— Так, милый, — Катька стояла посреди нашей квартиры с видом Наполеона перед вторжением в Россию. — Теперь ты женатый человек. А это значит — новые правила. Носки летят в корзину, а не под диван. Трусы — туда же, а не на люстру. И вообще забудь, что пол — это большая полка для вещей!
Я кивнул, хотя в голове крутилось: «Твою ж дивизию! Мы только вчера расписались, у меня ещё похмелье не прошло, а она уже начинает строить из меня пай-мальчика!»
— И главное, — продолжила молодая жена, доставая откуда-то здоровенную папку. ПАПКУ, мать её! С разноцветными закладками! — Я составила небольшой свод правил семейной жизни. Всего 147 пунктов.
— Сто… чего?! — я поперхнулся воздухом.
— Не ори, — отмахнулась она. — Там всё по делу. Пункт первый: унитаз. Крышка всегда опущена. ВСЕГДА. Даже если квартиру затопило, землетрясение началось или зомби-апокалипсис — крышка внизу!
Вчера в ЗАГСе всё было как в тумане. Белое платье, шампанское рекой, тёща рыдала так, будто дочь не замуж выдавала, а на органы. Тамада орал что-то про «горько», я смотрел на Катьку и думал: «Ёпрст, какая же она красивая! Повезло мне!»
Щас вот сижу и думаю — это мне повезло или это меня накрыло?
— Пункт семнадцатый, — Катька листала свою папочку как следователь протокол допроса. — Пиво. Максимум две бутылки в неделю. Лучше одна. А ещё лучше — квас!
— Квас?! — я подскочил как ужаленный. — Кать, ты чего? Я ж не алкоголик какой, чтоб меня на квас сажать!
— Витя, дорогой, — она улыбнулась так, что мороз по спине пробежал. — Помнишь свой мальчишник? Когда вы с Лёхой решили «по пивку» выпить, а закончилось вызовом скорой соседу? Он до сих пор дёргается, когда слышит звук открывающейся банки!
Блин. Про мальчишник я действительно помнил смутно. Что-то там было с караоке, огнетушителем и надувным бассейном на балконе. Детали терялись в алкогольном тумане, но, судя по фоткам в телефоне, веселились мы знатно.
— А теперь на кухню! — скомандовала Катька. — Будем территорию делить.
На кухне меня ждал сюрприз почище папки с правилами. Все шкафчики были обклеены стикерами: «Катины чашки», «Катины тарелки», «Катина священная сковородка — НЕ ТРОГАТЬ!»
— А где мои? — робко спросил я.
— Вот, — она указала на один несчастный шкафчик в углу. — И вот твоя полка в холодильнике. Нижняя. Для пива… то есть для кваса и здоровой пищи.
— Одна полка?! Кать, да я же помру с голоду!
— Не помрёшь, — отрезала она. — И вообще, тебе пора худеть. Пузо уже через ремень перевешивается. Как арбуз на верёвочке!
Я обиженно втянул живот. Ну да, есть немного. Но чтоб арбуз… Максимум дынька. Небольшая такая, колхозная.
— Кстати о еде, — Катька открыла холодильник. — Я выкинула все твои запасы. Тушёнку, сосиски, пельмени…
— Пельмени?! — я чуть не заплакал. — Там же были «Сибирские»! Ручной лепки! Я их на чёрный день берёг!
— Теперь у тебя есть я, — гордо заявила жена. — Буду готовить полезную пищу. Смотри, что я купила! Киноа, булгур, чиа…
— Это что, имена покемонов? — я с ужасом разглядывал пакеты с непонятными семенами.
— Это суперфуды, деревня! — закатила глаза Катька. — Для здорового питания. И вот ещё — водоросли спирулина. Будем добавлять в смузи.
Смузи. Спирулина. Я поймал себя на мысли, что начинаю тосковать по армейской перловке. Хотя в армии я не служил, но сейчас она казалась деликатесом по сравнению с этими покемонами.
— А твои дружки, — продолжала Катька, видимо решив добить меня окончательно, — теперь могут приходить только по записи. И не чаще раза в месяц. И без ночёвок!
— Но мы же всегда у меня в покер играли по пятницам…
— Играли, — кивнула она. — В прошлой жизни. Когда ты был холостяком и жил как пещерный человек. Помнишь, я первый раз к тебе пришла? У тебя в раковине росло что-то похожее на инопланетную форму жизни!
— Это была плесень обычная… — пробормотал я.
— ОБЫЧНАЯ?! Она шевелилась, Витя! ШЕ-ВЕ-ЛИ-ЛАСЬ! Я чуть инфаркт не получила!
Тут я не выдержал:
— Кать, стоп! Давай начистоту. Это что, брак или концлагерь? Где любовь, романтика там… Медовый месяц, в конце концов?
Она вдруг смягчилась. Подошла, обняла, уткнулась носом в плечо:
— Вить, я же не из вредности. Просто хочу, чтобы у нас всё было идеально. Не как у моих родителей — папа на диване с пивом, мама с валерьянкой на кухне. Хочу, чтобы мы были современной парой! Здоровой и счастливой!
— Но счастье — это не про кино же, — я погладил её по голове. — Это когда можно пукнуть при жене, и она не сделает замечание.
— Фу, Витя! — она отстранилась. — Вот! Вот это я и пытаюсь искоренить! Пункт восемьдесят четвёртый — никаких газов в присутствии супруги!
— Есть такой пункт?!
— Теперь есть, — она схватила ручку и что-то дописала в папку.
Я обречённо вздохнул. Потом посмотрел на жену — растрёпанную, с горящими глазами реформатора, с этой дурацкой папкой в руках. И вдруг понял — а ведь я её реально люблю. Даже с киноа. Даже с пунктом про газы.
— Ладно, — сдался я. — Где там твой устав семейной жизни? Буду изучать.
— Правда?! — она аж подпрыгнула от радости.
— Правда. Но с одним условием — раз в месяц я имею право на амнистию. Могу нарушить любые пять пунктов без последствий.
Катька задумалась:
— Три пункта.
— Четыре!
— Ладно, четыре. Но унитаз — это святое!
Мы пожали друг другу руки как деловые партнёры. Первый семейный договор был заключён.
Вечером произошло ЧП. Я забыл про священную Катину сковородку и пожарил на ней яичницу. Вы бы видели её лицо! Как будто я не яичницу приготовил, а принёс в жертву единорога.
— Это… это была сковородка моей бабушки! — трагическим шёпотом сообщила она. — Антикварная! С тефлоновым покрытием 1987 года выпуска!
— Прости, — я попятился. — Я думал, сковородка как сковородка…
— Как сковородка?! — взвизгнула Катька. — Да на ней ещё моя прабабушка блины пекла! Это семейная реликвия!
В этот момент я понял, что семейная жизнь — это как хождение по минному полю. В носках. Которые должны лежать в корзине. А не на полу. И не дай бог на священной сковородке.
На второй день я проснулся от запаха… Нет, не кофе и круассанов. От запаха спирулины, которую Катька добавила в «утренний заряд бодрости» — зелёную жижу консистенции болотной тины.
— Пей! — скомандовала она. — Там витамины, минералы, антиоксиданты!
— А вкус? — с надеждой спросил я.
— Вкус — это вторично. Главное — польза!
Я сделал глоток. Потом второй. Потом побежал в туалет, где меня вывернуло наизнанку. Оказывается, мой организм не готов к такой пользе с утра пораньше.
— Ничего, привыкнешь! — бодро крикнула Катька через дверь. — Первый раз всегда тяжело!
«Швах, — подумал я, обнимая унитаз. — Полный швах. И крышку не забыть опустить».
Но знаете что? Через месяц я реально привык. И к спирулине (правда, научился незаметно выливать её в цветок), и к расписанию, и даже к священной сковородке. Катька тоже смягчилась — разрешила повесить в туалете плакат с футбольной командой и купить упаковку нормального пива.
А вчера произошло чудо. Пришёл домой — квартира вверх дном, посреди гостиной стоит здоровенный телевизор, а на кухне Лёха с Димоном пьют пиво.
— Сюрприз! — выскочила Катька. — Я подумала, ты скучаешь по друзьям. Пусть приходят! Только не чаще раза в неделю. И чипсы пусть с собой приносят.
В этот момент я понял — семейная жизнь как русская рулетка. Никогда не знаешь, что выстрелит — свод правил или неожиданный сюрприз. Но, чёрт возьми, это затягивает похлеще покера!
А папку с правилами мы в итоге сожгли. Торжественно, на балконе, под коньячок. Правда, Катька тут же завела новую — но уже потоньше. И я завёл свою — с одним пунктом: «Любить жену, даже когда она подсовывает спирулину».
Потому что семейная жизнь — это не про правила. Это про то, чтобы находить компромиссы между священными сковородками и пивом с друзьями. Между спирулиной и пельменями. Между порядком и лёгким, контролируемым хаосом.
И да, крышку унитаза я теперь опускаю. Автоматически. Это уже как рефлекс. Катька говорит — условный. Я говорю — безусловная любовь.
Хотя нет, вру. Любовь у нас всё-таки условная. Условие одно — не трогать её новую сковородку. Уже третью за месяц. Потому что первые две я того… В общем, неважно.
Главное — мы счастливы. По-своему, по-дурацки, с папками правил и зелёными коктейлями, но счастливы. И это, чёрт возьми, главное!
