Зинаида Владимировна сидела на кухне. Пила чай. Третью чашку за утро.
Смотрела в окно на тополь. Старый такой. Лет сорок растёт, напротив. Помнит ещё, как саженцем был. Тоненький. А теперь вон какой махина.
— Мам, ну что ты так… — начала Ирина, входя на кухню.
— Никак. Пью чай.
Дочка села, напротив. Лицо помятое. Глаза красные. Всю ночь ревела, видать.
— Мы же не специально…
— А как? Случайно мою хрустальную вазу разбили? Случайно на диван вино пролили?
Зинаида Владимировна поставила чашку. Аккуратно. На блюдце. Звук тихий получился. Но какой-то окончательный.
— Мам, ну купим новую вазу…
— Эту мне ещё папа твой подарил. На нашу серебряную свадьбу. Помнишь, нет?
Ирина молчала. Конечно, не помнила. Им тогда было не до родительских подарков. Своё строили. Жизнь. Любовь. Счастье.
Вадим появился в дверном проёме. Волосы дыбом. Трусы семейные. Майка застиранная.
— Зинаида Владимировна, может, обсудим спокойно?
— Обсуждать нечего. Вещи собирайте.
— Но куда мы пойдём?
А вот это… Это был правильный вопрос. Куда пойдут молодые? У них же ничего нет. Работа так себе. Денег кот наплакал. Друзья — тоже по углам снимают.
Зинаида Владимировна встала. Прошла к окну. Тополь качался на ветру. Листья жёлтые уже. Октябрь ведь.
— А я откуда знаю, куда пойдёте? Это ваши проблемы.
— Мама, — Ирина заплакала. — Ну нельзя же так…
— Можно. И нужно.
Знаете, что самое страшное в жизни? Когда понимаешь — всё. Терпение закончилось. Как банка варенья. Была полная, а теперь дно скребёшь.
Три года они жили здесь. Три года Зинаида Владимировна терпела. Бардак в квартире. Музыку до утра. Друзей пьяных. Посуду немытую.
— Мы исправимся, — прошептала Ирина.
— Поздно исправляться. Тридцать лет тебе. Взрослая уже.
Вадим кашлянул:
— А может, правила какие установим? Режим?
Зинаида Владимировна обернулась. Посмотрела на него внимательно. Парень неплохой, в принципе. Но слабый. Как кисель.
— Правила? — усмехнулась она. — А я что, детский сад тут устраивать должна?
В комнате стало тихо. Только часы тикали. Старые ещё, настенные. Тоже от покойного мужа остались.
— Мам, — Ирина встала. Подошла ближе. — Ты же меня любишь?
О, вот это был удар ниже пояса. Конечно, любит. Как не любить единственную дочку? Но любовь и потакание — разные вещи.
— Люблю. Потому и выгоняю.
— Не понимаю…
— А я объясню. Смотри.
Зинаида Владимировна открыла шкафчик. Достала банку гречки. Пересыпала в блюдо.
— Вот гречка. Хорошая. Чистая. А теперь…
Она взяла горсть мусора из ведра. Сыпанула в блюдо.
— Что получилось?
— Гадость, — тихо сказал Вадим.
— Правильно. Гадость. Так и с жизнью. Была у меня нормальная жизнь. Порядок. Покой. А вы принесли хаос.
— Но мы же семья! — воскликнула Ирина.
— Семья не значит — жить вместе. Семья значит — уважать друг друга. И потом у вас своя семья уже…
Зинаида Владимировна выбросила испорченную гречку. Жалко было. Но что поделать.
— Собирайтесь.
— Мама…
— Всё сказала.
Ирина выбежала из кухни. Сейчас будет рыдать в подушку. Потом звонить подружкам. Жаловаться на жестокую мать.
Вадим остался. Стоял, переминался с ноги на ногу.
— Что ещё? — спросила Зинаида Владимировна.
— А может… может, я один уйду? Ирина останется?
Хитрый. Думает, мать дочку не отпустит.
— Нет. Вместе пришли — вместе уходите.
— Но она же ваша дочь!
— Именно поэтому. Должна научиться отвечать за свой выбор.
Вадим вздохнул. Пошёл собираться.
А Зинаида Владимировна села за стол. Налила четвёртую чашку чая. Руки дрожали немного. Но решение принято. Окончательно.
Знаете, труднее всего бывает не принять решение. А потом жить с ним. Особенно когда все вокруг говорят — ты жестокая. Бессердечная. Плохая мать.
Но она знала — делает правильно. Потому что любит. По-настоящему.
Через час они ушли. С двумя чемоданами и обидой в глазах. Ирина не попрощалась. Хлопнула дверью сильно.
Зинаида Владимировна осталась одна. В тишине.
Села к окну. Тополь всё качался. И вдруг поняла — а ведь теперь начнётся самое интересное. Проверка на прочность. Кто они на самом деле — её дочка и зять.
Выживут ли? Научатся ли быть взрослыми? Или сломаются?
А она будет ждать. Потому что материнская любовь — штука особенная. Она не исчезает от расстояния. Наоборот, становится мудрее.
Телефон зазвонил. Зинаида Владимировна не стала брать трубку. Пусть немного помучаются. Пусть поймут — мама не будет всегда подстилать соломку.
А вечером… Вечером она всё-таки наберёт их номер. Тихо спросит — как дела? Где устроились?
Но не сегодня. Сегодня пусть поварятся в собственном соку.
Зинаида Владимировна встала. Пошла мыть посуду. Свою. Одну чашку. Одну ложечку.
И знаете? Ей было хорошо.
Неделя прошла тихо
Слишком тихо.
Зинаида Владимировна ходила по квартире. Навела порядок… Убралась везде. Готовила на одну порцию и не могла доесть.
Тишина давила. Она никогда не думала, что тишина может так давить. Раньше мечтала о ней. А теперь…
Телефон молчал. Совсем.
— Может, не работает? — спросила она у соседки Галины Петровны.
— Работает, работает. Я же вчера звонила. Ты не взяла трубку.
Да. Не взяла. Думала — Ирина. А оказалось — соседка.
Восьмой день пошёл. И тут позвонила сестра.
— Зина, ты что творишь? Ира у нас живёт. В коридоре на раскладушке!
— А где Вадим?
— У своих родителей. Они разругались. Из-за тебя!
Вот оно. То, чего боялась. Молодые не выдержали испытания. Не сплотились. Разбежались по углам.
— Она плачет каждый день. Говорит — мама меня не любит.
— Люблю, — тихо сказала Зинаида Владимировна.
— Тогда забери её домой!
— Нет.
— Зина! Она твоя дочь!
— Именно поэтому.
Сестра повесила трубку. Со злостью. Видно было — не понимает.
А через два дня пришёл Вадим. Один. Потрёпанный. Стоял под дверью, переминался с ноги на ногу.
— Зинаида Владимировна… Поговорить можно?
— Говори.
— Откройте дверь…
— Зачем?
— Ну… неудобно как-то в коридоре…
— Мне удобно.
Он помолчал. Потом:
— Ира меня бросила. Говорит — из-за вас всё.
— Из-за меня?
— Если бы вы нас не выгнали, мы бы не поссорились…
Зинаида Владимировна прислонилась к двери. Слушала. И поняла — ничего не понял парень. Совсем ничего.
— Вадим, а ты работать устроился?
— Пока нет… Ищу…
— Месяц ищешь уже?
— Ну… Да…
— А живёшь на что?
— Родители помогают… Немного…
— Понятно. Иди домой.
— Зинаида Владимировна, может, вы поговорите с Ирой? Она вас послушает…
— Не послушает.
— Но попробуйте…
— Не буду.
— Почему?
— Потому что не моё это дело — ваши отношения налаживать.
Он постоял ещё немного. Потом ушёл. Топал по лестнице. Громко. Обиженно.
На следующий день приехала Ирина. С подругой Светкой. Обе нарядные. Весёлые.
— Мама! Открывай!
— Зачем?
— Поговорить надо!
Светка подхватила:
— Зинаида Владимировна, откройте! Мы с хорошими новостями!
— Рассказывайте через дверь.
— Да что ты как маленькая! — рассердилась Ирина.
— Я? Маленькая?
— Ну да! Дуешься, как ребёнок!
— Я не дуюсь. Я живу.
— Без меня?
— Без тебя.
Ирина замолчала. Потом:
— Мам, я замуж выхожу.
Вот оно. Новость. Зинаида Владимировна села на табуретку у двери.
— А как же Вадим?
— Я его бросила. Мы же с ним так и не расписались…
— Понятно. За кого выходишь теперь?
— За Сергея. Светкиного брата. Он директор фирмы!
— Поздравляю.
— И всё? Поздравляю?
— А что ещё?
— Ну… Свадьба будет… Гости…
— Меня не приглашай.
— Мама!
— Что — мама? Месяц назад я была «жестокой тёщей». Теперь снова мама?
— Ну… Я же дочка твоя…
— Дочка. Только взрослая дочка. Которая сама решает, за кого замуж выходить.
— Но я хочу, чтобы ты была на свадьбе!
— А я не хочу.
— Почему?
— Потому что не знаю этого Сергея. И не хочу знать.
— Но он хороший!
— Откуда знаешь? Встречаешься с ним неделю?
— Две недели!
— Ну, конечно. Это меняет дело.
Ирина заплакала:
— Мама, ну что с тобой? Я же счастлива!
— Счастлива — и прекрасно. Зачем мне знать об этом?
— Потому что я твоя дочь!
— Дочь, которая месяц назад сказала — мать её не любит.
— Я была расстроена…
— А теперь не расстроена. Потому что есть Сергей.
— Ну да…
— Значит, не во мне дело было. В Сергее.
— Не понимаю…
— И не поймёшь. Иди. Выходи замуж. Живи счастливо.
— А как же семья?
— Какая семья? Ты создаёшь свою семью.
— Но ты же моя мама!
— Была. Теперь ты Сергеева жена будешь.
Ирина всхлипывала за дверью. Светка её утешала:
— Ирка, не расстраивайся. Она ещё передумает.
— Не передумаю — сказала Зинаида Владимировна.
— Ну и не надо! — выкрикнула Ирина. — Обойдёмся без тебя!
— Обойдитесь.
— Обойдёмся!
— Прекрасно.
Они ушли. Хлопнув дверью подъезда.
А Зинаида Владимировна осталась сидеть у двери. И думать.
Дочка выходит замуж за незнакомого человека. Через две недели знакомства. И хочет, чтобы мать это одобрила.
Но Зинаида Владимировна не могла одобрить. Потому что знала — это бегство. От ответственности. От взросления. От самой себя.
Ирина не научилась быть одна. Не научилась справляться с трудностями. Просто нашла нового человека, который будет её содержать.
А через год-два всё повторится. Снова скандалы. Снова «мама, помоги». Снова слёзы.
И самое страшное — теперь Ирина считала, что мать её предала. Окончательно. Навсегда.
Прошло полгода
Зинаида Владимировна привыкла к тишине. Научилась готовить на одного. Покупать хлеб на два дня. Смотреть по телевизору сериалы.
Соседи иногда спрашивали про Ирину. Она отвечала коротко:
— Замужем.
— А где живёт?
— Не знаю.
И правда не знала. Ирина не звонила. Совсем.
А в феврале встретила на улице Вадима. Похудевший. Небритый. Увидел её — попытался спрятаться за столб.
— Вадим!
Он остановился. Неохотно.
— Здравствуйте, Зинаида Владимировна.
— Как дела?
— Нормально.
— Работаешь?
— Да… В такси…
— А Ира как?
Он помолчал. Потом:
— Не знаю. Мы не общаемся.
— Совсем?
— Совсем. Она… Она же замуж вышла.
— Ну и что?
— Сергей не разрешает. Говорит — прошлое надо забыть.
Зинаида Владимировна кивнула. Понятно. Новый муж решил полностью переформатировать жену.
— А счастлива она?
Вадим пожал плечами:
— Откуда мне знать? Светка говорила… Ну, там… Не очень.
— Что — не очень?
— Сергей её контролирует. Сильно. Куда идёт, с кем говорит… Даже к парикмахеру не может без разрешения.
— Понятно.
— Зинаида Владимировна, а может… Может, вы ей позвонить попробуете?
— Зачем?
— Ну… Вы же мать…
— Мать, которая её не понимает. Помнишь?
Вадим опустил глаза:
— Помню.
— Тогда до свидания.
Она пошла домой. А он стоял и смотрел вслед.
Дома Зинаида Владимировна долго сидела у окна. Тополь был голый. Февральский. Но живой. Скоро весна. Почки набухнут.
А через неделю позвонила сестра:
— Зина, у Иры проблемы.
— Какие?
— Этот Сергей… Он её бьёт.
Зинаида Владимировна сжала трубку:
— Часто?
— Не знаю. Светка рассказывала, что видела синяки. На руках.
— И что Ира говорит?
— Ничего. Молчит. Говорит — всё нормально.
— Ну и хорошо.
— Как — хорошо?! Зина, она же твоя дочь!
— Взрослая дочь. Которая сама выбирала мужа.
— Но ей нужна помощь!
— Попросит — помогу.
— А если не попросит?
— Значит, не нужна ей помощь.
Сестра повесила трубку. Снова рассердилась.
А ночью Зинаида Владимировна не спала. Лежала, думала. Дочку бьют. Дочка молчит. Гордость не позволяет признать ошибку.
Знакомо. Очень знакомо.
Утром поехала к сестре:
— Дай адрес.
— Чей?
— Ирин.
— А! Опомнилась!
— Дай адрес, говорю.
Ехала на другой конец города. Долго искала дом. Элитный район. Красивые подъезды.
Поднялась на седьмой этаж. Позвонила.
Дверь открыла Ирина. Похудевшая. Бледная. На губе ссадина.
— Мама?
— Здравствуй.
— Что ты здесь делаешь?
— Пришла посмотреть, как живёшь.
— Хорошо живу.
— Вижу.
Ирина прикрыла лицо рукой:
— Мама, уходи. Сергей скоро придёт.
— И что?
— Он не любит гостей.
— А я не гость. Я твоя мать.
— Ты же сама сказала — я взрослая. Сама выбираю.
— Сказала. И что выбрала?
Ирина заплакала. Тихо. Беззвучно.
— Мама… Я не могу…
— Не можешь — что?
— Признать… Что ты была права…
— А зачем признавать? Живи дальше.
— Но я же несчастна!
— Ну и что? Ты же сама выбрала это несчастье.
— Мама!
— Что — мама? Полгода назад я тебе говорила — не спеши. Не знаешь человека. А ты что сказала?
— Я… Я сказала — обойдёмся без тебя…
— Вот и обходись.
Зинаида Владимировна развернулась к лифту.
— Мама! Не уходи!
— А что мне тут делать? Ты же уходить не хочешь?
— Я не счастлива! Помоги мне!
Зинаида Владимировна остановилась:
— Как помочь?
— Забери меня…
— Куда?
— Домой…
— А какой у тебя дом? Ты же замужняя женщина.
— Но я же твоя дочь!
— Дочь, которая полгода назад сказала — мать её не понимает.
— Мама, ну прошу же!
— А мужу что скажешь?
— Скажу… Скажу, что к маме еду. Ненадолго.
— Врать будешь?
— Ну… Да…
— А потом? Он же найдёт тебя.
— Не знаю… Не знаю, что делать…
Зинаида Владимировна подошла к дочери. Обняла. Первый раз за полгода.
— Ира, а ты хочешь, чтобы всё как раньше было?
— Да.
— Чтобы я за тебя решала? Мужей выбирала? Жизнь устраивала?
— Да… Нет… Не знаю…
— Вот видишь. Не знаешь.
— Но я же не справляюсь!
— Не справляешься — учись справляться.
— А как?
— А я откуда знаю? Сама разбирайся.
— Мама!
— Я не твоя нянька, Ира. И не волшебница. Ты взрослый человек.
— Но ты же меня любишь!
— Люблю. Потому и не буду тебя спасать.
— Не понимаю…
— Поймёшь. Когда-нибудь поймёшь.
Зинаида Владимировна поцеловала дочь в лоб:
— Звони, если что. Но решения принимай сама.
— Мама…
— Всё, Ира. Всё сказала.
Спустилась вниз. Села в автобус. Ехала домой и плакала. Тихо. Чтобы никто не видел.
А вечером зазвонил телефон:
— Мама, это я.
— Слушаю.
— Я… Я ушла от Сергея.
— Куда ушла?
— К Светке. Пока. А потом буду квартиру снимать.
— На что?
— Работать устроюсь. Вадим помочь обещал…
— С Вадимом опять сойдёшься?
— Нет. Мы просто… Друзья теперь.
— Понятно.
— Мама, а можно… Можно я иногда буду звонить?
— Можно.
— И приезжать?
— Конечно.
— Спасибо, мама.
— Не за что.
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю.
Положила трубку. Налила чай. Посмотрела в окно. Тополь стоял. Голый пока. Но скоро весна.
И почки начнут набухать…
