Квартира пахла бабушкой. Не лавандой и пирогами, как в рекламе, а терпким, въедливым запахом старых книг, аптечных пузырьков и чем-то чуть горелым — как будто утюг забыла выключить лет десять назад. Ирина сидела на табуретке у окна и пила растворимый кофе из бабушкиной любимой кружки с облупленным краем.
— Ну здравствуй, спокойная жизнь, — подумала она и глотнула обжигающе.
Прошло всего две недели с тех пор, как бабушки не стало. Юридически квартира уже её — оформлена, зарегистрирована, с выпиской из Росреестра и печатью. Ирина прошла весь этот квест без помощи мужа. Виктор тогда сказал:
— Ты же всё равно с ней больше общалась. Тебе и разбираться.
Ирина тогда ничего не сказала. Просто кивнула. И поняла: когда тебе 36, а муж уходит в тень каждый раз, когда в жизни что-то важное, — это не партнерство, а соседство. Как с участковым: вроде бы в доме, но только если кого-то убьют.
— А можно я открою окно? — раздалось за спиной.
Ирина вздрогнула. Свекровь стояла в дверях, будто зашла не в чужую квартиру, а в свою. Без стука. Без звонка. Как будто не было шести лет натянутого мира, пасхальных скандалов и фразы «Ты же из общежития, правда? Привыкла к тесноте.»
— Вы уже зашли, Наталья Петровна, чего уж там, — спокойно сказала Ирина и допила кофе.
— Душно. Воздуха нет. И вообще, — свекровь недовольно смерила взглядом интерьер, — надо всё менять. Обои… мрак. И мебель… Это ж всё бабкина рухлядь, зачем тебе?
Ирина сдержала смешок.
— Мне нравится. И, к слову, это уже моя рухлядь. Квартира-то теперь моя. Или вы забыли?
— Да что ты заладила — моя, моя… — Наталья Петровна всплеснула руками. — Ты замужем, ты — жена моего сына. Всё общее. Тем более Виктор — её родной внук. А ты кто ей? Так… приживалка. Подгадала момент.
Ирина молчала. На таких фразах лучше дышать ровно, иначе затянет.
— Ну что ж, проходите, осматривайтесь. Холодильник там, туалет направо. Только тапки снимите, а то у вас стиль — «свекровь после дачи».
— Не дерзи, Ира. Я по-хорошему. У нас с тобой одна семья. Мы должны быть ближе.
— Как две батарейки в пульте? — Ирина усмехнулась. — Только вот вы всё время пытаетесь меня вынуть.
Наталья Петровна надула губы. Видимо, к такому ответу не готовилась.
— Слушай… — она вдруг села на диван, тяжело, с надрывом, как актриса в последнем акте. — У меня беда. Большая. Я ж тебе не просто так пришла. Мне помощь нужна. Сын молчит, не выручает. А ты могла бы…
— Что случилось? — Ирина прищурилась.
— Меня могут квартиру отобрать.
— Какую? — холодно спросила Ирина. — Ту самую, которую вы в 2012 году заложили под кредит на салон красоты?
— Я ошиблась! — выкрикнула свекровь. — Бывает, у всех бывают ошибки! А теперь банк грозит судом. А мне ж жить где-то надо! Я — мать! Мать вашего Виктора, между прочим!
— Не сомневаюсь, — кивнула Ирина. — Только квартира — бабушкина. А бабушка была против вас. До последнего. Даже в больнице просила не пускать.
— Что ты несёшь?! — свекровь вспыхнула. — Она была старая, у неё голова плохо работала!
— Достаточно хорошо, чтобы нотариуса вызвать за месяц до смерти, — спокойно ответила Ирина. — И завещание переписать. Не на вашего внука, а на меня. Видимо, за годы общения она поняла, кто есть кто.
Повисла тишина. Только тиканье старых часов и хрипловатое дыхание Натальи Петровны.
— Ты… ты думаешь, я просто так пришла? Я же как мать тебе! — прошептала свекровь, уже другим голосом. Жалостным.
— Нет, Наталья Петровна, вы не как мать. У меня была мать. Спокойная, не лезла в мою жизнь. Вас к таким не отнести.
— Так ты не дашь мне переехать к вам?
— Нет.
— А Виктору скажу, чтобы с тобой поговорил! Он всё решит!
— Давайте, — Ирина встала. — Скажите. Я даже послушаю. Но если он встанет на вашу сторону — пусть собирает вещи. Я устала жить с маминым мальчиком.
Наталья Петровна вскочила, поправляя куртку:
— Ты ещё пожалеешь! С такой мордой и характером много ты себе найдёшь?!
— А я и не ищу. У меня есть — квартира и тишина. Больше ничего и не нужно.
Дверь хлопнула. Звенело в ушах. Кофе остыл.
Виктор пришёл через пару часов. Без звонка, без цветов, с лицом «на разговор». Мужчины не готовятся к разговорам, они их начинают с порога, как пожар.
— Мам звонила. Ты что натворила?
Ирина медленно обернулась от раковины:
— Ничего. Просто отказала человеку, который хотел пожить за мой счёт. И за счёт мёртвой женщины, которая её терпеть не могла.
— Ты перегибаешь! У неё проблемы!
— У тебя тоже будут, если будешь продолжать в том же духе.
— Ты мне угрожаешь? — Виктор нервно засмеялся.
— Нет. Я ставлю границы. Если ты не в состоянии их поддержать — собирай вещи.
— Это ж квартира нашей семьи!
— Нет, Виктор. Это квартира моей бабушки. Твоя семья — это твоя мама. Съезди, проведай её. А я пока подумаю, хочу ли я продолжать этот цирк.
Он вышел, не хлопнув дверью. Это его максимум уважения. Или страха.
Ирина стояла, опершись о подоконник. Где-то в соседней комнате тикали часы, в воздухе пахло чем-то горьким — но уже по-другому. Как будто квартира вздохнула.
Ирина проснулась в пять утра — от тишины. Не от шума, нет. От зловещей, липкой тишины, как перед грозой. Спала плохо. Снилась Наталья Петровна в образе домоуправа с вилами. Виктор стоял рядом, держал табличку «мамина квартира».
На кухне заварила себе чай. Без сахара, без меда, без души. Квартира, кажется, чувствовала тревогу. Скрипел паркет под ногами, будто спрашивал: Ты уверена, что справишься?
Телефон дрогнул. СМС от Виктора:
«Сегодня в 19:00 приезжаю. Будем разговаривать. Ты, я и мама.»
Ирина усмехнулась. Семейный совет имени Люцифера. Осталось только батюшку позвать и дух бабушки.
Она написала в ответ коротко:
«Хорошо. Стол не накрою.»
В 18:55 они уже были. Как по команде. Наталья Петровна — в норковой шапке и с выражением «я добрый человек, пока меня не бесить». Виктор — с бумажной папкой и виноватым видом, будто собирается продавать тёщу в рабство.
— Мы пришли не ругаться, — с порога начал Виктор, — а поговорить по-взрослому.
— Тогда снимайте верхнюю одежду, а не штаны. — Ирина показала рукой на вешалку. — Холодно у нас.
Свекровь скривилась:
— Ну и юмор у тебя. Всё в бабку. Она тоже так язвила, что потом все обижались.
— А может, просто не все любили слышать правду? — пожала плечами Ирина.
Они уселись. Наталья Петровна, не спрашивая, заняла бабушкин диван.
— Так, — начала она, — я скажу прямо. У нас беда. Банк подал в суд. Если в течение месяца я не погашу долг, меня выселят. Мне некуда идти. Я не прошу вас подарить квартиру. Я прошу оформить дарственную на Виктора. На сына. Потом он мне поможет.
Ирина повернулась к мужу:
— Ты это поддерживаешь?
Виктор неловко сглотнул:
— Послушай, ну это же временно. Просто оформить. Квартира всё равно твоя. Ну, наша. Потом перепишем обратно. Мамина репутация перед банком улучшится. Всё под контролем.
Ирина медленно встала, подошла к шкафу и достала папку.
— Виктор. Смотри. Это свежая выписка из ЕГРН. Имя собственника: Ирина Алексеевна Черникова. Не Черникова-Лапшина, не Наталья Петровна. Я. Моя фамилия. Моя квартира.
— Ну ты же не против помочь? — Наталья Петровна говорила почти ласково. — Я мать твоего мужа. Не чужая же.
— А бабушка была моей родной. Почему же вы считаете, что я должна отдавать то, что она мне оставила?
— Потому что это правильно! — свекровь вскинулась. — Семья — это поддержка! А ты… как коршун сидишь тут. Твоя бабушка умерла — и ты сразу заперлась в её квартире, как в крепости!
— А вы — как коллектор. Только с норкой. — Ирина сдержала дрожь в голосе. — Да, я заперлась. Потому что впервые за восемь лет брака мне спокойно.
Виктор встал. Говорил резко, срываясь:
— А мне, по-твоему, как? Меня разрывает между вами! Я вас обеих люблю, но ты ведёшь себя, как эгоистка!
— А ты — как маменькин сынок, — тихо ответила Ирина. — Не можешь сказать «нет» женщине, которая сожгла твоё детство под гламур и кредиты.
— Ты перегибаешь, — прошипел Виктор. — Она всё для меня делала.
— Именно. Для тебя. А теперь хочет, чтобы ты ей вернул. Моей квартирой.
— Ну хватит уже! — Наталья Петровна хлопнула ладонью по колену. — Если ты не хочешь оформлять дарственную, мы пойдём другим путём.
— Каким? — Ирина наклонилась вперёд. — Угрозы? Суд? Виктор подаст на раздел имущества?
— Я подам на развод, если ты не пойдёшь навстречу! — крикнул Виктор, вспыхнув.
Повисла такая тишина, что даже у чайника заклокотало раньше времени.
— Так и запишем, — медленно проговорила Ирина. — Шантаж через развод. Я впечатлена. Что дальше? Подкинешь мне пакет с белым порошком, чтобы оформить опекунство?
Наталья Петровна встала, грозно:
— Ты думаешь, ты выиграла? Я с людьми поговорю. Ты думаешь, никто не может на тебя повлиять? Вон, соседи, пусть расскажут, кто ты. С приветом, на антидепрессантах.
— А вы с мужем в церковь ходите, да? — усмехнулась Ирина. — Молитесь на выходных, а в будни чужое себе хотите отжать?
— Молчи, девка! — заорала свекровь. — Я тебя выведу на чистую воду!
— Только не забудьте одеть галоши. Грязи будет много.
Виктор схватил мать за руку:
— Всё, пошли. Бесполезно.
— Не бесполезно, сынок. Мы ещё посмотрим, кто будет смеяться последним.
Они ушли. Снова без хлопков. Дверь будто привыкла к их уходу — не реагировала.
Ирина осталась одна. Точнее — с квартирой, где всё дышало бабушкой. И ещё — с чувством, как перед бурей. В груди пульсировало. Это был не конец.
Через два дня пришло письмо. Судебная повестка.
Истец: Виктор Александрович Черников.
Предмет иска: признание квартиры совместно нажитым имуществом и раздел по закону.
Ирина уселась на подоконник. Ноги поджала, как в детстве. За окном падал медленный снег.
Суд шел вяло, как пожилой сторож на смене: кивал, слушал вполуха и записывал всё по шаблону. Ирина сидела за столом, аккуратно одетая, волосы собраны, лицо — как стекло. Прозрачное и холодное.
Виктор был напротив. Без Натальи Петровны — та, по слухам, после инфаркта лежала в санатории. Инфаркт, конечно, образный. Сердце у неё давно работало по принципу — на кого бы подать в суд сегодня.
Их адвокат, женщина с лицом учительницы по химии и прической «пережила 90-е», зачитал иск:
— Сторона истца считает, что квартира была приобретена в браке, и, несмотря на наследственный характер, использовалась как совместное имущество. В связи с чем…
— Прекратите, — судья поднял руку. — У нас есть документы. Наследство. Завещание. Выписка из Росреестра. Всё оформлено. Следующий вопрос — есть ли признаки того, что ответчица не поддерживала семью финансово?
Адвокат замялся:
— Ну… она пользовалась квартирой. А муж — её морально поддерживал.
Ирина усмехнулась. Судья даже не поднял глаз:
— Моральная поддержка в законе не числится. Отказано. В иске — отказано полностью.
Виктор побледнел. Подошел к Ирине уже в коридоре:
— Я не хотел, чтоб всё так. Это мать…
— Не надо. Это ты.
— Я правда считал, что… ну, что ты потом передумаешь. Что мы сможем…
— А я вот теперь думаю, Виктор, — она посмотрела ему в глаза, — что я тебя никогда и не знала. С тобой всё время была Наталья Петровна. Твоя мама. И ещё мама. И ещё её подруга Тамара. А ты где был?
Он молчал. Плечи опущены. Даже не злой. Просто пустой.
— Знаешь, что обидно? — продолжала Ирина. — Я бы помогла, если бы ты пришёл сам. Без давления. Без суда. Без шантажа. Мы могли бы всё обсудить. Как взрослые. Но вы выбрали схему: сначала забрать, потом — поговорить.
— Я хотел как лучше, — выдавил он.
— Нет. Ты хотел — как проще. Чтобы мама сказала, как надо, и ты выполнил. Я тебе не жена. Я тебе чужой человек.
Она ушла. Легко. С лёгкостью человека, который наконец-то сбросил чужую вину с плеч.
Прошёл месяц.
Квартира — её маленькая крепость — наконец обрела покой. Наталья Петровна затихла, будто на новом витке своей хитрой жизни ждала следующего удобного момента. Виктор пропал совсем. Может, и к лучшему.
Ирина впервые за долгое время сняла обручальное кольцо. Оно лежало в шкатулке рядом с ключом от ящика, где бабушка хранила письма. Вся их история — восемь лет — уместилась в кольце из дешёвого золота и паре фото на кухне.
На кухне было тихо. Чайник закипал.
Раздался звонок в дверь.
Чёрт. Только не снова…
Открыла. На пороге стоял мужчина. Лет пятьдесят. В плаще, с чемоданом.
— Простите, — сказал он, — я… Вы Ирина?
— Да. А вы?..
Он смущённо улыбнулся:
— Алексей. Я — брат вашей бабушки. Двоюродный. Из Томска. Мы с ней переписывались… Она обещала пригласить, да не успела.
Ирина ошарашенно стояла в проёме. А потом вдруг рассмеялась. Смешно, по-настоящему. До слёз.
— Проходите, Алексей. У нас тут теперь… безвременье с привкусом свободы. У вас будет где остановиться. Бабушка бы одобрила.
Вечером они пили чай. Он рассказывал про старую дачу, про рыбалку, про советскую молодость. А Ирина слушала — не просто ушами. Душой. После всех скандалов и предательств в её жизни снова появился кто-то настоящий.
И в какой-то момент она поймала себя на мысли: впервые за долгое время в квартире было по-настоящему тепло. Без страха, без натяжек, без криков.
— Алексей, — сказала она тихо, — вы не представляете, как вовремя вы пришли.
— А вы не представляете, как мне важно было прийти, — ответил он, глядя ей в глаза.
В тот вечер Ирина достала старую коробку с бабушкиными письмами. Там была записка:
«Если тебе будет тяжело, просто посмотри в окно. Снег не спрашивает разрешения падать. Он просто ложится и ждёт весны.»
Ирина улыбнулась. Весна обязательно будет. Но сначала — настоящая зима.
ФИНАЛ
Ирина осталась одна в своей квартире, но впервые — не одинока. Она прошла через суд, предательство, страх, и осталась собой. Без иллюзий. С холодной головой и горячим сердцем. А это — и есть настоящая победа.
