Марина готовилась к пятидесятилетию Дмитрия с такой самоотдачей, будто на кону стояло нечто гораздо большее, чем просто праздник. А возможно, так оно и было. Почти целый месяц она колесила по районам Киева, пытаясь найти «тот самый» идеальный банкетный зал. Меню пересматривалось ею раз тридцать — вдруг у кого-то из гостей найдётся аллергия на экзотические фрукты? Фотозону она создавала сама, считая, что «эти наёмные оформители не способны уловить, насколько он для нас особенный».
— Дима, может, стоит пригласить музыкантов с живым вокалом? — спрашивала она за утренним кофе, листая свой блокнот, исписанный заметками.
— Как посчитаешь нужным, родная, — отвечал он, не отрываясь от экрана смартфона.
Вот так. «Как посчитаешь нужным». А ведь это, по сути, был его личный праздник!
В торжественный день юбилея Марина поднялась с рассветом, в шесть утра. Прическа, макияж, праздничное платье, которое до этого она перемерила не меньше пяти раз. В зеркальном отражении была женщина, которая ещё искренне верила: если приложить достаточно усилий, то всё в их жизни обязательно наладится.
Ресторан наполнился гостями к семи часам вечера. Пришли коллеги Дмитрия, однокурсники, соседи по району. И среди них — Ирина. Бывшая сокурсница с факультета журналистики, которая теперь мелькала в каком-то популярном телевизионном шоу.
— Мариночка! — Ирина обняла её так покровительственно, будто они были лучшими подругами с пелёнок. — Какой невероятный вечер! Дима — настоящий счастливчик, раз у него такая старательная жена!
Старательная. Как швабра или какая-нибудь кухонная машина.
Дмитрий сиял. Он принимал поздравления, с удовольствием рассказывал смешные истории, кружился в танце с коллегами. Марина наблюдала за ним из-за стола и задавалась одним вопросом: в какой момент он стал таким далёким? Когда он перестал замечать её существование, кроме как для того, чтобы организовать его быт?
А потом настало время тостов.
Ирина поднялась последней. Бокал в её руке сверкал, словно холодное оружие.
— Дима, — начала она профессиональным голосом телеведущей, — ты всегда был лидером. Ты вполне мог бы покорить любую страну, построить империю…
Гости притихли. Марина почувствовала, как её сердце болезненно сжимается в предчувствии чего-то по-настоящему ужасного.
— …Наверное, если бы не постоянная привычка к одной и той же женщине рядом.
Зал взорвался одобрительным смехом. Кто-то даже захлопал. Дмитрий улыбнулся широко, явно довольный таким вниманием.
А Марина просто перестала дышать.
Раздался громкий, оглушительный смех, который резал слух, как скрежет металла. Марина сидела, не в силах понять: это происходит в реальности или она внезапно провалилась в кошмарный сон?
— Ну что ты, Ира! — кто-то из друзей Дмитрия махнул рукой. — Дима же просто ценит верность!
— Да-да, — подхватил другой, — это сейчас такое редкое качество!
Ирина стояла с бокалом, озаряя всех той самой, безупречной, но совершенно холодной телевизионной улыбкой. И продолжила:
— А ведь мужчина в пятьдесят — это же настоящий расцвет! Самое подходящее время для новых открытий, для совершенно новых впечатлений.
Новые волны смеха. Кто-то даже свистнул в знак одобрения.
Марина повернулась к мужу. Ждала. Ну, же, Дима! Скажи что-нибудь! Хотя бы посмотри в мою сторону! Покажи им всем, что твоя жена — не просто случайная спутница, а человек, с которым ты прожил целых двадцать три года!
Но Дмитрий лишь поднял свой бокал навстречу Ирине.
— За новые впечатления! — торжественно провозгласил он.
И всё. Мир Марины рухнул вот так — одной фразой. Словно карточный домик, снесённый лёгким дуновением.
Она ощутила, как что-то ледяное растекается в груди. Это было унижение? Или осознание предательства? А может, просто понимание того, что она окончательно перестала существовать для собственного мужа?
«Привычка к одной и той же женщине». Значит, это — единственное, чем она стала для него за все эти годы? Привычкой? Как ежедневная чашка кофе или просмотр вечерних новостей?
Гости уже переключились на другую тему. Обсуждали чей-то отдых в Турции. Ирина присела рядом с Дмитрием и что-то тихонько шептала ему на ухо. Он громко смеялся. Господи, как давно она не видела, чтобы он смеялся так!
— Марин, а почему ты ничего не пьёшь? — соседка по столу наклонилась к ней. — Праздник же!
Праздник. Да, конечно. Она три недели своей жизни потратила на этот праздник. Выбирала цветы для оформления, следила, чтобы официанты не перепутали горячее, звонила музыкантам, уточняя репертуар.
Она встала. Никто не обратил внимания — все были заняты Дмитрием и его «новыми впечатлениями».
— Простите, — прошептала она подошедшему официанту, — мне нужно уйти.
— Что-то случилось? — участливо спросил он.
Что случилось? Да ничего особенного. Просто за несколько минут она осознала, что двадцать три года её супружеской жизни — это была лишь иллюзия. Что мужчина, ради которого она отказалась от отличной работы в модельном агентстве, считает её не более чем удобной привычкой.
— Всё в порядке, — ответила она. — Мне просто нужно выйти на воздух.
Но вместо того чтобы выйти на улицу покурить, Марина направилась в гардероб. Взяла своё пальто. И ушла.
Не попрощалась. Не устроила скандальной сцены. Не закричала: «Как ты посмел?!» Просто вышла.
Такси. Родной подъезд. Лифт на восьмой этаж. Квартира встретила её оглушительной тишиной.
Марина села на диван и вдруг дала волю слезам. Потому что было невыносимо больно. Потому что было безумно обидно. Потому что она только в этот момент поняла: когда в последний раз Дмитрий смотрел на неё с такой же искрой, как сегодня смотрел на Ирину?
Телефон молчал. Час. Два. Три.
«Может, он даже не заметил моего ухода?» — мелькнула в голове ужасная мысль.
В половине двенадцатого ночи пришла СМС: «Где ты? Гости спрашивают».
Гости спрашивают. Не «я волнуюсь» или «что случилось». Гости спрашивают.
Марина просто выключила телефон и пошла в ванную. Смыла наспех наложенный праздничный макияж, сняла платье.
А где-то в ресторане Дмитрий, наверное, рассказывал очередной анекдот, и Ирина хохотала своим идеальным телевизионным смехом. И никто не заметил, что за их столом стало на одного человека меньше.
Но утром всё должно было измениться.
Дмитрий пришёл домой на следующий день только в половине седьмого вечера. Как обычно. Как будто прошедшей ночью ничего особенного не произошло.
Ключи привычно звякнули, упав на полку в прихожей. Ботинки он поставил ровно, как всегда. И даже насвистывал какую-то мелодию под нос.
— Привет, дорогая! — крикнул он в сторону кухни. — А где ужин?
Марина сидела в гостиной с чашкой тёплого чая. Не ответила. Просто сидела и смотрела в окно на нескончаемый осенний дождь.
— Марин? — Дмитрий заглянул в комнату. — Ты чего молчишь? И почему вчера сбежала с праздника? Люди, кстати, удивились.
Удивились. Конечно. Наверное, целых пять минут.
— У тебя голова не болит? — Он подошёл ближе, наклонился, чтобы поцеловать её в макушку.
Марина резко отстранилась.
— Не нужно.
— Чего не нужно? — Дмитрий выпрямился, нахмурился. — Что это за инфантильный сад?
Инфантильный сад. Да, наверное, инфантилизм — это когда ты надеешься на элементарное уважение от своего мужа.
— Сядь, — сказала она тихо.
— Послушай, я очень устал. Давай поговорим завтра, если что-то случилось. Сейчас мне хочется просто поесть и включить телевизор.
— Сядь, — повторила Марина. Голос её звучал странно. Спокойно и при этом твёрдо.
Дмитрий опустился на край дивана, демонстративно взглянув на часы.
— Ну? Что конкретно произошло? Из-за чего весь этот сыр-бор?
— Ирина, — произнесла Марина одно лишь это имя. — И её тост.
— А, вот это, — Дмитрий отмахнулся. — Да она же просто пошутила! У неё такое специфическое чувство юмора. Ты серьёзно расстроилась из-за такой ерунды?
— «Привычка к одной и той же женщине», — медленно повторила Марина. — Это ты считаешь шуткой?
— Ну, — Дмитрий неловко поёрзал на диване. — Ира, возможно, немного выпила. Знаешь, как это бывает. Язык без костей.
— А ты что сказал в ответ?
— Что я должен был сказать?
— Например, что эта женщина — твоя законная жена. Что мы вместе двадцать три года. Что ты меня уважаешь. Хотя бы эти слова.
Дмитрий молчал. Он нервно крутил в руках пульт от телевизора.
— Ты же понимаешь, — сказал он наконец, — я не мог устроить сцену при всех гостях. Это было бы неловко.
Неловко. Интересно, а ей не было неловко сидеть и слушать, как её публично превращают в нечто вроде половой тряпки?
— Дима, — Марина поставила чашку на столик. — Ты позволил им стереть меня. На виду у всех. И я больше не согласна быть тенью в твоей жизни.
— Какой ещё тенью? — Он вскочил с дивана. — О чём ты вообще говоришь? Ты же моя жена!
— На бумаге, да. А по факту — домработница, которая иногда ещё и спит с тобой.
— Марин! — Дмитрий попытался схватить её за руку. — Ты же сама знаешь, что это абсолютная неправда!
— Знаю? — Она отдёрнула руку. — А когда ты в последний раз спросил, как у меня дела? Когда мы говорили не о твоей работе, а о чём-то общем для нас?
Дмитрий открыл рот, но тут же закрыл. Задумался.
— Ну, мы же общаемся.
— О счетах за коммунальные услуги и о том, что нужно купить продукты. Это называется «планёрка», а не личный разговор.
— Марин, я не понимаю, к чему ты клонишь. Это был всего лишь тост! Глупая, дурацкая шутка!
— А для меня — это вся правда, — сказала она и решительно встала. — Знаешь что? Мне необходимо побыть одной. Подумать.
— Как это — одной? Ты куда собралась?
— К Софии (сестре). На несколько дней.
Дмитрий побледнел.
— Из-за какой-то Ирки ты готова разрушить наш брак?
— Я не разрушаю наш брак. Я лишь пытаюсь понять, был ли он вообще.
Марина пошла в спальню, достала дорожную сумку. Дмитрий суетился у неё за спиной.
— Это же всё глупость! Обычный женский максимализм! Да все женщины проходят через это — это кризис среднего возраста!
Кризис среднего возраста. Ещё одно клише. Как же удобно всё объяснять парой шаблонных фраз.
— Может, это и кризис, — согласилась Марина, складывая вещи. — Но знаешь, в чём его главный смысл? В том, что я наконец поняла: жизнь очень коротка. И тратить её на то, чтобы быть невидимкой, я больше не собираюсь.
— Какая ты невидимка? Я же тебя вижу!
— Как предмет быта. Есть — хорошо, сломался — купим новый.
Дмитрий схватил её за плечи:
— Маринка, опомнись! Мы же всё ещё любим друг друга!
Марина посмотрела ему прямо в глаза. Когда-то карие, такие добрые глаза, в которые она влюбилась двадцать пять лет назад.
— Ты любишь своё удобство, — сказала она. — Любишь, что я никогда не устраиваю скандалов, не требую внимания, не мешаю тебе быть центром своей вселенной. А это — не любовь. Это чистой воды потребительство.
Она застегнула сумку, взяла куртку.
— Я не требую развода. Пока. Я просто хочу вспомнить, кто я такая, если не «жена Дмитрия».
Дверь тихо захлопнулась. Не хлопнула — именно захлопнулась. Как последняя страница в книге, которую только что дочитали до конца.
А Дмитрий остался стоять посреди опустевшей квартиры и думать: когда его такая удобная, покладистая жена превратилась в совершенно чужую женщину?
Прошло ровно две недели.
Дмитрий звонил ежедневно. Сначала с явными претензиями: «Хватит дурить, возвращайся немедленно!» Потом с мольбами: «Мариночка, ну что ты как маленькая девочка?» А под конец — просто долго молчал в трубку, тяжело дыша.
Марина жила у сестры Софии в Днепре и открывала себя заново. Она записалась на курсы итальянского языка — она всегда об этом мечтала.
— Знаешь, — сказала она Софии за завтраком, — я, кажется, забыла, что умею смеяться над комедиями. А не только готовить, гладить и молча кивать.
— И что ты решила? — спросила сестра. — Совсем разводиться или…?
Марина не знала. По правде говоря, она не знала.
А потом Дмитрий приехал. Не предупредил звонком — просто появился на пороге. С огромным букетом её любимых белых роз.
— Можно мне войти? — спросил он тихо.
Они сидели на кухне. Молчали минут пять, как будто обдумывая каждое слово. Потом Дмитрий заговорил:
— Я понял. Не сразу, но я понял.
Марина смотрела на него и думала: неужели этот растерянный мужчина — тот самый Дмитрий, который две недели назад считал её просто предметом мебели?
— Марин, — продолжал он, — я не прошу прощения. Я понимаю, что, возможно, уже поздно. Но если ты вернёшься, всё, я обещаю, будет по-другому.
Марина вернулась домой спустя три дня. Но она вернулась совершенно другой. В квартире она сразу же переставила мебель.
Прошёл месяц. Они заново учились разговаривать. Не о счетах — о снах, о планах, о страхах. Марина рассказывала про курсы, Дмитрий — про работу, но теперь это не звучало как центр вселенной.
А вечером, когда они ужинали при свечах (Марина решила, что в её доме всегда будет красота), Дмитрий поднял бокал:
— Хочу произнести тост.
Марина внутренне напряглась. Тосты теперь вызывали у неё стойкую аллергию.
— За тебя, — сказал он просто. — За то, что ты не позволила мне окончательно превратиться в эгоистичного ублюдка. За то, что ты смогла уйти, чтобы я, наконец, понял: без тебя я не мужчина. Я просто пустое место.
Марина впервые за месяц улыбнулась. Улыбнулась по-настоящему.
Может быть, не всё ещё потеряно. Может быть, настоящая любовь — это когда у тебя хватает смелости начинать всё заново. Даже в сорок семь. Даже после двадцати трёх лет брака.
Даже после того тоста, который чуть не разрушил всё.
