери? — Кирилл старался говорить ровно. — Просто чтобы понимать, её происхождение или…
Татьяна Сергеевна заглянула в документы:
— Кузнецова В.С., 1994 года рождения, место рождения — город Дніпро. Больше сказать не могу, личные данные.
Кирилл почувствовал, как его лицо потеряло всякий румянец. Кузнецова, 94-й год, їх город. Совпадений слишком много.
— Вам плохо? — забеспокоилась Татьяна Сергеевна. — Воды принести?
— Нет, всё нормально, — Кирилл попытался взять себя в руки. — Просто… волнительно всё это.
Алена внимательно посмотрела на мужа, но промолчала.
— Мы хотели бы подумать, — сказала она. — Можно прийти через несколько дней?
— Конечно. Только имейте в виду — я обязана рассматривать все заявления. Если появятся другие кандидаты…
— Мы понимаем.
В машине молчали. Алена ждала, пока муж заговорит. На светофоре не выдержала:
— Кирилл, что происходит? Ты чуть сознание не потерял, когда про мать услышал.
Он сжал руль:
— Возможно, я знал её. Фамилия, год рождения — всё совпадает с одной моей… знакомой из университета.
— Знакомой?
— Ладно, не просто знакомой. У нас были отношения на последнем курсе. Месяца три, не больше. Потом она исчезла — перевелась в другой вуз или бросила учёбу, я точно не знаю. Никто не знал, куда она делась.
— И ты думаешь, этот мальчик может быть…
— Не знаю, что думать! — Кирилл резко припарковался у обочины. — Понимаешь, какая ситуация? Мы пришли усыновить ребёнка, а там, возможно… Хотя с чего я взял? Мало ли Кузнецовых 94-го года рождения?
— Но ты так не считаешь.
— Мирон… Когда я на него смотрел, было ощущение чего-то знакомого. Но я сам себя накручиваю, наверное. Хочется верить, ищешь сходство…
Алена положила руку ему на плечо:
— Поехали домой. Надо всё обдумать спокойно.
Дома Кирилл достал старый фотоальбом, нашёл снимки с выпускного. Вот она — Вероника Кузнецова. Красивая, уверенная в себе. На одном фото они вместе — молодые, беззаботные.
— Она? — спросила Алена, заглядывая через плечо.
— Да. Смотри, глаза — один в один как у Мирона. Но это ещё ничего не значит.
Алена взяла альбом, внимательно разглядывала фотографии:
— Красивая. Что между вами произошло?
— Ничего особенного. Весенний роман, выпускной курс. Я думал, это серьёзно, даже знакомить с родителями собирался. А она в мае просто пропала. Телефон не отвечал, в общежитии сказали — съехала. Я даже к её родителям в область ездил, но там меня встретили в штыки, сказали, чтобы не искал.
— И всё? Ты не пытался выяснить?
— Пытался пару месяцев. Потом решил — значит, не судьба. Если человек так явно не хочет общаться… — Кирилл потёр лицо руками. — Господи, Алена, что делать? Если это правда мой сын?
— А что, если проверить? ДНК-тест можно же сделать.
— Как? Мы ещё не опекуны, никто не разрешит медицинские манипуляции с ребёнком.
— Тогда давай рассуждать логически. Когда у вас был роман?
— Март-май 2019-го.
— Мирону пять лет и четыре месяца. Родился он, получается, в апреле-мае 2019-го. Сроки… сходятся.
Они сидели на кухне, пили уже третью чашку чая. Алена первая прервала молчание:
— Знаешь, что я думаю? Неважно, твой он биологически или нет. Мы искали ребёнка и нашли. Мальчик замечательный, контакт есть. Разве это не главное?
— Алена, ты понимаешь, что ты говоришь? Если он мой сын, то получается, я пять лет не знал о его существовании. Он рос в детском доме, пока я…
— Пока ты не знал о нём. Это не твоя вина. Но теперь мы можем это исправить. Дать ему семью.
— А ты? Сможешь принять ребёнка, который, возможно, от моей бывшей?
Алена задумалась:
— Странно это всё, не спорю. Но знаешь… Когда я смотрела на Мирона, видела просто ребёнка, которому нужна семья. Если честно, он мне сразу приглянулся. Ещё до твоей… реакции.
— Спасибо, — Кирилл взял её за руку. — Но давай всё-таки выясним наверняка. Хотя бы попробуем.
— Как?
— Попробую найти Веронику. Или хотя бы узнать точно — та ли это Вероника. В конце концов, сейчас есть соцсети, поисковики…
Следующие два дня Кирилл провёл в поисках. Вероника Кузнецова словно растворилась — никаких следов в интернете, бывшие однокурсники тоже ничего не знали.
— Может, фамилию сменила? — предположил его друг Олег. — Замуж вышла.
— С ребёнком на руках? Сомневаюсь.
— А что родители её? Ты же говорил, ездил к ним.
— Это в трёх часах езды. И не факт, что они ещё там живут.
— Съезди, — неожиданно сказала Алена. — Серьёзно, съезди. Иначе ты себе места не найдёшь.
На следующее утро Кирилл отправился в небольшой городок, где когда-то жили родители Вероники. Дом нашёл быстро — память оказалась цепкой.
Дверь открыла пожилая женщина, в которой он с трудом узнал мать Вероники:
— Вам кого?
— Здравствуйте, Лидия Павловна. Я Кирилл Волков, учился с Вероникой…
Женщина изменилась в лице:
— Уходите. Нет у меня никакой Вероники.
— Подождите! Мне просто нужно знать…
— Сказала же — уходите! — дверь захлопнулась.
Кирилл постоял на крыльце, не зная, что делать. Из соседнего двора вышла женщина с ведром:
— Мужчина, вы к Кузнецовым? Они никого не принимают. После того, как Вероника их опозорила…
— А что случилось?
Соседка оказалась словоохотливой:
— Да как что? Принесла в подоле, родителям не сказала даже. Они только через полгода узнали, когда она в роддоме уже была. Отец её чуть инфаркт не схватил. А она ребёнка бросила и уехала куда-то. Лидия Павловна до сих пор убивается, внука так и не увидела.
— А куда Вероника уехала?
— Кто ж знает? Говорили, то ли в Киев, то ли за границу. Лидия Павловна пыталась внука забрать, да ей не отдали — возраст, здоровье. Так мальчонка в детдоме и остался.
Кирилл поблагодарил и пошёл к машине. Теперь сомнений не оставалось.
Почему она не сказала? Почему просто исчезла? И почему оставила ребёнка?
Телефон разорвал тишину. Звонила тёща.
— Кирилл? Как прошла встреча? Алена трубку не берёт.
— Нормально прошла, — уклончиво ответил он. — Мы ещё думаем.
— Что думать-то? Выбирайте ребёнка и забирайте! Мы с отцом поможем, вы же знаете.
— Спасибо, мам. Передам Алене.
Он поднялся к спальне, постучал:
— Ален, можно войти?
— Входи.
Она сидела на кровати, обняв колени.
— Мама звонила. Спрашивала, как прошло.
— И что ты ответил?
— Что мы думаем.
Алена подняла на него покрасневшие глаза:
— А о чём тут думать? Мы нашли твоего сына. Твоего родного сына, которого бросила мать. Конечно, мы должны его забрать.
— Алена…
— Нет, послушай меня! — она встала, начала ходить по комнате. — Я три года не могу забеременеть. Три года! А у тебя есть сын. Родной сын! Красивый, умный мальчик, который ждёт семью. Как мы можем его оставить?
— А ты? Ты сможешь его полюбить? Зная, что он от другой?
Алена остановилась, посмотрела ему в глаза:
— А ты любил её?
— Нет. То есть… Мне казалось, что да. Но это было увлечение. Молодость, гормоны. Не любовь.
— Тогда какая разница? Мирон — невинный ребёнок. Он не виноват, что его мать оказалась… такой. И он заслуживает семью. Нашу семью.
— Алена, ты уверена? Это огромная ответственность. И потом… А если объявится Вероника? Если захочет его вернуть?
— Не захочет. Пять лет не хотела, и дальше не захочет. Кирилл, послушай меня. Да, я в шоке. Да, это неожиданно и странно. Но может… Может, это судьба? Мы не можем завести своего ребёнка, а твой сын ждёт нас в детском доме. Это же знак!
Кирилл обнял жену:
— Ты потрясающая, ты знаешь?
— Знаю, — она слабо улыбнулась. — Но у меня есть условие.
— Какое?
— Никаких тайн. Мы сделаем тест ДНК. Если он действительно твой сын — мы расскажем ему правду, когда он подрастёт. Не сразу, но расскажем. Никакой лжи в нашей семье.
— Согласен. И ещё…
— Что?
— Спасибо тебе.
На следующий день они снова приехали в детский дом. Мирон увидел их из окна и прибежал встречать:
— Вы правда пришли! А я думал… Многие обещают и не приходят.
У Алены защипало глаза. Она присела перед мальчиком:
— Мы обещали — мы пришли. Мирон, хочешь прогуляться с нами? Татьяна Сергеевна разрешила.
— Правда? А можно?
Они гуляли по парку рядом с детским домом. Мирон бегал за голубями, собирал жёлтые листья, дарил их Алене. Кирилл учил его бросать камешки в пруд.
— А у вас есть собака? — спросил Мирон.
— Нет. А ты хочешь собаку?
— Очень! Только Татьяна Сергеевна говорит, что в детском доме нельзя. А в настоящем доме можно?
— В настоящем доме можно, — подтвердил Кирилл. — Если все согласны и готовы за ней ухаживать.
— Я готов! Я буду гулять, кормить, причёсывать!
Алена и Кирилл переглянулись. В этот момент оба поняли — решение принято.
Вечером того же дня Кирилл позвонил Татьяне Сергеевне:
— Мы хотим начать процедуру усыновления Мирона.
— Я рада это слышать. Приезжайте завтра, оформим документы. Процесс небыстрый, но я вижу, что вы настроены серьёзно.
— Более чем.
Следующие два месяца пролетели в хлопотах. Документы, суды, проверки. Кирилл тайком сделал тест ДНК — благо, в детском доме не возражали против медицинского осмотра ребёнка потенциальными родителями. Результат подтвердил его догадки — Мирон был его сыном.
Алена приняла эту новость спокойнее, чем он ожидал:
— Я уже привыкла к этой мысли. И знаешь что? Мне даже легче. Он не совсем чужой. В нём течёт твоя кровь. Кровь человека, которого я люблю.
Они навещали Мирона каждые выходные. Приносили игрушки, книжки, сладости. Мальчик расцветал на глазах. Воспитатели говорили, что он стал лучше есть, крепче спать.
— Он ждёт вас всю неделю, — призналась воспитательница. — Считает дни до выходных.
Параллельно они готовили детскую. Алена выбирала обои с машинками, Кирилл собирал мебель. Купили целую библиотеку детских книг, конструкторы, машинки.
— Не слишком много? — забеспокоился Кирилл. — Не избалуем?
— После пяти лет в казённом доме? Вряд ли. Пусть у него будет всё, о чём мечтают мальчишки.
И вот настал день, когда все формальности были улажены. Они приехали в детский дом уже как родители.
Мирон ждал их в своей комнате, рядом стоял маленький чемоданчик с вещами.
— Это всё? — удивилась Алена.
— Личных вещей у детей немного, — объяснила воспитательница. — В основном казённое.
— Ничего, купим новое, — Кирилл подхватил чемоданчик. — Готов, чемпион?
Мирон кивнул, крепко вцепившись в руку Алены.
— А мы правда едем насовсем? Это не на выходные?
— Насовсем, — подтвердила Алена. — Теперь ты будешь жить с нами. Мы теперь семья.
— Семья, — повторил Мирон, словно пробуя слово на вкус.
Они попрощались с персоналом, с детьми. Некоторые смотрели с завистью, но больше было искренних пожеланий удачи.
В машине Мирон притих, с интересом разглядывая проносящиеся за окном дома.
— Далеко ехать?
— Минут сорок. Устал?
— Нет. Просто… Это правда происходит?
У Алены сжалось сердце. Она повернулась к мальчику:
— Правда, солнышко. Больше ты никогда не вернёшься в детский дом. Обещаю.
Дома Мирона встретили воздушные шарики и плакат «Добро пожаловать домой!». Мальчик замер на пороге детской:
— Это… моя комната? Только моя?
— Только твоя, — подтвердил Кирилл. — Нравится?
Вместо ответа Мирон бросился им на шею, обнимая обоих сразу:
— Спасибо! Спасибо! Я буду хорошим, обещаю! Буду слушаться и помогать!
— Эй, эй, — Кирилл присел перед сыном. — Ты не обязан быть идеальным. Ты можешь шалить, капризничать, даже злиться иногда. Мы всё равно будем тебя любить. Понял?
Мирон кивнул, но в глазах читалось сомнение. Алена понимала — потребуется время, чтобы мальчик поверил, что это навсегда.
Первые недели были непростыми. Мирон боялся что-то сломать, испачкать, сделать не так. Ел всё, что давали, даже если не нравилось. Ложился спать по первому слову.
— Он как робот, — пожаловалась Алена свекрови Валентине Петровне. — Боится дышать лишний раз.
— Дай время, — мудро ответила Валентина Петровна. — Ребёнок пять лет жил по казённому распорядку. Когда поймёт, что вы никуда не денетесь, расслабится.
Переломный момент случился через месяц. Мирон играл в гостиной и случайно опрокинул вазу. Любимую мамину вазу, которую Алене подарила бабушка.
Услышав звон, она выбежала из кухни. Мирон стоял посреди осколков, белый как полотно:
— Я… я нечаянно… Простите… Не отдавайте меня обратно!
Алена опешила:
— Что? Мирон, милый, кто сказал про «обратно»?
— Андрей в детдоме говорил. Если будешь плохо себя вести, тебя вернут. Я правда не хотел!
Алена осторожно перешагнула через осколки, обняла трясущегося мальчика:
— Послушай меня внимательно. Мы никогда, слышишь, никогда не вернём тебя обратно. Что бы ты ни натворил. Ты наш сын, понимаешь? Навсегда.
— Но ваза…
— Ваза — это просто вещь. Ты важнее тысячи ваз. И знаешь что? Она мне всё равно не очень нравилась.
Вечером, укладывая Мирона спать, Кирилл спросил:
— Сынок, ты правда боялся, что мы тебя вернём?
Мирон кивнул:
— В детдоме говорили, что иногда возвращают. Если ребёнок не подошёл.
— Ты нам подошёл идеально. Знаешь, мы очень долго тебя искали.
— Правда?
— Правда. Искали именно тебя. И наконец нашли.
Мирон обнял игрушечного мишку, которого ему подарила Алена:
— Я рад, что вы меня нашли.
— Мы тоже рады, малыш. Спи.
Кирилл вышел из детской и обнаружил Алену, стоящую за дверью со слезами на глазах.
— Эй, что случилось?
— Ничего. Просто… Я его люблю, Кирилл. По-настоящему люблю. Как будто сама родила.
Он обнял жену:
— Я знаю. Я тоже.
Прошло полгода. Мирон превратился из тихого, запуганного мальчика в обычного ребёнка. Он шалил, капризничал, не хотел есть брокколи и ложиться спать вовремя. И это было прекрасно.
Они даже завели собаку — рыжего спаниеля по имени Джек. Мирон, как и обещал, исправно гулял с ним и кормил.
Летом поехали на море. Мирон впервые увидел море и был в полном восторге. Строил замки из песка, собирал ракушки, визжал от восторга, когда волны накрывали его с головой.
— Мама, смотри! — крикнул он, показывая очередную находку.
Алена замерла. Он назвал её мамой. Впервые.
Вечером, когда Мирон уснул, она рассказала Кириллу:
— Он назвал меня мамой. Просто взял и назвал. Как будто так и должно быть.
— Так и должно быть, — улыбнулся Кирилл. — Ты же его мама. Настоящая мама.
Осенью Мирон пошёл в школу. Алена волновалась больше него:
— А вдруг дети будут дразнить? Вдруг учительница окажется строгой?
— Ален, расслабься. Обычная школа, обычные дети. Всё будет хорошо.
И всё действительно было хорошо. Мирон быстро нашёл друзей, учился с удовольствием. Учительница хвалила — мальчик схватывает на лету.
А потом случилось то, чего Кирилл втайне боялся.
Он забирал Мирона из школы, когда к нему подошла женщина:
— Кирилл? Кирилл Волков?
Он обернулся и застыл. Вероника. Постаревшая, но всё ещё красивая.
— Вероника? Что ты здесь делаешь?
— Я… я живу неподалёку. Увидела тебя случайно и… — она перевела взгляд на Мирона. — Это он?
— Пап, кто эта тётя? — спросил Мирон, крепче сжимая руку отца.
— Это… знакомая. Давай пойдём домой, мама ждёт.
— Кирилл, подожди! — Вероника схватила его за рукав. — Мне нужно поговорить с тобой. Наедине.
— Нам не о чем говорить.
— Это мой сын!
— Нет, — жёстко ответил Кирилл. — Это мой сын. Мой и моей жены. Ты отказалась от него, помнишь?
— Я была молодая, глупая! Я не знала, что делаю!
— Пять лет, Вероника. Пять лет он ждал семью в детском доме. Где ты была эти пять лет?
— Папа, пойдём домой, — Мирон дёргал его за руку. — Мне эта тётя не нравится.
— Сейчас, сынок. Вероника, послушай меня внимательно. У тебя нет никаких прав на этого ребёнка. Ты отказалась от него. Мы его усыновили. Официально, законно. Это наш сын. И если ты попытаешься…
— Я не буду, — Вероника отступила. — Я просто… Я жалею, понимаешь? Каждый день жалею.
— Жалеть поздно. Живи своей жизнью, а нас оставь в покое.
Он развернулся и пошёл к машине, крепко держа Мирона за руку.
— Папа, почему та тётя плакала? — спросил мальчик, когда они сели в машину.
Кирилл помолчал, подбирая слова:
— Она когда-то сделала ошибку. И теперь жалеет. Но некоторые ошибки исправить нельзя.
— А она хотела меня забрать?
Проницательный ребёнок. Кирилл посмотрел сыну в глаза:
— Никто и никогда тебя у нас не заберёт. Запомни это. Ты наш, и мы тебя никому не отдадим.
Дома он рассказал всё Алене. Она выслушала молча, потом спросила:
— Думаешь, она будет проблемы создавать?
— Не думаю. Она понимает, что у неё нет шансов. Но на всякий случай я завтра позвоню нашему юристу.
— И правильно. — Алена помолчала. — Кирилл, а может, пришло время?
— Для чего?
— Рассказать Мирону правду. Не всю, он ещё маленький. Но объяснить, что ты его родной папа.
— Ты думаешь?
— Да. Пока он не начал что-то подозревать. Дети же не глупые, он мог что-то понять из разговора с Вероникой.
Они позвали Мирона в гостиную. Мальчик сел между ними на диван, настороженно глядя то на одного, то на другого:
— Я что-то натворил?
— Нет, солнышко, — Алена обняла его. — Мы просто хотим тебе кое-что рассказать. Помнишь, мы обещали, что в нашей семье не будет тайн?
Мирон кивнул.
— Так вот, — начал Кирилл. — Та тётя, которую мы встретили… Это твоя биологическая мама. Та, которая тебя родила.
Мирон нахмурился:
— Но она же меня бросила?
— Да. Она была очень молодая и не готова быть мамой. Поэтому отказалась от тебя.
— А ты? — Мирон посмотрел на отца. — Ты тоже меня бросил?
— Я не знал о тебе, — честно ответил Кирилл. — Она не сказала мне, что беременна. Если бы я знал, я бы никогда тебя не оставил.
— Значит… ты мой настоящий папа? — медленно произнёс Мирон.
— Да. Биологический папа. Но знаешь что? Это не так важно. Важно то, что мы с мамой тебя любим. Что мы семья.
Мирон перевёл взгляд на Алену:
— А ты? Ты не моя настоящая мама?
У Алены сжалось сердце, но она ответила спокойно:
— Смотря что считать настоящей мамой. Я тебя не рожала. Но я тебя люблю, забочусь о тебе, переживаю, когда ты болеешь, радуюсь твоим успехам. Разве это не делает меня настоящей мамой?
Мирон задумался, потом кивнул:
— Делает. Ты самая настоящая мама. Лучше всех.
— Ты не расстроен? — осторожно спросил Кирилл.
— Немножко. Но… — Мирон пожал плечами. — Та тётя меня бросила, а вы забрали. Значит, вы мои настоящие родители.
Детская логика в своей простоте была мудрее многих взрослых рассуждений.
— И ещё, — добавил Мирон. — Я рад, что папа мой родной папа. А то Дима из класса говорит, что я на вас не похож.
— Зато на бабушку похож, — улыбнулся Кирилл. — У неё точно такие же глаза, как у тебя.
— Правда? Круто!
Вечером, когда Мирон уснул, Алена и Кирилл сидели на кухне, пили чай.
— Как думаешь, мы правильно сделали? — спросил Кирилл.
— Абсолютно правильно. Он имеет право знать правду. И я рада, что он воспринял всё так спокойно.
— Дети вообще мудрее нас. Для него главное — что мы его любим.
— И что мы его не бросим.
— Никогда.
Алена помолчала, потом сказала:
— Знаешь, я думала… Может, попробуем ЭКО? Всё-таки хочется ещё ребёнка. Братика или сестричку для Мирона.
— Ты уверена? Это дорого, и нет гарантий…
— Попробуем один раз. Если не получится — значит, не судьба. Но у нас уже есть Мирон. Что бы ни случилось, мы уже родители.
Кирилл взял её за руку:
— Ты потрясающая женщина, Алена Волкова.
— Я знаю, — она улыбнулась. — Поэтому ты на мне и женился.
Год спустя они сидели в той же кухне, но теперь Алена держала на руках маленький свёрток.
— Сестрёнка! — Мирон осторожно погладил малышку по головке. — Она такая маленькая!
— Ты тоже был маленьким, — сказала Алена.
— Неправда! Я сразу был большим!
Взрослые рассмеялись. ЭКО сработало с первого раза, к удивлению даже врачей.
— Видимо, вам просто нужно было сначала найти Мирона, — сказала доктор. — Иногда судьба работает именно так.
Девочку назвали Златой. Мирон оказался заботливым старшим братом — помогал купать, укачивал, когда плакала, даже пелёнки научился менять.
— Я же обещал быть хорошим братом, — серьёзно говорил он.
Вероника больше не появлялась. Кирилл слышал от общих знакомых, что она вышла замуж и уехала в другую страну. Что ж, наверное, так было лучше для всех.
Иногда Алена думала о том, как странно устроена жизнь. Они не могли завести ребёнка, а в итоге у них их двое. И Мирон, которого она любила всем сердцем, как родного. Потому что он и был родным — не по крови, а по душе.
— Мама, — позвал Мирон, — Злата опять твой телефон схватила!
— Иду!
Алена поспешила в детскую, где восьмимесячная Злата увлечённо грызла мамин смартфон, а Мирон пытался выменять его на погремушку.
Обычные семейные будни. Счастливые будни.
Вечером, укладывая детей спать, Алена поймала взгляд мужа. Они улыбнулись друг другу поверх детских головок. Слова были не нужны.
У них была семья. Настоящая, любящая семья. И это было главное.
