Мария проснулась в субботу с прекрасным чувством предвкушения. Нет, даже больше — с ощущением особой, очень важной миссии.
Сегодня у них был запланирован званый ужин. Первый раз за два года!
Вы представляете, после всех этих стрессов, карантинов, болезней — когда последний раз вы видели, как нормальные люди собираются за одним большим столом? Когда смеются, говорят о важном и пустом?
— Глеб, — обратилась она к мужу, который сосредоточенно листал что-то в телефоне, — не забудь, мы ждём Романа с Анной, Николая с Евгенией, и ещё наших соседей.
— Угу, — кивнул муж, не отрываясь от экрана.
— И ты мне обещал вести себя исключительно прилично, — добавила Мария со всей возможной строгостью.
— А я что, разве плохо себя веду? — поднял на неё удивлённые глаза Глеб.
У вас когда-нибудь бывало такое — ты знаешь человека тридцать лет, но всё равно живёшь в страхе, что он выкинет что-нибудь невообразимое? Вот у Марии было именно такое чувство.
Глеб — мужчина неплохой, работящий, семью, несомненно, любит. Но есть у него одна очень неприятная особенность: когда он выпьет, он начинает говорить «правду, матку». А его «правда» иногда бывает настолько беспощадной, что лучше бы это была стопроцентная ложь.
— Просто, — осторожно начала Мария, — не нужно говорить о политике. И о личных делах соседей тоже не нужно. И вообще, говори только комплименты и приятные вещи.
— Маш, ты что, держишь меня за идиота? — обиделся Глеб, — я же понимаю, что к чему.
Ага. Понимает.
Мария провела весь день, буквально не присаживаясь. Стол накрывала, как для королевского приёма — скатерть ослепительно белая, салаты в самых красивых салатниках.
— Зачем тебе эта вечная суета? — буркнул Глеб, проходя мимо, — люди простые, поели бы просто хлеба с салом.
Но Мария его не слушала. У неё была своя непоколебимая философия: если уж приглашать людей, то нужно сделать так, чтобы им было по-настоящему хорошо. Чтобы этот вечер запомнился. Чтобы потом все говорили: «Вот у Марии всегда уютно, всегда неимоверно вкусно».
В семь вечера начали приходить гости.
Первыми пришли Роман с Анной — их соседи с верхнего этажа, тихие, приличные люди. Потом Николай с Евгенией — старые, проверенные друзья, знакомы ещё со школьных лет.
— Марочка, какая же красота! — восхитилась Анна, разглядывая сервировку, — это же сколько сил и труда!
— Да что вы, — замахала руками Мария, но внутри просто расцвела от удовольствия, — само собой как-то получилось.
Само собой! Шесть часов на ногах — «само собой»!
Но это не имело значения. Важно, что все гости довольны, что атмосфера тёплая, что разговор завязывается легко и непринуждённо.
А теперь самое интересное — Глеб вначале был просто молодец. Гостей встречал приветливо, рассказывал очень смешные анекдоты, даже жене помогал разносить блюда.
— Какой же у тебя муж заботливый! — шепнула Евгения Марии на кухне.
И Мария чувствовала гордость. Честное слово, гордилась! Думала: «Ну вот, а я зря переживала».
За столом разговор шёл неспешно, душевно. Кто что нового приобрёл, кто куда ездил отдыхать, как успехи у детей.
— А помните, — рассмеялся Николай, — как мы в школе танцы устраивали?
— Ага! — подхватила Евгения, — а Машка всех мальчишек перетанцовывала!
И все дружно засмеялись, и атмосфера была такая, ну, вы знаете, когда всем хорошо, когда время будто останавливается и кажется — вот она, настоящая, живая жизнь.
Глеб тоже смеялся, рюмка за рюмкой опустошалась, и он становился всё более и более разговорчивым…
И вот тут Мария почувствовала — что-то определённо не так. Взгляд у мужа стал каким-то особенным. Ещё не пьяным, но слишком внимательным. Как будто он что-то выискивает, к чему-то очень опасному подбирается.
— Глеб, — тихонько толкнула его под столом, — может, уже хватит пить?
— Да что ты, — отмахнулся он, — я же не напиваюсь. Просто праздник же!
А потом Глеб поднялся. С рюмкой в руке. И сказал:
— Друзья, хочу произнести тост!
Глеб встал с рюмкой, и Мария почувствовала — сердце её рухнуло куда-то в пятки.
Когда ты осознаёшь — сейчас произойдёт что-то ужасное, и это «что-то» будет совершенно нехорошим. Но остановить уже невозможно, поезд ушёл.
— Дорогие мои! — начал Глеб торжественно, и голос у него был чересчур праздничным. — Хочу поднять этот бокал за нашу встречу!
Пока всё нормально. Мария едва заметно выдохнула.
— За то, что мы собрались в этом замечательном доме, — продолжал муж, — где наша хозяйка, — он кивнул в сторону Марии, — так великолепно готовит!
Гости закивали, заулыбались. Анна даже захлопала в ладоши:
— Браво, Мария!
— Но! — поднял палец Глеб, и вот на этом зловещем «но» у Марии всё внутри сжалось в комок.
Представьте: вы сидите на бочке с порохом, а ваш муж стоит рядом с зажжённой спичкой. И вы видите — сейчас он уронит эту спичку. И вы абсолютно бессильны.
— Но я хочу сказать откровенно! — развивал свою мысль Глеб, и глаза его заблестели от выпитого и от нездорового предвкушения. — Мы все здесь такие правильные. Такие интеллигентные.
За столом повисла первая пауза. Очень неуютная пауза.
— А на самом деле, — усмехнулся Глеб, — мы же все друг про друга абсолютно всё знаем! Вот Роман, например.
— Глеб, — попыталась вмешаться Мария, — может, просто выпьем?
— Нет, Маш, дай мне договорить! — отмахнулся муж, — я же добрые вещи говорю! Вот Роман — он у нас такой тихоня, а мы же знаем, как он кричит на свою жену! Слышим же через потолок!
Роман покраснел до корней волос. Анна опустила глаза в тарелку с салатом.
— Глеб! — шикнула Мария.
— А что? Это же правда! — не унимался муж, — мы все друг друга видим насквозь, но притворяемся, что ничего не замечаем. Сплошное лицемерие!
У вас когда-нибудь возникало желание провалиться сквозь землю? Исчезнуть? Раствориться в воздухе? Вот Мария в тот момент была готова на всё, лишь бы этот кошмар прекратился.
— А наш Николай, — продолжал Глеб с энтузиазмом алкоголика, который мнит себя душой компании, — он нам тут всем уши прожужжал про свою крутую фирму, какой он якобы бизнесмен. А мы-то в курсе, что у него долгов по самую макушку!
Николай медленно встал.
— Глеб, ты вообще о чём? — спросил он очень тихо.
— Да ни о чём! — расхохотался тот, — я просто о жизни говорю! О том, как мы все тут притворяемся!
— Глеб, достаточно, — встала и Евгения, — мы, пожалуй, вынуждены уйти.
— Да куда вы! — замахал руками муж, — я же ещё ничего толком не сказал!
Но гости уже начали подниматься. Не все одновременно. Сначала Роман пробормотал что-то про ранний подъём. Потом Анна засуетилась с сумочкой.
— Посидите ещё! — попросила Мария совсем слабым голосом, — я же десерт приготовила.
— Марочка, спасибо огромное, — сказала Евгения, но уже натягивала куртку, — было безумно вкусно, но нам правда нужно идти.
— Да куда вы все?! — не понимал Глеб, — мы же только начали! Я ещё столько интересного хотел вам рассказать!
Именно этого все и боялись.
— Коль, — попыталась Мария, — ну посидите ещё чуть-чуть.
Но Николай смотрел на неё с таким сочувствием, что Марии стало ещё хуже. Жалость всегда хуже, чем откровенная злость.
— Маш, ты не расстраивайся, — сказал он тихо, подходя прощаться, — мы всё понимаем. Бывает такое.
Бывает такое! У неё муж при всех гостях опозорил их всех — а ей говорят «бывает такое»!
За какие-то пятнадцать минут квартира опустела. Остались только грязные тарелки, недоеденная еда и горький запах праздника, который так и не был никем прочувствован.
Глеб сидел за столом и спокойно доедал салат «Оливье», как будто ничего из ряда вон выходящего не произошло.
— Ну и зря они так быстро ушли, — буркнул он, — я же говорил не со зла. Просто был честен.
— Честно? — переспросила Мария очень тихо.
— Ну да. А что, разве неправда? Роман действительно пилит жену, у Николая действительно проблемы с деньгами. Я же говорил не со зла.
— Не со зла, — повторила Мария, — а просто честно.
— Ну да.
— Честно — это когда Роман с Анной больше никогда к нам не придут. Честно — это когда Николай будет стыдливо отворачиваться, если мы встретимся. Честно — это когда я буду объяснять всем вокруг, что ты говорил не со зла, а просто выпил лишнего.
— Да что ты так всё накручиваешь! — отмахнулся Глеб, — люди же взрослые, понимают.
— Понимают, — кивнула Мария, — поэтому и ушли.
И тут она вдруг резко встала. Решительно.
— Глеб, — сказала она, — мне тридцать лет стыдно за тебя. Тридцать лет я извиняюсь перед всеми людьми за то, что ты «не со зла» говоришь гадости.
Глеб открыл рот, но Мария подняла руку, пресекая его:
— Не надо. Я всё поняла. И приняла своё решение.
— Какое ещё решение? — спросил Глеб, и в его голосе впервые появилась настоящая тревожность.
— А такое, — Мария начала собирать тарелки, но движения у неё были какие-то… механические, — что больше никаких застолий не будет. Вообще. Я больше никого приглашать не буду.
— Да брось ты, Маш! — попытался засмеяться Глеб, — из-за такой ерунды устраивать трагедию? Просто люди обидчивые попались, вот и всё.
Мария остановилась. Поставила тарелки обратно на стол. Медленно повернулась к мужу.
— Глеб, — сказала она очень медленно, — ты понимаешь, что именно произошло сегодня?
— Понимаю. Гости слишком рано ушли.
— Не рано ушли. Они сбежали. Они сбежали от тебя.
— Ну и пусть! — вспыхнул он, — значит, это вовсе не друзья! Настоящие друзья всегда выслушают правду!
— Отлично. Тогда выслушай правду от своего настоящего друга. От своей жены.
Глеб насторожился. За тридцать лет брака он научился различать тончайшие оттенки Мариного голоса, и этот оттенок ему очень сильно не нравился.
— Правда в том, — начала Мария, и голос у неё дрожал, но не от слабости, а от сдерживаемой ярости, — что ты законченный эгоист.
— Маш.
— Не перебивай! Ты думаешь, что «говорить правду» — это рассказывать всем о чужих проблемах? — продолжала Мария, — а на самом деле ты просто садист. Тебе доставляет удовольствие унижать людей!
— Я никого не унижаю! Я же честно…
— Хочешь честности? Получай! — Мария была уже в том состоянии, когда все плотины рушатся разом, — ты не честный — ты трус! Трус, который прикрывается своим «правдолюбием»!
— С чего это я вдруг трус?
— А с того, что ты боишься сказать правду о себе! Вот расскажи гостям честно — сколько ты делаешь по дому? Кто стирает твои носки? Кто готовит? Кто платит за коммунальные услуги?
Глеб открыл рот, но Мария не дала ему вставить ни слова:
— Расскажи честно — сколько раз ты свою жену благодарил? Хоть раз сказал «спасибо» за ужин? За постиранную рубашку? За то, что тридцать лет живёт с твоими выходками?
— Мы же семья, зачем мне говорить «спасибо».
— А Роману с женой зачем было говорить про их ссоры? Они ведь тоже семья, вроде!
И тут Глеб впервые за весь вечер замолчал. По-настоящему.
— Знаешь, о чём я думала, когда гости уходили? — спросила она, садясь напротив мужа, — я думала: «Вот сейчас он попросит прощения. Он поймёт, что натворил, и извинится».
— Маш, я же не специально.
— И знаешь, что самое обидное? — повернулась она к Глебу, — ты даже сейчас, в этот момент, не понимаешь, в чём настоящая проблема. Ты думаешь, что это я «переживаю из-за пустяков».
— Да нет, я понимаю, — начал было муж.
— Не понимаешь! — отрезала Мария, — если бы ты понимал, ты бы прямо сейчас встал, взял телефон и всем позвонил. Извинился. Сказал, что был не прав.
Глеб сидел, опустив голову. Впервые за весь вечер он выглядел не самоуверенным «правдолюбцем», а просто пьяным мужчиной, который осознал — он крупно накосячил.
— Маша, — сказал он тихо, — ну что же мне теперь делать?
— Теперь? — она усмехнулась горько, — теперь ты будешь жить с последствиями своей «честности».
— То есть как это?
— А так. Роман с Анной больше к нам не придут. Николай с Евгенией тоже. Соседи будут здороваться сквозь зубы. А я больше никого приглашать не буду.
— Да ладно тебе, Маш, всё забудется.
— Не забудется! — почти закричала Мария, — ты думаешь, Анна забудет, как ты при всех сказал, что муж её унижает криком? Думаешь, Николай забудет про свои «долги по уши»?
Глеб молчал.
— А я не забуду, — продолжала жена тише, — не забуду, как мне было невыносимо стыдно. Как я сидела и мечтала — где бы мне спрятаться.
— Маш, ну что же теперь делать? — спросил он жалобно, — как мне всё исправить?
Мария посмотрела на мужа долго-долго.
— Не знаю, — сказала она абсолютно честно, — не знаю, можно ли исправить то, что ты уже не можешь вернуть обратно.
Мария села на диван рядом с мужем. Посмотрела на него внимательно — красные глаза, виноватое, растерянное выражение лица.
— Глеб, — сказала она тихо, — а ты помнишь юбилей у твоей сестры, Галины? Два года назад?
— Помню.
— Ты тогда тоже «правду» говорил. Рассказывал её мужу, что он «полный подкаблучник». При всех их родственниках.
— Ну.
— И что ты тогда сказал? «Извини, не хотел, больше не буду». Помнишь?
Глеб опустил голову.
— А свадьба у одноклассницы Димы? Ты там «честно» рассказывал всем про их финансовые проблемы.
— Маш, ну зачем ты сейчас это…
— Затем, что каждый раз происходит одно и то же! — голос у неё дрожал, — каждый раз ты «не хотел», каждый раз «больше не буду»!
Они сидели рядом и молчали.
— Я просто устала. Очень устала быть твоей нянькой.
Глеб поднял на неё глаза:
— Какой ещё нянькой?
— А кем же? Тридцать лет я за тебя извиняюсь, тридцать лет твои проколы исправляю, тридцать лет всем объясняю: «Глеб хороший, просто язык у него невоспитанный».
И тут Глеб вдруг кивнул.
— Ты права, — сказал он совершенно неожиданно, — ты абсолютно права. Я действительно веду себя, как ребёнок. Наломаю дров — а ты потом подметаешь.
Мария удивлённо посмотрела на мужа.
— И что теперь? — спросила она.
— А теперь. — Глеб встал, подошёл к телефону, — я сейчас всем им позвоню. И извинюсь как следует.
— В половине двенадцатого ночи?
— А когда же ещё? Завтра уже будет слишком поздно. Стыд остынет, гордость проснётся. Сейчас или никогда.
И он действительно стал звонить. Первому — Роману.
— Роман? Это Глеб. Слушай, я последний дурак. То, что я сегодня сказал, — это свинство с моей стороны. Извини, пожалуйста, за мой поганый язык.
Мария слушала, как муж мнётся в телефонной трубке, как он объясняется, просит прощения. И почему-то не чувствовала радости. Слишком поздно, что ли.
Потом он позвонил Николаю. Потом Евгении.
— Всё, — сказал он, вешая трубку после последнего звонка, — извинился перед всеми.
— Ну и как? Простили тебя?
— Роман сказал «ну, бывает». Николай — «давай забудем». Евгения сказала, что главное — чтобы ты не переживала.
— Вежливые люди, — констатировала Мария, — очень воспитанные.
Глеб кивнул. Молча помог жене убрать всё со стола.
За тридцать лет брака они впервые вместе мыли посуду.
