Ксения сидела за компьютером и вносила последние правки в техническое задание, когда в квартиру вернулся её муж, Владимир. По громкому хлопку двери она сразу поняла — настроение у него было на нуле. Он тяжело бросил сумку, громко хлопнул дверцей холодильника и включил телевизор на максимальную громкость.
Плохой день на работе у Вовы всегда означал, что вечер будет очень напряжённым.
— Как дела? — спросила она, не отрываясь от монитора.
— Нормально, — буркнул он с кухни. — А у тебя как?
— Презентация завтра, доделываю последние штрихи.
Она слышала, как он открывает банки, гремит посудой. Готовит себе ужин — она уже поужинала, перекусив между совещаниями. В последние годы они всё чаще ели врозь: у неё авралы по проектам, у него — подработки и усталость.
Когда Ксения только начинала свою карьеру в IT, Владимир уже был опытным программистом. Она осваивала всё с нуля в сорок лет, сидела до ночи над учебниками и кодом. Вова тогда иронично посмеивался: «Ну что ты так мучаешься? Найди работу полегче. Оно тебе надо?» Но она упрямо шла к своей цели.
Первые годы он и правда зарабатывал больше. Помогал ей с задачами, объяснял сложные вещи, чувствовал себя её наставником. А потом что-то изменилось.
Ксения быстро росла: сначала младший разработчик, потом мидл, потом тимлид. Премии, повышения, предложения от других компаний. А Владимир как будто остановился. Те же проекты, тот же уровень, те же деньги.
«У неё талант к руководству, — объяснял он знакомым, — а я чистый технарь». Но Ксения видела, как он напрягается, когда ей снова повышали зарплату, давали премию или предлагали новую должность.
Год назад её доход стал превышать его в два с лишним раза. Сто восемьдесят тысяч гривен плюс премии против его семидесяти-восьмидесяти. Владимир начал искать подработки, брать фриланс, но это приносило больше нервотрёпки, чем денег.
Квартира была её — куплена за год до свадьбы на наследство от бабушки и личные сбережения. Тогда это не казалось важным, они, молодые и влюблённые, говорили только о любви и будущем. Но со временем этот факт стал болезненным для Владимира.
— Слушай, — сказал он, выходя из кухни с тарелкой макарон, — звонил Виталий. У них проблема с Машей.
Виталий — младший брат Владимира, Маша — его четырнадцатилетняя дочь. Милая девочка, Ксения её любила, хотя видела нечасто.
— Что случилось?
— Да в школу собираться надо, плюс она фигурным катанием занимается. Профессиональные коньки нужны — опять нога выросла, экипировка мала. Денег нет.
Ксения сохранила документ, повернулась к мужу.
— А сколько это стоит?
— Да тысяч шестьдесят наберётся. Может, семьдесят. Виталий в кредитах погряз, а у Люды же декрет.
Она кивнула и вернулась к работе. Подумала, что можно помочь, хотя и не напрямую — может, подарить что-то нужное для школы.
— Я им завтра переведу, — сказал Владимир, доедая макароны.
— Кому переведёшь? — не поняла Ксения.
— Виталику. На сборы Маши.
— Откуда переведёшь?
— Ну как откуда, с карты.
Ксения медленно отвернулась от компьютера. Карта у Вовы была дополнительная к её основной — так было удобнее для семейных трат. Но шестьдесят тысяч…
— Вова, это серьёзные деньги. Давай обсудим.
— А что тут обсуждать? Ребёнку надо помочь. Мы можем себе позволить.
«Мы можем себе позволить» — фраза, которую Ксения слышала всё чаще в последние годы. Но «мы» всегда означало её зарплату и премии.
Впервые она обратила внимание на это полгода назад, когда Владимир оплатил счёт в ресторане за многочисленную родню. Пятнадцать человек, дорогое заведение — сорок тысяч гривен. Родственники отказывались, предлагали скинуться, но он настаивал: «Да ладно вам, это мелочи.» А расплачивался картой, которая была привязана к её счёту.
Тогда она промолчала. Подумала — возможно, ему важно выглядеть успешным в глазах родных. Но началось другое.
В марте — дорогой подарок свекрови на день рождения. Золотые серьги за двадцать пять тысяч. «Мама столько для нас делала, пусть порадуется». Ксения не возражала — хорошая женщина действительно заслуживала подарка. Но опять же, деньги были её.
В мае — ремонт в ванной у того же Виталия. Сантехника, плитка, работа мастеров. Владимир просто сообщил, что «помог брату», не спрашивая её. Пятьдесят тысяч как не бывало.
В июне — путёвка свекрови в санаторий. «Пенсии небольшие, а отдохнуть хочется». Ещё тридцать тысяч.
Каждый раз Ксения пыталась убедить себя: семья, родственники, помощь близким — это нормально. Но что-то внутри сопротивлялось. Не сама помощь, а то, как Владимир её оказывал. Не советуясь, не обсуждая, как будто это были его деньги, и он их честно заработал.
А главное — как он это преподносил. «Мы помогли», «мы можем себе позволить», «наша семья никогда не оставит в беде». Но зарабатывала-то она.
— Вова, — сказала Ксения осторожно, — давай всё-таки поговорим. Шестьдесят тысяч — это много.
— Для кого много? — он поставил тарелку в раковину. — Ты же премию получила в прошлом месяце. Сто тысяч чистыми.
— При чём тут моя премия?
— При том, что денег у нас хватает. А родной племяннице что, не можем помочь?
Вот. «У нас хватает», «не можем». Опять эти местоимения, за которыми скрывались её заработки.
— Я не против помочь Маше, — Ксения встала из-за стола. — Но я бы хотела обсудить, как именно.
— А что тут обсуждать? Деньги есть — помогаем. Ты что, жадная?
«Ты что, жадная?» — ещё одна фраза, которую она слышала постоянно. Когда отказывалась от очередной спонтанной траты, когда просила посоветоваться перед крупными покупками.
— Дело не в жадности. Дело в том, что крупные расходы нужно планировать.
— Ксюш, ты чего? — Владимир искренне не понимал. — Мы же семья. Денег достаточно. Вон, даже копим. У нас общие деньги.
«Общие деньги» — которые зарабатывала в основном она.
— Хорошо, — сказала Ксения. — А что, если я завтра решу потратить шестьдесят тысяч на что-то для себя? Не советуясь с тобой?
— На что, например?
— Не важно. Просто потрачу и скажу — у нас общие деньги.
Владимир нахмурился.
— Ну это же разные вещи. Речь о ребёнке идёт.
— А речь о том, что решения о крупных тратах мы должны принимать вместе.
— Да ладно тебе! — он махнул рукой. — Не прибедняйся. Ты хорошо зарабатываешь, можешь родным помочь.
И вот ещё одна болезненная фраза: «ты хорошо зарабатываешь». Не «мы зарабатываем», а именно «ты». Когда нужно было оправдать траты — деньги становились общими. Когда нужно было объяснить их источник — они были её.
Ксения прошла на кухню, налила себе воды. Владимир ходил по гостиной, явно раздражённый.
— Не понимаю, что с тобой случилось, — говорил он. — Раньше таких проблем не было.
Раньше у него не было комплексов из-за разницы в доходах. Раньше он не пытался самоутвердиться за счёт её денег.
— Ладно, — сказал Владимир, — давай по-другому. Ты сама переведёшь Виталию. Напрямую.
— Почему я?
— Потому что у тебя денег больше. И потому что ты умная, успешная. Раз так хорошо устроилась, помоги родственникам.
В этих словах прозвучало столько скрытой обиды, что Ксения поняла: дело не в Маше и не в деньгах. Дело в том, что Владимир не может простить ей успеха.
Восемнадцать лет назад она была неуверенной разведёнкой, начинающей новую карьеру. Он — состоявшимся мужчиной, который мог научить и защитить. А теперь она зарабатывает вдвое больше, покупает квартиры, получает премии. И он чувствует себя… как?
Неудачником. Приложением к успешной жене. Человеком, который живёт на её деньги.
И единственный способ вернуть себе ощущение значимости — тратить эти деньги от своего имени. Помогать родным, оплачивать счета в ресторанах, покупать дорогие подарки. Чувствовать себя щедрым и сильным.
За её счёт.
— Понятно, — тихо сказала Ксения.
— Что понятно?
— То, что ты считаешь меня банкоматом.
— Да что ты несёшь! — взорвался Владимир. — Мы муж и жена! Семья!
— Семья — это когда решения принимают вместе.
— Решения о чём? О помощи ребёнку? Родной племяннице?
— О тратах в шестьдесят тысяч гривен.
— Да у тебя эти шестьдесят тысяч — как для меня шесть! — выпалил он и тут же осёкся.
Вот оно. Правда, которую он пытался скрыть за «мы» и «нашими деньгами». Он чувствует себя нищим рядом с богатой женой.
— Вова, — сказала Ксения устало, — я никогда не попрекала тебя деньгами.
— Не попрекала, но думала же!
— О чём думала?
— О том, что я неудачник. Что не тяну на твой уровень.
Может, и думала. Иногда. Когда он в очередной раз терял проект или ссорился с клиентом. Но никогда не говорила вслух.
— И поэтому ты решил тратить мои деньги без разрешения?
— Не твои, а наши! — он стукнул кулаком по столу. — Мы же женаты!
— Женаты — не значит, что ты можешь распоряжаться моими заработками единолично.
— А что, теперь я должен просить разрешения на каждую покупку?
— На покупки в десятки тысяч — да.
Владимир смотрел на неё с таким выражением, будто она предложила что-то неприличное.
— Знаешь что, — сказал он медленно, — я всё понял. Ты зазналась. Возомнила себя королевой, раз деньги зарабатываешь. А я, значит, при тебе нахлебник.
— Я такого не говорила.
— Не говорила, но думаешь. И ведёшь себя соответственно.
— Как именно веду себя?
— Считаешь каждую копейку. Превратилась в скрягу.
Скряга. За то, что хочет контролировать свои заработки. Ха!
— Хорошо, — сказала Ксения. — Давай тогда честно. Эта квартира моя?
— Формально — да, но…
— Деньги я зарабатываю?
— В основном — да, но…
— Тогда почему ты принимаешь решения о тратах без меня?
— Потому что мы семья! — заорал Владимир.
Ксения посмотрела на мужа — красного, взъерошенного, с горящими глазами. Впервые за долгие годы она увидела его таким, какой он есть. Не любящим супругом, не партнёром, а мужчиной, который считает, что жена должна содержать его и не задавать лишних вопросов.
— Развод, — сказала Ксения спокойно.
Владимир замер как вкопанный. Краска сошла с лица, глаза расширились.
— Что?
— Развод. Раз я зазналась и стала скрягой.
— Ксюш, ты что… Я не то имел в виду…
— Именно то. Ты хочешь распоряжаться моими деньгами, как своими. Не советуясь со мной. А когда я возражаю — называешь меня скрягой.
— Да подожди ты! — он схватил её за руку. — Какой развод? Мы же любим друг друга!
— Ты любишь мой банковский счёт, как я посмотрю.
— Ксюш, ну что ты говоришь! Я просто… я хотел помочь племяннице!
— Моими деньгами. Не спросив меня.
— Ну спрашиваю! Давай поможем Маше?
— Поздно спрашивать. После того, как ты назвал меня скрягой за то, что я не даю тебе тратить мои деньги.
Владимир опустился на диван, уставился на неё с выпученными глазами.
— Господи, ну что же это такое… Из-за каких-то денег разводиться…
— Не из-за денег. Из-за неуважения.
— Какого неуважения? Я тебя уважаю!
— Ты меня используешь. Восемнадцать лет жил в моей квартире, теперь тратишь мои деньги и называешь это «нашим».
— Но мы же действительно семья! Между супругами не должно быть «твоё» и «моё»!
— Не должно быть. Но у тебя получается: моё — это наше, а твоё — это твоё.
Владимир молчал, переваривая услышанное.
— И что теперь? — спросил он тихо.
— А теперь ты понял, что квартира не твоя. Что денег у тебя нет даже на аренду нормального жилья. Что без меня ты не сможешь помогать родственникам и выглядеть щедрым.
— Ксюш…
— Что в глазах твоих родных ты станешь неудачником, который всё потерял.
Он вздрогнул, будто она ударила его.
— Не говори так.
— Почему? Это ведь правда.
Владимир сидел сгорбившись, словно его придавило невидимым грузом.
— Что ты хочешь? — спросил он наконец.
— Чтобы ты понял: я не банкомат. И решения о крупных тратах мы принимаем вместе. Нечего разбрасываться моими деньгами!
— Понял.
— И чтобы больше не обвинял меня в жадности, когда я хочу контролировать свои заработки.
— Понял, — еле слышно повторил он.
Ксения прошла в спальню, достала из шкафа небольшую сумку.
— Что ты делаешь? — испугался Владимир.
— Собираюсь к подруге. На пару дней. Подумать.
— О чём подумать?
— О том, хочу ли я жить с мужчиной, который считает меня источником своего дохода.
— Ксюш, не уходи! Давай поговорим!
— Поговорим потом. Когда я пойму, что чувствую.
Она сложила в сумку несколько вещей, взяла ноутбук.
— А как же Маша? — жалобно спросил Владимир. — Девочке ведь реально нужна помощь.
Ксения повернулась к нему.
— Позвони Виталию. Скажи, что я подумаю. Но решение буду принимать я. Я буду говорить с ним напрямую. Без твоего посредничества.
— Хорошо.
— И больше никаких переводов с моей карты без согласования.
— Хорошо.
— И никаких «мы можем себе позволить», когда речь идёт о моих деньгах.
— Хорошо, — прошептал Владимир.
В прихожей Ксения обернулась.
— Знаешь, что самое грустное?
Владимир молча смотрел на неё.
— То, что ты мог просто сказать: «Дорогая, давай поможем Маше. Как ты считаешь, сколько мы можем выделить?» И я бы согласилась. Но ты предпочёл распоряжаться моими деньгами.
Дверь закрылась мягко, без хлопка. А Владимир остался один в квартире, которая принадлежала не ему.
Впервые за восемнадцать лет он чувствовал настоящий страх. Страх потерять не только жену, но и привычную жизнь. Страх оказаться тем, кем он боялся быть, — неудачником без гроша в кармане.
Как вы думаете, Ксения поступила правильно? 🤔 Или можно было найти другой выход? Что бы вы сделали в такой ситуации? 👇
