Ирина опускает телефон. Экран ещё светится — последняя оплаченная путёвка в Турцию. Анталья, отель четыре звезды, питание всё включено.
Стоит каждой гривны.
— Мам, а мы правда поедем? — Настя заглядывает через плечо. Двенадцать лет, глаза серые — в отца, но сомнение в них совсем не детское. Привыкла уже — планы рассыпаются в самый последний момент. То денег не хватило, то «обстоятельства», то «в следующем году обязательно».
— Поедем, солнышко. В этот раз точно поедем.
Ирина гладит дочь по волосам. Тёмно-русые, прямые — в неё. А характер упрямый — в деда. Пашин отец такой же был — если что решил, переубедить невозможно.
Суббота, апрель. У Лены день рождения — сорок пять. Павел нехотя собирается в ванной, бубнит что-то про «тёщины посиделки». Не любит такие мероприятия — людно, шумно, все говорят одновременно. А Ирина рада — давно с нормальными людьми не общалась. Работа-дом-работа, круг замкнулся.
Ленина квартира полна гостей. Знакомые лица из их дворовой компании — кто детей в одну школу водит, кто в соседних подъездах живёт. За большим столом тесно, но уютно. Салат «Оливье», холодец, нарезка из колбаски и сырка, торт «Наполеон» — всё как полагается.
Ирина садится рядом с Маргаритой Петровной — коллегой по бухгалтерии районной поликлиники. Женщина лет пятидесяти, умная, с хорошим чувством юмора. Работают в соседних кабинетах, часто чай вместе пьют.
— Ну что, как дела? — спрашивает Маргарита, наливая себе компот. — Ты что-то особенно хорошо выглядишь сегодня.
И правда — Ирина даже помаду накрасила, блузку новую надела.
— Представляешь, — Ирина не может сдержать улыбки, — я наконец-то накопила на отпуск! С Настей в Турцию собираемся. Путёвки уже купила, отель забронирован и подтвержден.
— Здорово! — Лена подсаживается поближе, отставляя тарелку с салатом. — А куда именно? Мы в прошлом году в Сиде ездили — красота неописуемая.
— В Анталью. До моря сто метров, детская анимация, аквапарк рядом… — Ирина достаёт телефон, показывает фотографии. — Настя так ждёт! Мы уже третий год планируем, всё никак не получалось.
— Третий год? — удивляется Маргарита Петровна, поправляя очки. — А что мешало? Деньги же не такие большие — по нынешним временам вполне доступны.
Ирина замирает с телефоном в руках. Ну как объяснить? Как рассказать, что каждый раз, когда накапливает нужную сумму, появляется «срочная необходимость»? Что её накопления уже который год уходят не туда, куда планировалось?
— Да так… обстоятельства разные были. То одно, то другое.
Павел, сидящий напротив, рядом с хозяйкиным мужем, поднимает глаза от тарелки с холодцом. Лицо у него непроницаемое — как всегда, когда разговор касается денег.
— Ира, — говорит он негромко, но голос в комнате хорошо слышен. — А ты случайно не забыла? Мама вчера звонила.
Сердце ёкает. Нет. Только не сейчас. Только не при людях.
— Паш, мы об этом потом поговорим…
— Да ладно, — он пожимает плечами, продолжая методично есть. — Тут все свои люди. У мамы зуб разболелся сильно — надо срочно имплант ставить. Она к врачу ходила, тот сказал — шестьдесят тысяч гривен минимум выйдет.
За столом повисает неловкая тишина. Все понимают, к чему ведёт этот разговор. Вадим — Ленин муж — старательно изучает содержимое своей тарелки. Маргарита Петровна замирает с куском торта на вилке.
— И? — спрашивает Ирина тихо, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Ну… — Павел заминается, но продолжает. — Ты же знаешь ситуацию. У неё денег таких нет. Пенсия — двенадцать тысяч, смешная. А то, что с квартиры получает — всё Андрюшиным детям уходит. У Максика опять курс лечения начинается, дорогие лекарства…
Андрюша — это Пашин младший брат. Тридцать два года, двое детей, жена домохозяйка вынужденная. Старший сын Максим — особенный ребёнок, требует постоянного лечения и ухода. Живут они в маленькой двушке со свекровью — Пашиной мамой Ольгой Васильевной. А свою квартиру — однушку в старом доме — свекровь сдаёт за пятнадцать тысяч в месяц.
— Паша, — Ирина старается говорить спокойно, не повышая голоса, — мы об этом дома поговорим. Не при гостях.
— Да что тут скрывать-то? — он даже удивляется искренне. — Всё семейное, обычное дело. Мама страдает, зуб болит невыносимо, а у тебя как раз деньги есть. Ну подождёшь с отпуском немного — не смертельно же. Можно ведь и в Одессу съездить, если уж хочется к морю. Тоже красиво, и намного дешевле.
Ирина чувствует, как у неё горят щёки. Как все сидящие за столом смотрят то на неё, то на Павла. Маргарита Петровна роняет вилку — та звенит о тарелку.
— То же самое? — голос у Ирины дрожит. — Одесса и Турция — то же самое?
— Ну конечно. Море везде море. А разница в цене — огромная. За те же деньги можно и маме помочь, и к морю съездить.
Лена пытается разрядить обстановку:
— Ребят, может, не будем сейчас…
— И потом, — Павел уже входит в раж, чувствуя поддержку, — ты же всегда маме помогала. Не в первый раз. Помнишь, когда ей на лекарства для суставов нужно было? Или когда Андрюша попросил на операцию Максику в прошлом году? Ты тогда не отказывала, нашла деньги.
— Нашла, — шепчет Ирина.
— Вот и сейчас найди. Это же мама. Она для меня всю жизнь на всё шла, когда нужно было. Я не могу её бросить.
Ирина медленно встаёт из-за стола. Руки дрожат, но голос звучит удивительно твёрдо:
— Ты прав, Павел. Не отказывала. За последний год я твоей маме сто двадцать тысяч гривен перевела.
Павел бледнеет.
— Сто двадцать тысяч, — повторяет Ирина уже громче, глядя мужу прямо в глаза. — Хочешь, расскажу всем подробно? В феврале прошлого года — когда я копила на ремонт ванной комнаты — отдала маме тридцать тысяч на лекарства. В мае — двадцать пять тысяч на Максикову реабилитацию в столице. В июле — сорок тысяч брату в долг на «срочные нужды». В сентябре — пятнадцать на мамины анализы в частной клинике. В декабре — ещё десять на новогодние подарки внукам.
— Ира, тише… — Павел теперь оглядывается на притихших гостей.
— А знаешь, сколько ты мне из этих денег вернул? — она уже не может остановиться. — Десять тысяч. Один раз. Да и то только потому, что я сама заболела, и мне срочно нужно было к платному врачу.
Вадим кашляет и отворачивается к окну. Маргарита Петровна сидит с открытым ртом. Лена нервно теребит салфетку.
— Каждый раз одно и то же, — продолжает Ирина, и голос её становится всё увереннее. — «Мама важнее всего», «потерпи немного», «вернём обязательно, как только появятся деньги». А потом — новая просьба, новая срочность, новый «форс-мажор». И снова мои накопления летят к твоей маме.
— Но она же стареет…
— А я что? — Ирина уже не сдерживается, и слова сыплются как из прорванного мешка. — Я что, не человек? У меня нет права мечтать об отпуске с собственной дочерью? Нет права потратить заработанные деньги на то, что мне хочется?
Лена пытается вмешаться:
— Ребят, может, действительно не стоит при всех…
— Стоит, — отрезает Ирина, поворачиваясь к хозяйке. — Пусть все знают правду. Павел считает, что мои накопления — это семейная касса взаимопомощи для его родственников. А то, что я уже третий год работаю, чтобы собрать на нормальный отпуск, это, видимо, не важно.
— Ты преувеличиваешь…
— Преувеличиваю? — Ирина достаёт телефон, открывает банковское приложение.
— Хватит! — Павел краснеет до корней волос. — При людях не надо все эти подробности! Не играй комедию.
— При людях не надо, а просить при людях — можно? — Ирина убирает телефон обратно в сумочку. — Унижать жену перед друзьями, требовать отказаться от обычной мечты ради очередной «срочной нужды» — это нормально?
Она оглядывает притихших гостей.
— Знаете что, друзья? В этот раз мои накопления идут строго туда, куда я сама решила. На отпуск с дочерью. В Турцию, в нормальный отель, с морем и солнцем.
— Но мама же болеет…
— Пусть мама попросит помощи у Андрюши. У него от сдаваемой квартиры деньги каждый месяц приходят — пусть часть на бабушкин зуб потратит, а не только на своего ребёнка.
— Он не может, у него Максик больной, лечение дорогое…
— А у меня дочь здоровая, но уже третий год сидит дома на каникулах, потому что у мамы всегда находится кто-то более важный и более нуждающийся.
— Лена, прости, что испортила тебе праздник. Желаю счастья и здоровья.
— Ира, да подожди ты…
— Павел, — она оборачивается на пороге, глядя на покрасневшего мужа, — когда решишь, что собственная жена и дочь важнее мамы и брата с его проблемами — поговорим. А пока что мои накопления и мои планы касаются только меня.
Дверь хлопает не слишком громко, но все вздрагивают.
Ирина идёт по апрельской улице быстрым шагом, глубоко дышит прохладным воздухом. Телефон в сумочке настойчиво звонит — наверняка Павел. Она достаёт и не глядя сбрасывает вызов.
Потом ещё один. И ещё.
На четвёртый раз выключает телефон совсем.
Дома тихо. Настя сидит за письменным столом в своей комнате, делает домашнее задание по математике. Серьёзная, сосредоточенная — совсем как Ирина в детстве.
— Мам, как съездили к тёте Лене? Весело было?
— Очень весело, — улыбается Ирина, садясь на край кровати. — Слушай, а ты купальник новый хочешь? Завтра пойдём в торговый центр, выберем красивый.
— А зачем купальник? — Настя отрывается от тетради.
— Как зачем? В Турцию же едем. Уже через две недели вылетаем.
Настя подскакивает со стула:
— Правда-правда? А папа не против? Он же говорил, что дорого очень…
— Папа с нами не летит. Он самолётов боится, помнишь? Полетим вдвоём — устроим настоящий девичник.
— Ура! — Настя обнимает мать крепко-крепко. — Мам, а что, если папа опять скажет, что денег нет? Или что надо на что-то другое потратить?
Ирина гладит дочь по голове, чувствуя, как что-то тёплое разливается в груди. Впервые за долгое время — уверенность. Спокойствие. Решимость.
— Не скажет, солнышко. Путёвки уже оплачены, отель забронирован. Никто и ничто наши планы не отменит.
— А бабушка Оля? Она же всегда что-нибудь придумает…
Умная девочка. Слишком умная для своих двенадцати лет.
— Бабушка Оля пусть к дяде Андрюше обращается. Или к врачу в поликлинике — там лечение бесплатное.
Настя кивает серьёзно:
— Понятно. Значит, в этот раз точно едем?
— Точно.
Павел приходит поздно — часов в одиннадцать. Хмурый, со следами долгих размышлений на лице. Ирина уже лежит в постели, читает книгу — давно не читала художественную литературу, некогда было.
— Ира, нам надо серьёзно поговорить.
— Надо.
— Ты меня сегодня при людях опозорила. Вынесла сор из избы.
— А ты меня при тех же людях унизил. Потребовал отказаться от планов ради твоей мамы.
Он тяжело садится на край кровати.
— Ну мама же действительно мучается. Зуб болит так, что спать не может.
— Пусть идёт в районную стоматологию. Там и удалят, и протез поставят. Бесплатно.
— Но там очереди, качество плохое…
— Павел, а когда я зуб лечила в прошлом году — ты предложил мне частную клинику? Или сказал — терпи, иди по полису?
Он молчит, натягивая домашние тапочки.
— Пусть Андрюша помогает матери. Или пусть потерпит. Как я терплю уже третий год без отпуска.
— Но ты же понимаешь ситуацию…
— Понимаю. Понимаю, что твоя мама для тебя важнее собственной жены. Что мои мечты и планы не считаются. Что я должна всю жизнь отказываться от своего ради твоей большой семьи.
Павел поворачивается к ней.
— Сколько я должна ещё отдать твоим родственникам? — перебивает Ирина. — Ещё сто тысяч? Двести? Миллион? Чтобы ты наконец сказал: «Хватит, Ира, теперь живи для себя и дочери»?
— Ты преувеличиваешь масштабы…
— Павел, я устала. Смертельно устала быть семейным банкоматом. Устала объяснять Насте, почему мы каждое лето сидим дома, пока её одноклассники привозят фотографии с моря. Устала мечтать о чём-то своём и каждый раз жертвовать этим ради очередной «срочной необходимости».
Ирина откладывает книгу, садится в постели.
— В этот раз я лечу в отпуск. С дочерью. Без твоего разрешения и без чувства вины перед твоей мамой. А ты решай сам — либо ты муж и отец в нашей семье, либо сын и брат в своей старой семье.
— Ты ставишь ультиматумы…
— Я ставлю границы. Впервые за пятнадцать лет замужества.
Павел встаёт, идёт в ванную. Долго плещется водой, чистит зубы. Потом уходит в гостиную — включает телевизор, ложится на диван.
А Ирина достаёт из шкафа чемоданы. Большой тёмно-синий — свой, маленький розовый — Настин. Завтра начнёт собирать вещи. Летние платья, купальники, шлёпанцы, крем от загара.
Море ждёт. Солнце ждёт. Мечта, отложенная на три года, наконец-то ждёт своего часа.
И в этот раз ничто и никто её не остановит.
Утром за завтраком Павел молчит, мрачно жуёт бутерброд с колбасой. Настя щебечет, не замечая напряжения — рассказывает о предстоящем отпуске. Купальники, аквагорки, дельфинарий, турецкие сладости.
— Папа, а ты точно не полетишь с нами? — спрашивает дочь, намазывая масло на хлеб.
— Не полечу, — буркает Павел, не поднимая глаз от тарелки.
— А почему? Самолётов боишься?
— Боюсь.
— А на поезде к морю нельзя добраться?
Ирина замирает с чашкой кофе в руках. Неужели сейчас начнётся?
— Можно, — говорит Павел медленно. — В Сочи, например. Или в Одессу. Там тоже море хорошее. И гораздо дешевле турецкого.
— Но мы же в Турцию летим! — возмущается Настя. — Мама же путёвки уже купила! И отель забронировала!
— Мама много чего покупает, — бормочет Павел в тарелку.
Ирина резко ставит чашку на блюдце.
— Павел, хватит. При ребёнке не надо таких разговоров.
— А что я такого сказал?
— Настя, иди собирайся в школу. Портфель проверь, дневник не забудь.
Дочь послушно убегает в свою комнату. Ирина дожидается, пока хлопнет дверь, и поворачивается к мужу.
— Если ты решил меня наказывать молчанием и колкостями — это твоё право. Но дочь в свои игры не впутывай.
— Я ничего особенного не делаю.
— Делаешь. Пытаешься испортить ей радость от предстоящего отпуска. Потому что злишься на меня за вчерашнее.
Павел встаёт из-за стола, ставит свою тарелку в мойку.
— Мама с утра уже два раза звонила. Плачет. Говорит, что зуб болит невыносимо, таблетки не помогают.
— Пусть вызывает «скорую». Или идёт в дежурную стоматологию.
— А если серьёзные осложнения? Если воспаление пойдёт дальше?
Ирина смотрит на него долго и внимательно.
— Павел, а ты хоть раз за последние годы подумал обо мне? Не о маме, не о брате, не о больном племяннике. Именно обо мне. О том, что я хочу, чего мне не хватает, о чём мечтаю?
— Конечно, думал…
— Когда? Когда в последний раз ты спросил, как у меня дела на работе? Когда интересовался моими планами или желаниями? Когда говорил: «Ира, ты выглядишь уставшей, отдохни»?
Павел молчит, избегая её взгляда.
— Я встаю в полседьмого, завтракаю стоя, работаю в поликлинике до двух, потом еду в детский сад — до семи вечера. Домой прихожу, готовлю ужин, проверяю у Насти уроки, стираю, убираю. А единственное, о чём мечтаю — неделька у моря с дочерью. Солнце, тёплая вода, никаких обязанностей. И даже это ты готов отнять ради очередной маминой проблемы.
— Не отнять, а отложить на время…
— На какое время? На месяц? На год? На всю оставшуюся жизнь?
Ирина берёт сумку с документами, ключи от машины.
— Я поехала на работу. А ты подумай хорошенько — что для тебя действительно важно. Счастье жены и дочери или бесконечные проблемы твоей большой семьи.
Дверь хлопает. Павел остаётся один на кухне, среди немытой посуды и недоеденных бутербродов.
За окном весенний день набирает силу. Солнце поднимается выше, птицы поют в тополях. Скоро лето. Скоро отпуск.
И в этот раз — точно их отпуск. Её и Настин. Первый за три года.
Вечером, когда Ирина возвращается с работы, на столе лежит записка от Павла: «Поехал к маме. Поговорим, когда вернусь».
Настя делает уроки, напевает что-то весёлое. Настроение у неё отличное — завтра идут покупать купальники и летние вещи.
В восемь вечера приходит СМС: «Мама согласилась пока полечиться в районной поликлинике. Врач сказал — не критично, можно подождать с имплантом».
Ирина читает сообщение и усмехается. Значит, когда припёрло по-настоящему, деньги на частное лечение нашлись. Просто проще было переложить расходы на невестку.
Ещё одна СМС через полчаса: «Прости за вчерашнее. Не хотел при людях выносить семейные дела».
«Хорошо. Но наш разговор ещё не закончен», — отвечает Ирина.
«Знаю. Когда вернётесь из Турции — серьёзно поговорим. О том, как дальше жить».
«Конечно».
