Марина не любила болтать по телефону, а вот её свекровь, Ольга Валерьевна, очень. Она говорила без умолку, подробно рассказывая невестке о перипетиях жизни своих соседей и знакомых, о которых Марина зачастую слышала впервые. Оставалось вздыхать и терпеливо слушать.
Но в этот раз молодая женщина обрадовалась звонку, ей было необходимо разделить хоть с кем-то отличную новость, которую она узнала только что, побывав у врача.
Наконец-то подтвердился радостный, и такой желанный для неё факт — она беременна! Марина тут же набрала номер мужа, но он не отвечал. Скорее всего, Денис находился на очередном совещании.
Да и свекровь звонила не просто так, а по вполне уважительной причине: как раз сегодня была годовщина свадьбы её сына и Марины.
Марина срывающимся от волнения голосом сообщила радостную новость Ольге Валерьевне.
— Господи, наконец-то! А Денис знает? Какое счастье, я так рада! — затрещала свекровь, — Мариш, я еду к вам! Сегодня мы устроим настоящий праздник!
Свекровь приехала через час с небольшим. В руках у неё были сумки с фруктами и овощами: будущей матери особенно нужны витамины!
— Так что, — спросила Ольга Валерьевна с порога, — Денису-то сказала уже?
— Не дозвонилась, — развела руками Марина, — и, раз уж так получилось, я хотела бы сообщить ему эту новость сама.
— Да, отличная идея, сюрприз! — проходя на кухню, сказала свекровь, — спустя пять лет, у вас всё получилось! Вот, не зря в Израиль ездили, к святыне.
— Да, не зря, — Марина положила руку на живот.
— Ну, а что врач говорит? — разбирая сумки, спросила свекровь.
— Пока что ничего. Просто подтвердил факт беременности, пять недель, маточная.
— Ну, отлично! — свекровь обняла невестку, — давай придумаем что поставить на праздничный стол!
— Да я, в общем, готовилась к встрече Дениса. У нас же годовщина, — Марина открыла холодильник и продемонстрировала свекрови ожидающие своего часа салаты и нарезки.
— А на горячее что? — осведомилась Ольга Валерьевна.
— А что на горячее? Денис обещал сегодня прийти пораньше, часам к семи. Так он обычно в девять приходит, и мы не ужинаем.
— Как в девять? — насторожилась свекровь, — почему в девять?
— Так он в спортзал ходит. Ему доктор прописал, — сказала Марина.
— И давно? — глухим голосом спросила свекровь.
— Месяца два.
— Понятно, — Ольга Валерьевна попыталась отогнать неприятные мысли, — ну а в семь горячее не повредит?
— Денис не будет горячее, он просил «лёгкий стол», если поест на ночь, не будет спать, изжога замучит.
— Вон оно, что! — покачала головой свекровь.
— Если бы я знала, что вы приедете, я бы приготовила курочку или зразы, — оправдывалась невестка.
— Ради меня ничего дополнительно готовить не нужно, — махнула рукой свекровь, — тем более, я сама напросилась.
— Ну что вы! — улыбнулась Марина, — может, пока попьём чаю? Или, хотите, кофе. У меня есть хороший, из Эквадора.
— Нет, я больше чай люблю. Есть у вас зелёный?
— Есть, только в пакетиках. Ничего? — ставя чайник на плиту, спросила Марина.
— Давай в пакетиках, — согласилась свекровь, и, как бы между прочим, проронила: — А если девочка родится, Мариш, как назовёшь?
— Мне нравится имя Жанна, — не думая, ответила невестка, доставая из шкафчика керамические чайные пары.
— Жанна Денисовна, по моему, неблагозвучно. Мне не нравится! — Ольга Валерьевна пыталась не выдать охватившее её смятение. Она не любила это имя, да что там — она ненавидела его: ведь именно так звали женщину, которая увела из семьи отца Дениса.
Ольга Валерьевна следила за точными движениями невесткиных рук и пыталась понять, знает ли она об этом. Но, Марина вела себя так естественно и непринуждённо, что свекровь успокоилась: не знает. Ей не хотелось думать иначе.
— Ну, у нас ещё есть время на раздумье. Примерно восемь месяцев! — Марина поставила перед свекровью чашку чая, — простите, к чаю ничего нет. Боюсь растолстеть, потому и не покупаю!
— А что же Денис? Он тоже на диете? — Ольга Валерьевна взяла щипчиками сахар, но передумав, положила обратно.
— Денис вообще молодец! Так взялся за своё здоровье, два месяца уже ходит в бассейн и в зал. Пиво не пьёт, пресс качает!
— Может, поэтому всё так удачно сложилось? — Ольга Валерьевна скосила глаза на живот невестки, намекая на ребёнка.
— Не знаю, всё может быть! — засмеялась та.
Неожиданно раздался звонок в дверь. Часы на кухонной стене показывали только четверть седьмого.
— Это Денис! Откройте ему, пожалуйста, я мигом! — Марина рванула в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Ольга Валерьевна оценила это и пошла открывать. За дверью, действительно, был её сын.
— Мама? Что ты тут делаешь? Я только что заезжал к тебе, теперь понятно, почему не застал! — по нему было видно, что не очень -то он рад встрече.
— Как что делаю? — удивилась она, — приехала на ваш семейный праздник! Но я удивлена: где цветы? Шампанское?
— Всё в прошлом мама. В прошлом! — отчеканил он. Взгляд его был дерзким. Ольга Валерьевна даже отшатнулась к стене.
— Денис! — из ванной вышла преобразившаяся Марина. Она подошла к мужу, чтобы обнять его, но почувствовав холод, опустила руки, — что-то случилось, Динь?
Он посмотрел сквозь неё и гадко ухмыльнувшись, сказал:
— Я ухожу от тебя, Марин.
— Как? — Марина побледнела и пошатнувшись, прислонилась к стене.
— Я люблю другую женщину! Меня достала твоя… Ограниченность!
— Денис! Опомнись! У вас будет ребёнок! — крикнула, не сдержавшись, Ольга Валерьевна.
— Это правда? — спросил Денис жену. Та, всё ещё находясь в оцепенении, слегка кивнула.
— Прости, Марин, но этот ребёнок некстати, — сказал он, как можно мягче. Он взял её руку, но она вывернула её и звонко стукнула его по лицу. Денис повернулся, чтобы выйти.
— Ой! Что же это такое делается? — охнула Ольга Валерьевна и схватилась за сердце.
Марина посмотрела на побледневшую свекровь и бросилась к ней. Вдвоём с Денисом они положили Ольгу Валерьевну на кушетку в гостиной.
— Мам, хочешь, я отвезу тебя в больницу, внизу меня ждёт машина, — обеспокоено сказал Денис.
— Нет, спасибо. Мне бы водички, и мою сумку, там таблетки! — слабым голосом сказала она, отметив, как сын облегчённо выдохнул. Когда Марина побежала ей за водой, она сжала губы и прошептала:
— Что ты делаешь? Вернись в семью, сын! Марина наконец-то беременна, ты нужен ей, нужен ребёнку!
— Мама, я встретил девушку…
— Не надо! — отмахнулась от него Ольга Валерьевна, — знаю я, этих… девушек!
— Мам, ты только не волнуйся. Мы взрослые люди, всё сами решим.
— Решит он! Тоже мне, решала! Марина любит тебя. И ты её любил так, что со мной ругался, забыл? Что же случилось?
В комнату вошла Марина со стаканом воды и сумочкой свекрови. Ольга Валерьевна достала таблетку селена, который давно принимала в качестве пищевой добавки, и запила водой.
— Спасибо, Мариш!
— Мам, тебе лучше? Мне надо идти, меня ждут, — тихо сказал матери Денис.
Она отвернулась, не удостоив его ответом. Хлопнула входная дверь. Марина вздрогнула и села в кресло с потухшим взглядом.
— Мариш… не расстраивайся ты так. Может быть, всё образуется! — попыталась ободрить невестку Ольга Валерьевна.
— А я, как дура, губы красила… — медленно произнесла Марина, и, как сомнамбула вышла на кухню. Вскоре свекровь услышала странные звуки: словно кто-то задыхается. Она мигом вскочила и выбежала на кухню. За столом обхватив голову, сидела её невестка и рыдала, странно хватая ртом воздух. Её била нервная дрожь. Теперь настала очередь свекрови подавать невестке воду.
— Ничего, ничего… всё будет хорошо, доченька… ничего, вот увидишь! — гладила она её по голове, как ребёнка.
— Он ме-е-еня неее лю-ю-ю-би-и-и-ит! — всхлипывала Марина. Тушь растеклась по её лицу, отчего она стала похожа на викторианского призрака. Через несколько минут поток иссяк. Марина сидела за просолённой её слезами праздничной скатертью и икала.
— Хотите выпить, Ольга Валерьевна? — внезапно спросила она свекровь.
— Нет, что ты, мне ещё домой! А хочешь останусь с тобой? Кино какое-нибудь доброе посмотрим, отвлечёшься!
— Да нет, не хочу я кино. Не волнуйтесь, со мной всё будет нормально. Я бы, вот только выпила немного, для сна.
— Тебе нельзя! Забыла, у тебя будет ребёнок! Ему вредно, так что забудь!
— Я не буду рожать! — вдруг изменившимся голосом сказала Марина. — Пока он маленький, он ничего не почувствует.
— Ты что? — Ольге Валерьевне чуть на самом деле не стало плохо, — не смей даже думать об этом! Даже животные не убивают своих детей!
— Так животные… лучше людей, — сказала Марина и снова икнула. Потом она достала откуда-то сигарету и чиркнула зажигалкой.
— Ты что, курить задумала? Брось сейчас же! — Ольга Валерьевна хотела отобрать у невестки сигарету, но та оказалась ловчее.
— Вы мне не мать! — крикнула она.
— Ты носишь моего внука! Не надо обвинять меня в том, что мой сын оказался подлецом. Впрочем, как и его отец. Он ведь тоже бросил меня беременную!
— Да? А мне говорил, что его папа погиб при исполнении! Что он был разведчиком, — невестка затянулась, и выпустив дым, закашлялась.
— Брось, брось травить ребёнка, Марина! Он не виноват! Что же ты творишь?
— Простите, Ольга Валерьевна. Не знаю, что на меня нашло! Конечно, ни вы, ни тем более, ребёнок, не виноваты в том, что Денис меня разлюбил.
Она медленно затушила сигарету в керамическом чайном блюдце.
— Мариночка, ты иди, доченька, ополосни лицо, а я нам чайку соображу! — ласково сказала свекровь. Она не знала, что ответить невестке.
Через час, уверившись, что Марина успокоилась, Ольга Валерьевна отправилась домой. Подходя к своему подъезду она увидела свет в окнах своей квартиры и поняла: Денис ночует у неё.
— Добрый вечер! — хмуро сказала она, открыв дверь. В коридоре было темно. Из-под двери комнаты, в которой когда-то жил Денис, и в которой последний год своей жизни жила его бабушка, выбивался свет. Ольга Валерьевна прислушалась: ей послышались голоса, причём один из них — женский. «Неужели девицу свою сюда притащил» — с раздражением подумала она.
Тут дверь открылась и она увидела сына. Он был пьян.
— О! Мамочка наша вернулась! Привет, мамуля! — он полез к ней целоваться, но она с отвращением вывернулась.
— Завтра поговорим! Сажай девицу на такси, чтобы духу её здесь не было! — она специально говорила громко, чтобы той было слышно.
— Мам, ну зачем? — прошептал сын, — она хорошая, моя Яна… хочешь познакомлю?
— У меня нет ни малейшего желания знакомиться с ней! Я спать хочу! — она прошла мимо сына в свою комнату, и пожалела, что в своё время не врезала замок.
Ночью ей привиделся кошмар. Ей снилось, что она стоит в каком-то странном месте. Вокруг неё снуют люди. И вдруг она видит Марину, разговаривающую с каким-то страшным человеком в черной длинной мантии. У невестки на руках ребёнок, и она отдаёт его страшному человеку. Тот прячет ребёнка под мантию и быстро уходит.
«Марина! Марина, забери у него ребёнка» — в ужасе кричит Ольга Валерьевна, но вместо крика из её рта доносится хрип.
Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Она видела свою комнату, как в тумане. Вспомнив, что у неё ночевал сын, и он был пьян, она выскочила в ночной рубашке в коридор, и столкнулась нос к носу с рыжей девицей, которая окинув её взглядом сверху вниз, сделала шутовской реверанс:
— Здрасьте!
— Вы кто? — скрестив руки на груди, строго спросила Ольга Валерьевна.
— А Денис вам про меня не рассказывал? Яна! — дерзко вскинула голову девица.
— А почему, собственно, он мне должен рассказывать? Вы в курсе, что у Дениса беременная жена?
— Да, он сообщил мне эту новость, — лицо юной нахалки казалось озабоченным, — но я уже успела его полюбить. Вашего сына. Соу мач!
— Не надо мне тут сказки рассказывать про любовь! Я тебя насквозь вижу! — возмутилась Ольга Валерьевна, — вон из моего дома!
Послышался спуск воды в туалете и вскоре мать увидела сына. Он выглядел помятым и опухшим.
— Денис! Ты дома?! А работа? — ужаснулась Ольга Валерьевна.
— Я отпросился, — хриплым голосом ответил он, — плохо себя чувствую.
— Пить меньше надо! — не выдержала мать, и повернулась к Яне: — а вам, девушка, давно пора домой!
— Мой дом там, где мой любимый! — виляя тощим задом, Яна подошла к Денису, и обняв его, уставилась, не мигая, на Ольгу Валерьевну.
— Я сказала: вон отсюда! Иначе я буду вынуждена вызвать полицию!
— Мам, ну хватит тебе нас стращать! Мы уйдём, я только оклемаюсь чуток, — прохрипел Денис. Ольга Валерьевна, не в силах вынести такого зрелища, ушла в свою комнату, и сидела там, пока не услышала возню в прихожей, а после и стук в дверь.
— Мам, — пряча глаза, сказал Денис, — бабушка же мне свою комнату отписала. Я бы хотел получить ключи. Мне некуда идти.
— Как некуда? А к Яне?
— Она в Иваново живёт. Далековато.
— Денис, ты же знаешь, что комната сдаётся! Ты не можешь прийти и выгнать человека, у нас с ним, между прочим, договор!
— Да ладно, договорюсь я с ним. Художник, он нормальный мужик, поймёт.
— Откуда ты знаешь, что я сдаю комнату художнику? — удивилась мать.
— Было дело, познакомились! — дыхнул перегаром сын.
— А Марина вчера говорила, что ты не пьёшь, здоровье бережёшь: зал, бассейн! — вздохнула Ольга.
Ключи сыну она не дала, сказав, что сначала переговорит с квартирантом лично. Денис не знал главного: баба Катя незадолго до смерти стала подозрительна и внезапно переписала комнату на свою дочь.
Жена Дениса, Марина, была из Ульяновска, и бабка, Царство ей небесное, заподозрила в ней охотницу за столичным жильём. Ольга всё собиралась рассказать об этом сыну, но как-то не получалось. Ей было неловко, и она давно пообещала себе, что перепишет жильё на сына, как только у них с Мариной родится малыш.
Денис был неопытен в этих делах, и до сих пор пребывал в уверенности, что бабушка оставила комнату ему — единственному и любимому внуку.
Художник вторую неделю изнемогал от творческого штиля. Сюжет картины, над которой он работал последние три недели, перестал возбуждать его. Работа встала, и Никита Львович, как истинный творец, терпеливо ждал, когда его гулящая муза вернётся к нему и вдохнёт в его творение жизнь, а в существование — смысл. Иногда он брался за заказы: не брезговал делать упаковки для известных и не очень фирм, хотя эта рутинная работа лишь усугубляла творческий кризис. Агрессивный рекламный дизайн не способствовал вдохновению на создание шедевра! Реклама — это не искусство, сколь не пытались нас убедить в обратном бесталанные эндиуорхолы. Был бы Энди не гей, кто бы о нём вспомнил? Но в то время, когда он жил, этого было достаточно, чтобы о тебе заговорили. А родись он сейчас? Пролетел бы, как фанера над Парижем, геев сейчас пол Европы. А вот по-настоящему талантливых людей по-прежнему мало. Так что, фокус в том, чтобы оказаться в нужном месте и в нужное время. Размышляя так, художник скинул халат и нагишом прошлёпал к огромному антикварному шкафу, оставшемуся от бабули, что жила в этой комнате прежде. На одной из дверей изнутри было зеркало в полный рост. Никита Львович придирчиво осмотрел свою фигуру. «Н-да, увы, не Аполлон», — сказал он вслух, потирая заросший рыжей щетиной подбородок.
На столе всё ещё стояла засохшая роза; помнится, он купил её для своей Музы. Алый цветок, с шипастым стеблем, теперь превратился в чёрную тень былой красоты.
Странно, но роза так и засохла, не распустившись до конца. Все её лепестки были на месте, только высохли, стали шершавыми на вид. Так завянет когда-нибудь и его Муза, и он сам. «Всё тлен», — сказал сам себе художник, открывая мини-бар. Он как раз раздумывал, «пить или не пить», когда услышал характерное царапанье. Так стучалась в его дверь соседка, ровесница Революции.
— Один момент, Домна Капитоновна! — крикнул художник, спешно надевая халат.
Он подошёл к двери, щёлкнул замком и приоткрыл её.
— Никит, там к тебе внук Катерины Наумовны! Вместе с дочкой твоей, Музой, прости Господи! — старушка перекрестилась и прошаркала в свою комнату. Она очень страдала с тех времен, как её давняя подруга заболела и уехала к дочери, сдав свою комнату художнику. Никита, конечно, был вежлив и обходителен, правда изъяснялся как-то витиевато: «Раскумарим косячок, а, Домна Капитоновна?» в общем, был мужчина со странностями.
Какое-то время у него жила девчонка. Звал он её Музой. Старушке она не нравилась: рыжая, дерзкая, с татуировкой на шее в виде бабочек. К тому же, вела она себя вызывающе — увидев Домну Капитоновну впервые, обозвала её «раритетом»: так и сказала, «это, мол, что за раритет»? Художнику даже стыдно за неё стало. Извинившись перед соседкой, он увёл пигалицу в свою комнату.
А потом они включили громкую музыку. Не душевную, которую любила слушать Домна Капитоновна, а современную, скрип и грохот, от которого хотелось залезть под одеяло. Утром Домна Капитоновна встретила рыжую в туалете. Та курила, сидя на унитазе, бесстыдно расставив ноги в солдатских высоких ботинках. Срамота!
— Что бабуль, приспичило? Сейчас освобожу! — нахалка бросила бычок в унитаз, легко соскочила с него, и даже не смыв, пошла вразвалочку в комнату художника.
— А ты, милк, кем приходишься Никите Львовичу? — просила Домна Капитоновна, — дочка, штоль?
— Штоль! — засмеялась бесстыжая Муза.
— А, ну тогда ладно, — проворчала бабка, сразу поверив. Ей было спокойнее думать, что художник порядочный человек, хотя в глубине души она понимала, что порядочность нынче — вещь крайне зыбкая, как карточный домик. Ткни, и развалится.
И вот сейчас эта дочка Муза пришла под ручку с внуком её покойной подруги, Екатерины Наумовны.
— Аааа! Какие люди! — увидев незваных гостей, протянул художник, впрочем, без всякого энтузиазма. Он пригласил гостей в комнату, где они уселись за круглым дубовым столом.
Никита Львович всматривался в лицо Дениса. Он знал это лицо очень хорошо, гораздо лучше, чем собственное. Дело в том, что сняв комнату у бабки, художник невольно оказался в обществе её внука. Фотографии Дениса были повсюду. Вот он, маленький, учится держать ложку; вот, он на утреннике в садике; вот, впервые идёт в школу. Патлатый подросток со смеющимися глазами — тоже он. И студенческие фото и даже свадебные! Кругом Денис! Художник позвонил тогда ещё здравствовавшей Екатерине Наумовне и попросил разрешения снять фото со стены. «Ни в коем случае!» был ответ. Тогда Никита Львович нашёл изящное решение — он просто задрапировал стены комнаты недорогой тканью. Бабушку успокоил, что так фотографии не выцветут, а напротив, превосходно сохранятся на долгие годы. И старушка согласилась. О том, что она умерла, художник узнал от её дочери. Никита Львович опасался, что новая хозяйка выселит его, но опасения были напрасны — Ольга Валерьевна оказалась очаровательной женщиной, и сказала, что пока не планирует жить здесь.
Ну, а потом явился её сын, лицо которого он так хорошо знал. Денис пришёл заявить, что им с женой нужно выплачивать ипотеку, и он планирует продать эту комнату, чтобы сразу покрыть долг. Он дал художнику месяц, чтобы тот нашёл себе новое жильё. Но где же такое найдёшь? Прямо напротив — старинная площадь. Комната, которую снимал художник, находилась в единственной сохранившейся коммуналке, оставшейся в прекрасно сохранившемся, историческом доме. Квартиры сверху и снизу уже были расселены, сделав евроремонт, там теперь жили очень солидные, уважаемые люди — снизу известный певец, сверху — депутат Государственной Думы. Квартира художнику не по карману, да и ехать в спальный район он не мог. Нет ничего более убийственного для творческого человека, чем безликие, однотипные дома. Человеку искусства жить в бетонном коробе с видом на такие же короба немыслимо и небезопасно: он сходит с ума и в один прекрасный день путает дверь с окном! Статистика не даст соврать: в центре города, где присутствует нормальная, человеческая архитектура, такое происходит в виде исключения, тогда как на безликих окраинах — постоянно.
Муза жевала жвачку и елозила взглядом по драпировке стен.
— А где же «Человек дождя?» — спросила она, не увидев на стене картину, которая ей, по всей видимости, очень нравилась.
— Я тут ходил на юбилей к одному известному политику, — соврал художник, — взял в качестве подарка!
Ну не говорить же ей, в самом деле, что картину он продал, чтобы купить себе необходимое!
— Жалко. Она мне нравилась! — тяжело вздохнула Муза, но тут же оживилась, — ладно, трава-мурава есть?
— Нет. Есть портвейн, красный, крымский. Будете? — художник повернулся к буфету и загремел стаканами. Он всё хранил здесь, чтобы не возбуждать интерес соседки.
— Нет, спасибо! — побледнел Денис, и художник сразу определил, что тот вчера перебрал.
— А я выпью! — звонко щебетнула Муза, подставляя под горлышко бутылки мутный стакан. Художник впервые увидел её лицо так близко при свете дня. Сейчас он разглядел на нём морщинки у глаз и на лбу. «Всё тлен» — пронеслось в голове. Но, махнув стакан портвейна, он, забыв обо всём на свете, пал в ноги рыжей Музе и умолял вернуться к нему. Но Муза только звонко смеялась и морщила свой очаровательный носик.
— Так значит, договорились? — пожимая художнику руку на прощанье, сказал Денис, — через три дня, максимум четыре, комната должна быть свободна. Мы поняли друг друга?
— Да, — художник приставил ладонь ко лбу, словно отдавая честь. Проводив гостей и вернувшись к себе в комнату, он рухнул на кровать и заснул.
На следующий день он, как ни старался, не смог вспомнить суть разговора с Денисом. Лишь смутно припоминал, что Муза ушла от него к внуку Екатерины Наумовны, который вел себя вчера весьма недружелюбно. Несмотря на то, что Муза окончательно бросила его, художник вдруг ощутил такой прилив вдохновения, что уняв похмельную жажду, тотчас встал к мольберту. Творить!
Звонок в дверь был таким настойчивым, что Никите пришлось прервать работу. Домна Капитоновна, очевидно, ушла по делам, раз открыть было некому.
Художник набросил поверх рабочей одежды халат и пошёл открывать.
— Денис? — удивился он, открыв дверь, — не ждал тебя так скоро!
— Как так: «не ждал»? А договор?! — не снимая обуви, Денис прошёл в комнату, и увидев, что художник даже не начинал собирать вещи, нахмурился.
— Я думал, что… какое сегодня число? — лепетал Никита Львович, стыдливо загнув палец, высунувшийся через дырку в носке.
— Четырнадцатое! Расстались мы, если ты помнишь, десятого.
— Не помню… — потупился художник.
— Ладно. Хату себе нашёл? Я могу хоть сейчас тебя забросить, если быстро соберешься! — Денис смотрел на него с жалостью, если не сказать, с брезгливостью. Сам он был в обтягивающей рубашке-поло, подчёркивающей рельеф мышц.
— Не нашёл пока! — умоляюще посмотрел на него художник, — Денис, я прошу повременить! Будь человеком!
— Сколько?
— Неделю. Хотя бы…
— Нет, я не могу столько ждать. Собирайся.
— Но я заплатил за этот период! — вспомнил художник.
— Я вернул тебе деньги, дружище. Ты что же это, вообще ничего не помнишь? — он начинал разражаться, — в общем так, если завтра не съедешь, я вернусь с полицией, понял?
Он открыл дверь, и чуть не зашиб старушку-соседку, вернувшуюся из-магазина.
— Здорово, бабушка!
— Здравствуй, здравствуй, милок, — Домна Капитоновна проскочила мимо Дениса, и ловко скинув уличные тапочки, влезла в домашние, с неодобрением посмотрев на пыльные кроссовки Дениса, оставившие на темном линолеуме пыльные следы.
— До завтра, Домна Капитонна, — усмехнулся тот, — завтра у вас будет новый сосед! Я! — и он, выйдя из квартиры, поскакал по лестнице вниз, оставив старушку в сильном смятении.
— Чего это? — спросила она у художника, — ты что, Никит, съезжаешь? Нашёл куда?
— К сожалению, не нашёл, — не поднимая головы, ответил Никита, — но Денис требует освободить комнату до завтра.
— И он, значит, собирается тут жить с … твоей дочкой?
— Ну какая же она мне дочь?— удивился Никита, — так, натурщица..
— Ай-яй-яй! Вот, горюшко! Нет, ну мне такое соседство совсем не нужно! Ты хоть и малахольный, Никита, но хоть пол мыл в свою очередь и не буянил.
— Может быть, среди ваших приятельниц может быть, кто-то сдал бы мне комнату на первое время, а?
— Да какое там? Мои приятельницы почитай, все на кладбище, — махнула рукой Домна Капитоновна.
— Я пропал! Завтра он меня выселит на улицу! — простонал художник.
— А по какому праву? Ты с Олей-то говорил?
— Нет, а что?
— А то, — старуха подняла указательный палец вверх, что она собственница комнаты, а не её сын! Позвони ей, попроси хотя б отсрочки! Она девка добрая, я уверена, пожалеет тебя!
Через полчаса Никита стучал в комнату старухи. В руках у него был торт-полено.
— Домна Капитоновна, это вам!
— Да что ты милок, я такое уж давно не ем! — ахнула та.
— А чем, чем вас порадовать? — сияя, спросил Никита.
— А за что? Ты толком скажи, что случилось-то? — она жестом пригласила художника войти. Комната у неё была намного меньше, и всё в ней было таким компактным, словно кукольным. На столе вязаная скатерть, на полированном секретере тоже.
— Садись, не стесняйся, — озвучила приглашение хозяйка, — так что, ты позвонил Ольге?
— Позвонил! Она вообще не в курсе того, что её сын меня выселяет. А я ещё удивился: чего это он дверь не открыл своим ключом? А оказывается, она и ключи ему не дала! Мне показалось, что он её обидел.
— Это всё поди, из-за пигалицы малолетней! — старушка сняла очки и положила их на стол.
— Ну, не такая уж она малолетняя! Ей, наверное, уж к тридцати идёт!
— Не может быть! — старушка всплеснула руками, — я в тридцать уже главбухом была на производстве, и меня по имени-отчеству величали!
— Ну, сейчас другое время, уважаемая Домна Капитоновна! — так что, торт? Может, чайком побалуемся?
— Чайком можно, а торт мне не полезен, улыбнулась соседка, и пошла за художником на кухню, включить электрический чайник.
Тем временем, Ольга Валерьевна пыталась дозвониться до сына, но он был вне зоны доступа.
Яна приехала покорять столицу, когда ей едва исполнилось восемнадцать. Её мать часто меняла партнёров, и девочка с детства усвоила, что мужчины — это источник либо различных благ, либо проблем. Вся соль в том, чтобы находить первых, дистанцируясь от вторых. Она пробовала учиться, поступала в институты, сначала во ВГИК, потом попроще, но неуспешно. Работать она не хотела и поэтому порхала, как бабочка от одного к другому. Обнаружив у себя первую морщинку, поняла: красота не вечна. Ей нужен муж.
Художник ей очень нравился. С ним было интересно, он рассказывал красивые притчи, расшифровывал ей сюжеты шедевров мировой живописи. Но он был не богат, и жил в съемной комнате. Как только на горизонте появился Денис, успешный, хоть и женатый, Яна немедленно сделала ставку на него.
Денис работал в известном рекламном агенстве ключевым программистом. Он ничего не видел кроме работы и дома, где его ждала надоевшая жена. Яна очень хорошо знала, как подцепить на крючок такого мужчину, у неё был опыт и задор.
Через месяц знакомства Денис думал только о ней, Яне. Она рассказала ему, что увлекается психологией, и судя по всему, жена Дениса является манипулятором. Каждый день она впрыскивала своей жертве понемногу яда, и, вуаля! Денис возненавидел жену.
При этом, как ни странно, сама Яна тут же потеряла к нему интерес. Она крутила и вертела Денисом как хотела, он покупал ей одежду и дорогие безделушки, водил в рестораны и поселил в недешёвой гостинице. И при всём этом он считал манипулятором жену!
Яна гордилась собой, но была разочарована в нём. Одно только держало её — Москва! Это её город, город таких как она — молодых, амбициозных, циничных! Она будет жить здесь, цель так близка! И не в какой-то там коммуналке, а в роскошной квартире! Но сначала, ей нужна прописка. Пусть даже и в этой халупе.
Яна ждала Дениса в машине. Подниматься не стала, не хотела видеть унижение художника. Денис, разумеется, вытряхнет его со всеми картинами. Даже жаль немного Никиту. Он называл её своей Музой, но она так ничего не успела у него взять в подарок, хотя некоторые картины ей очень нравились. Ей их некуда вешать. Пока.
Вернулся Денис. Он был хмур, сел за руль и молча выехал на дорогу.
— Ну что там? Он уже упаковался? Когда мы сможем заезжать? — спросила Яна.
— Если завтра не съедет, я лично его с лестницы спущу, сказал Денис.
— Денис, тогда отвези меня, пожалуйста, в гостиницу. Что-то я устала, — вздохнула она, разглядывая покрытые ярким лаком ногти.
— Нет, сначала мы поедем к моей матери, и заберём ключи от моей комнаты.
— А ты уверен, что она тебе их отдаст?
— А куда она денется? Комната моя по праву! — ответил тот.
— Мне кажется, твоя мать меня не любит! — Яна надула губки.
Денис помолчал, словно что-то обдумывая. Припарковавшись у подъезда, он уверенно сказал:
— Полюбит! Ты со мной, или здесь подождёшь?
— Подожду. А то ещё твоя мамаша в драку полезет. Она же на стороне твоей жены!
— Потерпи, скоро я буду свободен, как ветер! — ухмыльнулся Денис.
— Ой, Денис, ты подал на развод?! — взвизгнула она, и затрясла кулачками, отметив про себя, что всё идёт по плану.
Ольга Валерьевна возвращалась с работы, когда заметила машину сына и его самого рядом. Он разговаривал с кем-то, сидящим на пассажирском сиденье. Ольга Валерьевна, вспыхнув, тут же отошла за толстый ствол тополя.
Сын не заметив её, пошёл к подъезду, и скрылся в дверях. Стукнула дверца машины, девушка вышла из салона, хлопнула дверью, и достав сигарету, прикурила.
Ольга Валерьевна, повинуясь какому-то чувству, вышла из укрытия и направилась к ней.
— Здравствуйте, Яна! — улыбнулась она, поравнявшись с ней, — а где же ваш кавалер?
Яна, застигнутая врасплох, подавилась дымом, и кашляла, стуча себя в грудь.
— Что такое? Может быть мне постучать? — продолжала Ольга Валерьевна, и подойдя к ней вплотную, прошептала:
— Денис плохой вариант для щучки, вроде тебя. Женат, скоро у него будет ребёнок…
— Он подал на развод! — прокашляла Яна, изобразив на лице подобие торжествующей улыбки.
— Ну и что? Как принес заявление, так и заберёт! Пока что у него ничего нет, кроме его цепей! Если, конечно, вы готовы принять его с чемоданом, и всеми его закидонами, тогда вопросов нет. С милым рай и в шалаше!
И Ольга Валерьевна пошла к подъезду, гордо подняв голову. Навстречу ей вышел сын.
— Мам, привет. Отдай ключи! — без обиняков начал он.
— Какие ключи? — подняла брови мать.
— Ну, от моей комнаты!
— В твоей комнате защёлка, а не замок!
— Мам, прошу не надо! Ты прекрасно понимаешь, что я о бабкиной комнате говорю! — раздражённо сказал Денис.
— Ах, вон оно как. Она из бабушки стала бабкой! Я в курсе, что ты сегодня пытался выселить человека! Денис, мне стыдно за тебя!
— Мам. Баба Катя мне завещала, прошу, отдай мне ключи, — сын снова говорил спокойно, и даже улыбнулся матери. Он выставил вперёд руку, ожидая, что мать положит ключи в его ладонь.
— Извини дорогой, но это не так. Баба Катя в последнее время стала подозрительна, и сделала собственницей меня. Вот копия свидетельства о собственности! Случайно прихватила, — Ольга Валерьевна достала свернутую вдвое копию и протянула сыну.
— Держи на память. Если хочешь освободиться от семьи, от квартиры ты тоже свободен!
— Но зато я прописан здесь!
— Будешь хулиганить, выпишу! Ладно. Иди сообщи эту новость своей возлюбленной. Увидишь, с какой скоростью она испарится! Документик не забудь! — крикнула она ему вслед.
Материнское сердце сжалось, но она проделала остаток пути с гордо поднятой головой.
Придя домой, позвонила подруге:
— Валь, заходи ко мне! У меня есть отличный коньяк!
— А повод-то, есть? — осведомилась подруга.
— Жду тебя, не задерживайся! — Ольга Валерьевна положила трубку. Она села за стол и сжала виски. Всё, что она сделала сегодня, было сделано с одной целью: ради того, чтобы видеть внука. Сама пройдя путь брошенки, она отлично понимала, что если Денис не помирится с Мариной, у неё почти нет шансов нянчить внука.
Так она и сидела, пока подруга Валентина не позвонила в дверь.
— Здесь, что ли, коньяк наливают? — засмеялась она.
Бутылка была уже наполовину пуста, когда зазвонил телефон.
— Алло! — подняла трубку раскрасневшаяся Ольга.
— Она меня бросила! Ну что, довольна теперь? Ты жизнь мне сломала! — выдохнул в трубку Денис.
— Прекрасная новость, сынок! Только не сломала, а спасла. Сейчас ты зол на меня и не понимаешь этого… но пройдёт время, спасибо скажешь.
— Я больше не желаю тебя знать, ты… ты… манипулятор, вот ты кто!
— Ах, это я манипулятор? Ну-ну. Протрезвеешь, позвони. Спокойной ночи, я тебя очень, очень люблю, дорогой! — ласково сказала она и положила трубку.
— Ну что там? — спросила Валентина, которую Ольга уже успела ввести в курс дела.
— Наливай, выпьем за любовь! — с чувством сказала Ольга Валерьевна, — теперь всё будет хорошо!
Денису пришлось ночевать у друга. Вдруг оказалось, что львиную долю средств он потратил в дорогих бутиках и ресторанах. Он занял у друга и стал искать жильё рядом с работой. Удача улыбнулась ему, он нашёл неплохую квартиру со свежим ремонтом достаточно быстро. Но ему было плохо одному. Очень.
Несколько раз он пытался звонить Яне, искал с ней встречи, хотел выяснить отношения. Он долго не мог поверить, что девушке от него было нужно всё что угодно, только не он сам. Но Яна умело избегала встреч, она уже нашла себе новую жертву и готовилась к свадьбе.
Денис много времени проводил на работе, а выходные не вылезал из баров. Спортзал он забросил, и организм не преминул отомстить — стал копить жирок.
Как-то, покупая продукты в супермаркете, Денис прошёл мимо двух женщин. Они что-то оживлённо обсуждали, и он с удивлением узнал в них свою мать и бывшую жену. Марина была на последнем месяце, но беременность не портила её, совсем наоборот. Солнечный свет падал таким образом, что создавал ореол вокруг Марины. Мать с Мариной даже не узнали его.
Денис так и стоял, глядя им вслед с открытым ртом, пока его не сшиб какой-то шкет, катившийся на тележке. Пока Денис приходил в себя, видение исчезло. Он вышел из супермаркета, но опоздал: мать с женой уже уехали. Последующие дни он не мог думать ни о ком другом, кроме своей бывшей жены. Наконец, он набрался смелости и позвонил матери. Та была с ним вежлива и дружелюбна, но ни слова не сказала о Марине.
— Мам, — не выдержал Денис, — а что там Маринка? Не родила?
— Пока нет, на следующей неделе её должны положить в роддом. Я еле уговорила её остаться, она рвётся к родителям, в Ульяновск.
— А… не знаешь, кто там: мальчик или девочка?
— Почему бы тебе у твоей жены самому не спросить?
— Мы же развелись, мам.
— Да? Разве кто-то из вас явился на суд? Заявка аннулирована.
— Не может быть! — Дениса словно окатила тёплая волна.
— Точно! Я узнавала у тёти Вали. Вы всё ещё в браке! Но, конечно, если хочешь, можешь подать новое заявление.
— Мам, можно мне… можно я сейчас приеду? Я бы поехал сразу к Маринке, но боюсь, она меня не пустит.
— Да уж… может и не пустить, конечно! Я бы точно не пустила! Приезжай, обсудим! — и мать положила трубку.
— Он что, сейчас будет здесь? — спросила Марина, следившая за ней.
— Да. Боится, что ты его прогонишь! — свекровь погладила невестку по плечу.
— Но он знает, что я здесь?
— Нет. Думает, наверное, что ты всё ещё на съемной живёшь.
— Тогда, я наверное, лучше пойду, — засуетилась Марина.
— Куда? Твой дом здесь! — всполошилась Ольга Валерьевна. Она понимала, что говорит что-то не то, потому что лицо невестки пошло пятнами.
— Нет, я лучше пойду, не хочу его видеть! — губы Марины задрожали.
Ольга Валерьевна подошла и обняла её.
— Я знаю, дочка, я всё понимаю. Денис действительно обидел тебя настолько, что ты имеешь полное право его разлюбить. Но! — она подняла палец вверх, — если ты всё ещё любишь его, дай ему шанс. Тем более, у вас будет ребёнок. Ему нужен отец, а тебе муж.
— Но он… он врал мне! Я никогда не смогу больше поверить ему, никогда!
— Ты, к сожалению, никому теперь не сможешь поверить, доченька. И не надо. Просто дай ему шанс ради ребёнка. Если в тебе осталась любовь. Рожать тебе лучше здесь. А дальше будет, как Бог даст.
Даша Полторак, поэтесса и активистка феминистского движения, забежала на минутку, но вот уже полтора часа сидела перед Никитой Львовичем и рассуждала на вечную тему искусства. Она только что вернулась с выставки Модильяни, и делилась с художником впечатлениями.
Дарья жила в Питере, и забегала к Никите всегда, когда оказывалась в Москве, а случалось это достаточно часто.
Художник внимал ей скорее из страха: пусть лучше рассуждает, а то не дай бог, стихи читать начнёт… В прошлый раз, когда это случилось, Домна Капитоновна, соседка Никиты, прибежала, чтобы спросить, не нужно ли чего. Позвать скорую, например, с санитарами.
У Дарьи был низкий, глубокий голос, и она читала стихи (свои или чужие) пропевая слова. При этом она закатывала глаза и дирижировала руками в такт. За зычный голос в питерской тусовке Дашу прозвали «Иерихонская труба». Когда она читала стихи, было похоже, что и правда, не читает — трубит!
Дарья не была музой художника: не подходила ни по комплекции, ни вообще. Он посмеивался над ней, но в целом, считал незлобливую и по своему несчастную Дарью другом. Он был уверен, что и феминисткой-то она стала из-за того, что не повезло встретить своего, единственного. Мужики боялись её сильной натуры и обходили стороной, а она считала их всех «козлами и баранами». Но к художнику относилась с теплотой. И он терпел её за это.
Он разлил последнее вино по бокалам и сел. Дарья сидела напротив. Она курила папиросы, подражая Ахматовой. Вот и сейчас, она облокотилась на локти, и держа папиросу между пальцами, улыбнулась:
— А хочешь Никит, я тебе свои новые стихи почитаю?
— Боюсь, Дашенька, что сейчас я не в состоянии оценить… твою… твои… мощь твоего таланта, одним словом!
— Нет, ты послушай, — капризным голосом сказала она, но тут раздался звонок в дверь.
— Я пойду открою! — обрадовался Никита.
— Да ладно тебе, соседка твоя не откроет, что ли? Кстати, отличное у неё имя. Я вот думаю, не взять ли себе такой псевдоним? Домна Полторак! Как тебе? Ведь звучит!
В этот момент в комнату без стука ворвалась рыжая девица. Она была возбуждена, волосы растрепались, глаза горели. Увидев мощную фигуру поэтессы, девица смутилась, правда ненадолго.
— Муза? Ты? Какими судьбами? — удивился Никита Львович, — как ты материализовалась?
— Никит, ты должен мне помочь, — на глазах у Яны появились слёзы.
— Я? Конечно. Всё, что в моих силах, — согласился тот.
— Мне нужен адрес Дениса. Я не помню название улицы и номер квартиры!
— Прости, малыш. Но здесь я не могу тебе помочь. Я его просто не знаю. Мне ни к чему.
— Хорошо. Тогда телефон. Мне срочно нужен Денис, понимаешь? — она покосилась на Дарью, которая с интересом слушала их разговор.
— Ольга Валерьевна просила меня никому не давать их номер, — осторожно сказал Никита.
— Но я — не все! — Яна взяла его за плечи и умоляюще заглянула в глаза.
— Особенно тебе! — признался художник, опустив голову.
— Мне нужен, нужен этот номер! — вдруг заплакала Яна.
— Да забудь ты этого козла! — пробасила Дарья Полторак,— все они и слезинки нашей не стоят!
— Дело в том что я, — всхлипнув, Яна шепнула Дарье в ухо свою тайну.
— И давно? — сочувственно спросила её поэтесса.
— Уже два месяца!
— Так, Никит, сейчас же выдай девочке телефон, я настаиваю! — прогремела Полторак.
— Не могу, я обещал Ольге Валерьевне! — развёл руками художник.
— Ну и что, что обещал! Тут, можно сказать, судьба решается! — жадно затянувшись, и выпустив дым художнику в лицо, заключила поэтесса.
— Нет. Я не вижу оснований нарушать своё обещание. Нет, нет, и нет! Не уговаривайте! — поднял руки вверх художник.
— Хорошо. Тогда набери номер сам! Дай Музе высказать всё этому козлу!
Никита Львович таких историй не любил. Но под давлением женщин, уступил и набрал номер.
***
Когда приехал Денис и вошёл в комнату, Марина встала ему навстречу. Они молча смотрели друг на друга, потом он подошёл к жене и обняв её, закрыл глаза. Она стояла, не шелохнувшись, но спустя какое-то время тоже обняла его.
Ольга Валерьевна тихонечко прикрыла за собой дверь.
— Ты простишь меня? — шептал на ухо Марине Денис.
— Не знаю, смогу ли. Смотря каким ты будешь отцом для нашего сына.
— У нас будет мальчик? Ура! — он хотел сжать Марину в объятиях, но побоялся.
Ольга Валерьевна выждала несколько минут и постучалась:
— Молодежь! Давайте праздновать воссоединение!
— Нет, мам. Мы лучше поедем к себе. Правда Марин? Я снял квартиру на первое время, — не сводя глаз с жены, сказал Денис.
Марина покраснела и молча кивнула. Они стояли в прихожей, когда раздался тот звонок.
— Да, — весело сказала Ольга Валерьевна, — кто говорит?
— Тебя, — протянула она трубку Марине, — медсестра из поликлиники.
Марина удивилась, но трубку взяла.
— Да, я слушаю.
— Марина? — спросил на том конце звонкий голос, — я беременна от твоего мужа. Он любит меня, а тебя использует, потому что иначе не видать ему бабкиной комнаты, как своих ушей!
Марина опустила трубку, и посмотрела на Дениса, улыбавшегося ей, на Ольгу Валерьевну, которая обняла его, и ей всё стало ясно.
Глаза её наполнились слезами, в груди снова стало тесно.
— Что? Мариночка, что с тобой? Тебе плохо? — засуетился муж, — вызвать скорую?
— Марина, что? — подхватила свекровь, — что-то не то с анализами?
— Да, мне что-то нехорошо, — сказала она, — вызовите, пожалуйста, скорую. Я боюсь за ребёнка.
Свекровь быстро собрала вещи, Марину увезли. Денис хотел поехать с ней, но она чужим голосом попросила его остаться. Это показалось ему странным.
— Это точно была медсестра? — спросил он мать.
— Ну, да. Из женской консультации, — сказала Ольга Валерьевна, во всяком случае, она так представилась.
— Странно всё это, — задумался Денис.
— А что странного? — не поняла мать.
— Ко мне на работу Яна приходила. Устроила целый спектакль, перед ребятами стыдно было.
— Господи! Она бывала здесь и этот адрес знает!
— Наверное. А может, и не запомнила, мы всего пару раз приезжали на машине.
— Господи, сынок, она что, эта Яна, больная на всю голову? Чего она хочет?
— Сказала, что бросила меня, потому что её поклонник угрожал меня убить, и у неё не было выхода. Так-то она меня любит, бедняжка, — он горько усмехнулся. Деньги она любит, это я понял. На лечение её больной матери, я отдал очень много, в долги залез! А потом взял и приехал в Иваново, к ней. Соскучился. А адрес — липовый, вероятно, как и больная мать. Это всё уже давно было. Месяца три тому назад.
— Ну, и что ты ей сказал?
— Послал её, что. Я очень виноват перед Мариной, мам. И перед тобой. Прости меня! — он обнял мать.
— Я не могу не простить, — улыбнулась Ольга Валерьевна, и видела, что и Марина тоже, очень старается тебя простить. Но дров ты наломал, конечно!
— Я знаю. Я всё исправлю! — сказал Денис.
***
Положив трубку, Яна сжала кулачки и расцеловала оторопевшего художника. Когда до того дошёл смысл её слов, он спросил:
— Это правда?
— Что? — рассмеялась она.
— Ну, про ребёнка. Ты правда, ждёшь ребёнка от Дениса?
— А хотя бы и так! А ты ревнуешь?
— Но всё равно! Это подло, подло, что ты сделала. Зачем ты наговорила его жене гадостей? Она же на последнем месяце! — художник, посмотрел на свою музу другими глазами и увидел в ней… жабу.
— Ой, Никитушка, с каких это пор ты стал таким моралистом? — проквакала жаба, выдула изо рта огромный пузырь жвачки и лопнула его. Этот звук окончательно отрезвил художника, и он глухим голосом сказал:
— Пошла вон.
Дарья Полторак открыла было рот, но увидев решимость в глазах Никиты Львовича, промолчала. Как только за Яной закрылась дверь, Дарья принялась успокаивать художника:
— Никит, ну ты не вини себя! Я попалась, а уж меня трудно провести. Ну прости, прости меня. Мне показалось, что Муза стала жертвой обстоятельств… что её соблазнили и бросили.
— Никакая она не Муза! Это Янка Чаленко. Натурщица и любительница разводить мужиков на деньги. А я — дурак обыкновенный! И художник из меня посредственный, — он обхватил голову руками.
— Ну что ты! Малевич по сравнению с тобой — бездарщина! — Даша обняла его сзади и интимно шепнула в ухо: — А хочешь, я тебе свои стихи почитаю?
— Нет! — возопил художник, — лучше научи меня, как мне от этой пакости отмыться теперь?
— В баню сходи! — прикуривая очередную папиросу, — резонно заметила поэтесса, — а я вот думаю: классное имя Муза. Может, мне взять псевдоним? Муза Полторак! Как тебе?
Не успели Марину привезти в роддом, как начались схватки и через несколько часов мук её всё-же прооперировали. Когда она отошла от наркоза, ей вручили завернутого в чистую пеленку сыночка.
Марина плакала от счастья, не могла налюбоваться на него, и все горести и печали показались ей малозначительными.
— Теперь нас двое, — сказала она, целуя малыша. Тот смотрел на неё серьёзным взглядом и смешно причмокивал.
Марине показали роскошный букет от мужа, но не отдали, врачи поставили его в специальную витрину. В палате цветы хранить было нельзя.
Денис с Ольгой Валерьевной не спали всю ночь, постоянно названивая в справочную роддома, и поэтому о рождении мальчика узнали первыми. Эту радостную новость они поспешили сообщить в Ульяновск, родителям Марины.
Мама Марины, Елена Cтаниславовна, разговаривала с Ольгой Валерьевной сухо. Она сказала, что им уже сообщили по просьбе дочери новость о рождении внука. И ещё сказала, что отец Марины, Виктор Петрович намерен выехать в Москву и забрать Марину с сыном домой.
— Как домой? — не поверила ушам свекровь, — куда домой?
— Ну, разумеется, в Ульяновск, — ответила сватья, — другого дома у них нет! Дочь нам всё рассказала. Мы приняли решение взять внука под свою опеку, пока Мариночка будет строить свою жизнь!
— Елена Станиславовна, я прошу вас не делать поспешных выводов, вы не всё знаете, — пыталась образумить её Ольга Валерьевна.
— Не знаю, как вам, а нам всё понятно, — хмыкнула сватья и отсоединилась.
— Да, что-то не так, — сказала себе Ольга Валерьевна, вешая трубку.
Денис взял отпуск на работе. Он слонялся возле роддома, с завистью наблюдая, как новоиспеченные матери демонстрируют в окнах своих детей счастливым отцам, а те, пьяные от радости и не только, кричат, устраивают фейверки и запускают в небо воздушные шары.
Он написал жене письмо, где честно рассказал, как всё получилось, и умолял простить и дать ему шанс. Он писал, что любит только её.
Но Марина ничего не ответила и к окну так и не подошла. Навещать рожениц было нельзя, а дату выписки ему не сообщали, хотя он спрашивал и не раз. Говорили, что пока речь о выписке не идёт, у Марины есть осложнения.
В очередной раз, когда он приехал, ему сказали, что Марину с сыном выписали несколько часов назад. На вопрос, кто забрал, дежурная регистраторша пожала плечами, сказав, что только что заступила и не знает.
***
Денис поехал к себе на съемную квартиру. На душе было муторно. Он набрал матери, но номер был занят. Наконец, она перезвонила сама.
— Марина с малышом здесь, — сказала она, — твой сын так на тебя похож!
— Мам, ну как же так? Почему ты мне ничего не сказала, я же хотел сам забрать их из роддома! — не веря своим ушам, закричал Денис.
— Сынок, ты прости, но вам пока лучше не видеться, — мать говорила, судя по всему, прикрывая трубку рукой.
— Как так-то? Это же мой ребёнок, я хочу видеть его!
— Мне очень жаль, но Марина поставила условие. Если ты появишься здесь, она уйдёт и заберёт малыша. Дай ей время, сынок. Она почему-то вбила себе в голову, что ты стараешься за бабушкину комнату. В общем, подонком тебя считает.
Денис молчал. Сказанное матерью больно ранило его, потому что он понимал, что заслужил это. Наконец, он спросил:
— А ты, мама? Ты тоже считаешь меня подонком?
— Нет, дорогой, не считаю. Но сейчас обстоятельства против тебя, мой мальчик. Кашу ты заварил, будь здоров! Не обошлось, конечно, без этой малахольной, как там её. Зачем ты только дал ей мой номер, для чего?
— Я не давал ей телефон! Если только.. — тут его посетила догадка, откуда Яна узнала телефон, — Ма, я тебе перезвоню! — сказал он, и положив трубку, поспешил по известному адресу.
Дверь открыла Домна Капитоновна. Она не сразу узнала Дениса, до того он зарос, и поначалу приняла за одного из алкашей, которых редко, но привечал сердобольный Никита Львович.
— Никита устал, спит! Ты, мил человек приходи через недельку. Глядишь, он оклемается! — она хотела закрыть дверь, но Денис остановил её:
— Домна Капитоновна, вы что же это, не узнаёте меня? Это я, Денис!
Старушка подслеповато щурилась, вглядывалась в его черты.
— Точно, похож. А ну-ка, как было отчество твоей бабушки, а?
— Наумовна! — Денис улыбнулся, вспомнив, что муж Домны Капитоновны был чекистом.
— Точно, Денис! — сразу признала старушка, пропуская его в квартиру — только вот, милок, ничего у тебя не выйдет. Никита четвертый день не выходит, закрылся. На звонки не отвечает, никого не принимает.
— Но, я попробую, — сказал Денис, снял кроссовки и подойдя к двери художника, дробно стукнул спартаковское приветствие.
Старушка не уходила, она была уверена, что художник не откроет Денису, и ждала, чтобы закрыть за ним входную дверь. К её удивлению, дверь художника скрипнув, приоткрылась.
— А это ты, Денис! — услышала она голос соседа, — заходи, я ждал.
— Ты дал Янке телефон? — оказавшись в комнате, спросил Денис, сжав кулаки. Ему захотелось обрушить на этого человека всю свою обиду и злость. Но тут взгляд его упал на странную фигуру, которая высилась за столом, как Фудзияма.
— Ты не один? Впрочем не важно, — Денис понизил голос.
Фудзияма громко всхрапнула, словно подтверждая его слова.
— Я сам хотел найти тебя, — художник опустил голову, — но было стыдно звонить Ольге Валерьевне, пришлось бы всё объяснять, а это… выше моих сил. Я её подвёл!
— Давай опустим сантименты. Расскажи, как было дело.
Художник, подошёл к столу, налил себе стакан воды, и выпил.
— Янка вдруг свалилась, как снег на голову, — сказал он, аккуратно поставив на стол пустой стакан, — и нашептала Даше какую-то свою бабскую чушь. То ли, что ты её бросил без средств, то ли ещё чего. Просила твой адрес. Адрес я не знал, а телефон Ольга Валерьевна просила никому не давать. Особенно му.. Яне. В общем, я сопротивлялся, как мог, но вдвоём Дашка с Янкой вынудили меня набрать ваш домашний номер.
— Что Янка сказала моей жене?
— Она сказала, что ты любишь её, и что она ждёт от тебя ребёнка. А к ней, то бишь к жене, ты вернулся, чтобы обмануть мать и получить бабкино наследство. Эту комнату.
— Сука! — стукнул по стене Денис, — увижу, убью!
— Только подонок может поднять руку на слабую женщину, — подала голос проснувшаяся Фудзияма, и налив себе из старомодного графина воды, выпила в три глотка.
— Познакомьтесь, — поспешил художник разрядить обстановку, — Даша, это Денис. Денис, это — Даша.
— Очень приятно, — без всякой приязни сказал Денис, — но лучше бы ты, Даша, не лезла не в своё дело!
— Знаете, молодой человек, глядя на вас, я вспомнила милый английский стишок. Называется «свинячий хвостик»! Позвольте, я продекламирую! — с энтузиазмом воскликнула Полторак, и художник закрыл лицо руками, ожидая грома и молнии.
Но он услышал лишь странный шёпот. Когда он отвёл руки от лица, он с удивлением обнаружил, что никто никого не побил. Даша сидела, где сидела, а Денис что-то шептал ей на ухо. Совсем, как Муза несколько дней назад. И Даша, о чудо! Внимала.
— Ах, — наконец, сказала она, стукнув себя в грудь, — каюсь! Благими намерениями вымощена дорога в ад, как сказал этот…— она защёлкала пальцами, но так и не вспомнив, махнула рукой,— ну его, к лешему! Не хотите в качестве компенсации стихов, тогда можете рассчитывать на мою помощь. Я встречусь с ней и всё объясню. В конце концов, я тоже виновата!
— Я буду признателен вам, мадам! — Денис приложился к ручке, и не увидев на безымянном пальце обручального кольца, поправился:— мадемуазель.
Дарья покраснела, а художник с удивлением ощутил что-то вроде ревности.
Договорились встретиться на следующий день, так как скоро Дарье нужно было возвращаться домой, в Санкт-Петербург. Денис звонил матери, рассчитывая на её помощь, но так и не дозвонился: Ольга Валерьевна с Мариной весь день посвятили регистрации ребёнка, чтобы его можно было прописать. Словно злой рок мешал Денису.
И тут случилось непредвиденное. Из Ульяновска приехал отец Марины, чтобы забрать её домой. Пряча глаза, он сказал сватье, что это ненадолго, просто для того, чтобы дочь могла прийти в себя. Что он верит, что всё наладится. Но Ольга Валерьевна чуяла — не верит. Марина также была настроена на отъезд.
— Но как же так, Ванечке всего две недели! — взывала к ней Ольга Валерьевна, — дайте ему немного окрепнуть!
Но никакие уговоры не помогли. Как только ребёнок был прописан, Виктор Петрович и Марина увезли его, как объяснили Ольге Валерьевне, для «знакомства с той бабушкой».
Вообще-то, Виктор Петрович, бывший военный, был против того, чтобы забирать дочь. Он считал, что Марина достаточно взрослая, чтобы самой разобраться с мужем. Но Елена Станиславовна настояла. Она сверлила Виктора Петровича каждый день, говорила о том, что они просто обязаны эвакуировать дочь из этого гнезда разврата. Их внук должен расти в нормальных условиях, наблюдая ежедневно нормальную модель семьи, а не бабушку-разведёнку и папу-бл*дуна!
***
Оказавшись дома, Марина окунулась в мир, в котором не была почти три года и что-то странное случилось в её душе. Словно и не было ничего. Все: и Денис, и Ольга Валерьевна, остались где-то далеко позади. Только теперь вот, на руках у неё Ванечка, и они с ним полностью зависят от её родителей.
Марина накормила малыша и он уснул. А она сидела и не знала, куда себя деть.
По ночам она не высыпалась — ребёнок часто плакал, его мучили колики. Как-то раз днём она задремала и сквозь сон слышала, как мать выговаривала Ольге Валерьевне, чтобы та больше никогда не звонила. Марина встала, прислушалась, но мать положила трубку.
— Мам, кто звонил? — спросила она.
— Да свекровище твоё всё никак не уймётся, — ухмыльнулась мать, — хочет приехать, посмотреть на внука, соскучилась, говорит.
— А.. Денис не звонил? — спросила Марина.
— А то как же! Звонил, но я его отбрила. Подумала: ты расстроишься, вдруг молоко пропадёт!
— Спасибо за заботу, мама, — сказала дочь, снимая с вешалки плащ.
— Куда намылилась? — подняла мать бровь.
— Пойду пройдусь, пока Ваня спит. Подышу немного воздухом.
— Ой, знаешь, забыла сказать. Там этот.. как его, сосед наш, Гришка всё время о тебе спрашивает.
— Какой ещё Гришка? — спросила Марина.
— Да ладно, «какой»! — усмехнулась мать, с которым вы целовались в подъезде!
Марина шла знакомыми с детства улицами, и это её успокаивало. Ей было стыдно оттого, что мать так грубо говорила с Ольгой Валерьевной, которая так искренне поддерживала её.
Она достала письмо Дениса, которое носила с собой, и сев на лавочку, в который раз принялась его читать.
Когда она вернулась, маленький вовсю кричал. Марина покормила его, и полночи носила по комнате, потому что едва пробовала положить в кроватку, ребёнок тут же начинал плакать. И тут Марина поймала себя на мысли, что ей хочется вернуться туда, где Ольга Валерьевна и .. Денис. Нет, не тот, который преподнёс ей сюрприз на годовщину. А другой Денис, которого она когда-то полюбила. Он бы разделил с ней все заботы, у него сильные руки, вот кто бы мог баюкать Ванечку, пока она отдыхает.
Ночью ей приснился кошмар — её сбила машина. А она лежала на проезжей части и почему-то чувствовала огромное облегчение.
На следующий день, в воскресенье, мать сказала Марине:
— Сходила бы, развеялась куда-нибудь. С Ванюшей я посижу, сцеди нам молока в бутылочку.
— Я не знаю, куда идти, и давно забыла, что такое «развеяться» — грустно ответила Марина.
— Позвони подружкам своим! Гале Солодовниковой или Аньке Смирновой! — подсказала мать.
И Марина позвонила. Галю она не застала, а Анька, её школьная подруга, обрадовалась её звонку и тут же пригласила на День Города, который праздновался в тот день. Сам праздник состоялся на площади. Туда стеклась вся молодёжь, жадная до зрелищ, народу было много. Марина увидела несколько знакомых лиц. И того самого Гришку, с которым целовалась на выпускном. Когда-то он ей нравился, очень. И она ему. Но теперь он представлял собой жалкое зрелище: красавчик-спортсмен превратился в доходягу курильщика с гнилыми зубами, постоянно сплёвывающего себе под ноги вязкую слюну.
Марина поспешила дистанцироваться от него, людской поток увлёк их с Анькой ближе к сцене, где кривлялась какая-то заезжая звезда.
Марина не устояла и выпила с Анькой бокал шампанского за встречу. Анька не знала, что Марина вернулась навсегда, и отчаянно завидовала ей.
— А у нас, предсталвяешь, все бегут. Помнишь Юльку? Ну, Юльдус! Так вот, она себе какого-то шейха зацепила! — рассказывала Анька последние новости, — а Мишка Ганин, прошлой зимой замёрз у «Стекляшки»! Он там последнее время ошивался. Опустился совсем, деньги клянчил на бутылку.
Марина не помнила, кто такой Мишка, но дружила с Юлькой, и сказала:
— А я бы не смогла жить в гареме!
— Ну она, не то что бы в гареме, — ответила Анька, — да и шейх у неё не совсем что ли, шейх. Так, шейхик при нефтяной вышке. Он ей сразу вот такой брюль подарил! Анька показала пальцами, какой. А потом увёз в Эмираты. Юлька своих не забывает, деньги посылает каждый месяц!
— Анют, ну а у тебя чего? — спросила Марина, и подруга сникла.
— Да что у меня? Старею потихоньку. Перспектив никаких, — опустила она голову, — Работаю в своей оранжерее. Тут замуж звал один, но я не смогла через себя перешагнуть. Не мил он мне. И старый.
— Не грусти, — пожалела её Марина, — найдёшь ещё своё счастье!
Расставшись с подругой, Марина зашла на телеграф и заказала звонок в Москву. Трубку долго никто не брал. Марина уже хотела уйти, но тут раздался щелчок.
— Алло, — сказал слабый голос, Марина даже не сразу узнала свою свекровь.
— Здравствуйте, Ольга Валерьевна, это я, Марина.
— Здравствуй, доченька.
— Что у вас случилось, вы заболели? — обеспокоенная голосом свекрови, спросила Марина.
Свекровь молчала. Потом, Марине показалось, что она всхлипнула.
— Вы плачете? — спросила Марина, — что стряслось, Ольга Валерьевна?
— Денис в больнице, — сказала Ольга Валерьевна, — я пыталась до тебя дозвониться, но..
— Что с ним? — спросила Марина, вспомнив свой ночной кошмар.
— Попал под машину, вчера ночью. Сам виноват, переходил в неположенном месте, был пьян.
— Я приеду так быстро, как смогу, — сказала Марина.
Дома у неё состоялся непростой разговор. Мать возмущалась и кричала, что у женщины должна быть гордость, что Денис будет вытирать о неё ноги, непременно будет «ходоком налево», и Ванюша, совершенно точно переймёт его опыт. Что Марина ещё может ещё устроить свою жизнь с другим мужчиной, а Ваню они с отцом воспитают хорошим человеком.
— Замолчи, — вдруг прервал монолог жены Виктор Петрович, и обратился к Марине: — ты права, дочка. Слушай своё сердце. Я отвезу вас с Ванюшей на вокзал.
— Спасибо, папа! — Марина обняла отца.
— Ага, чего удумал, старый дурак, младенца по грязным вагонам таскать! — возмутилась Елена Станиславовна, но Виктор Петрович мирно попросил:
— Не надо, Лена!
На следующий день, на вокзале Марину с сыном встречала свекровь.
Марина, препоручив сына Ольге Валерьевне, сразу поехала в больницу к мужу. У Дениса была забинтована голова, сломана нога.
Увидев жену, он так обрадовался, что забыл про свои травмы и дёрнулся ей навстречу, но тут же вскрикнул от боли.
— Лежи, лежи, тебе нельзя вставать, — сказала Марина и подошла к его кровати.
— Ты вернулась? Или это сон? — тихо сказал он.
— Я вернулась, — улыбнулась она.
— Пожалела, — в голосе его послышалась горечь, он закрыл глаза, — не надо меня жалеть, я в порядке!
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила она, коснувшись его лба.
— Нет. Я хочу, чтобы ты была со мной. Всегда, — прошептал он и сжал её руку.
Занавес.
