Наталья разглядывала покупку из модного магазина белья – изящное кружево цвета «пыльная роза». Совершенно непрактичное, абсолютно не подходящее для повседневной жизни. На ценнике значилось «размер стандарт», что вызывало отдельное веселье – будто бы все женщины после сорока девяти должны иметь какой-то стандартный размер.
«Стандартная женщина, стандартная жизнь, стандартные обязанности», – пробормотала она, аккуратно убирая кружевное приобретение в сумку.
Телефон завибрировал – очередное сообщение от Сергея. «Когда ты уже приедешь?! Я устал ждать!» Наталья отложила телефон, не открывая сообщение. В последнее время все их общение сводилось к этому – он требовал, она молчала. Или наоборот – она пыталась говорить, а он отмахивался.
За окном моросил октябрьский дождь. В такую погоду особенно хотелось заварить чай и устроиться с книгой в кресле. Теперь она могла себе это позволить – не готовить ужин к определённому часу, не подстраиваться под чужой режим, не выслушивать недовольное «опять с этими твоими романами».
В учительской давно никого не было – рабочий день закончился два часа назад. В дверь постучали, и Наталья торопливо сунула кружевное приобретение в пакет под стопку тетрадей. В проёме показался Михаил Петрович, преподаватель истории.
«Наталья Сергеевна, вы ещё здесь? А я думал, один такой трудоголик», – он улыбнулся, и у глаз собрались добрые морщинки. Она почувствовала, как предательски теплеет что-то внутри, и машинально придвинула пакет с покупкой поглубже под тетради.
«Да вот, восьмой «Б» порадовал креативным подходом к Present Perfect. Никак не могу оторваться», – она помахала тетрадкой, радуясь, что голос звучит обычно, хотя щеки предательски горели.
«Кстати, о креативном подходе – завтра в литературном клубе обсуждаем Чехова. Вы придёте?»
«Конечно, – она кивнула, пряча улыбку. – Как я могу пропустить очередную дискуссию о том, любила ли Раневская своё имение?»
Он засмеялся и ушёл, а она ещё несколько минут сидела, глядя на дверь. Глупо, конечно. Ей сорок девять, ему пятьдесят пять, у обоих семьи, пусть и в разной степени условные. Но от этих маленьких диалогов, от случайных встреч в коридоре, от общих шуток на педсоветах становилось легче.
Вечером позвонила Ленка.
«Ну что, подруга, как твой дядечка с работы?» – в трубке слышался смех.
«Лен, ну хватит. Мне просто нравится с ним разговаривать, вот и всё».
«Ага, конечно. А это твоё новое увлечение кружевными новинками из модных бутиков?»
«Потому что могу! – Наталья фыркнула. – Представляешь, сегодня Сергей опять написал. Требует, чтобы я приехала».
«А ты?»
«А я что? Сижу, смотрю на Муську и думаю – вот она никуда ехать не собирается. И бабушке помощь нужна. И цветы поливать некому…»
«Наталья Сергеевна, – в голосе Ленки зазвучали учительские нотки, – вы сейчас серьёзно про цветы? Может, хватит уже искать предлоги? Просто признайся – ты не хочешь к нему ехать».
«Не хочу, – она вздохнула. – Знаешь, я тут недавно к нему ездила. Три дня. И все три дня было такое чувство, будто я в какой-то неудобный свитер переоделась. Вроде и свитер свой, старый, привычный, а носить уже не хочется».
«Так скажи ему».
«Говорила. А он твердит про обязанности. Мол, я должен о тебе заботиться, ты должна быть рядом».
«При чём тут обязанности, если любви нет?»
«Вот и я о том же. А он говорит – при чём тут любовь?»
За окном громыхнуло. Начиналась гроза – редкость для октября. Муська спрыгнула с подоконника и устроилась на коленях у Натальи, требовательно мурча.
Наталья почесала кошку за ухом: «Забавно… Я ведь правда была хорошей женой. Всё как положено – дом, дети, ужины вовремя. Двадцать пять лет как по нотам. А теперь вот… покупаю себе легкомысленные кружева, хожу на работу, болтаю с коллегами. И я счастлива».
Телефон завибрировал во время педсовета. Наталья украдкой взглянула на экран – Сергей. Снова. Последнее время он писал каждый день, всё настойчивее. «В декабре ты обязательно должна приехать. Хватит уже этих отговорок».
Она спрятала телефон в сумку. Директриса как раз рассказывала о подготовке к Новому году, о том, что восьмые классы будут ставить сценку на английском. Михаил Петрович, сидевший через два стула от неё, что-то черкал в блокноте. Наверное, очередную историческую шутку для своих шестиклассников.
После педсовета он догнал её в коридоре: «Наталья Сергеевна, у меня к вам профессиональная просьба. Мои детки заинтересовались историей Англии, хотят сделать проект. Может, посоветуете что-нибудь интересное на английском? Чтобы и язык подтянуть, и в историю погрузиться?»
Она кивнула, пытаясь унять предательскую дрожь в голосе. Странно – столько лет замужем, двое взрослых сыновей, а ведет себя как девчонка.
«Конечно, я посмотрю материалы. Кстати, в нашем литературном клубе на следующей неделе обсуждаем английскую классику. Может, найдете время присоединиться?»
В этот момент телефон снова завибрировал. Сергей прислал фотографию – их старый семейный снимок, ещё из той, прошлой жизни. Она тогда носила длинные волосы, он обнимал её за плечи, мальчишки корчили рожицы на переднем плане. Подпись под фото гласила: «Вот как хорошо мы жили. И будем жить, когда ты наконец приедешь».
Вечером позвонила мама: «Наташенька, ты бы съездила к Сереже. Что люди подумают? Муж там, жена тут…»
«Мам, а что люди подумают, если я поеду туда, где мне плохо?»
«Плохо ей! – мама фыркнула. – А чего тебе плохо? Муж обеспечивает, живёт в хорошей стране, зовёт к себе. Другие бы радовались».
«Мам, – Наталья потерла переносицу, – а ты помнишь, как в том году я к нему ездила? Помнишь, как он меня встретил? ‘А, приехала наконец. Ну проходи, только я занят – отчёты доделываю’. И потом три дня делал вид, что меня нет».
«Подумаешь! У мужчин работа, стрессы. Надо понимать».
«А кто меня понимает?»
В трубке повисло молчание. Потом мама вздохнула: «Ты прямо как Ленка рассуждаешь. Она тебя и подбивает на эти глупости».
После разговора Наталья долго стояла у окна. За стеклом моросил дождь, в лужах отражались фонари. На подоконнике мурлыкала Муська, тычась тёплым носом в ладонь.
Она почесала кошку за ухом, глядя на отражения фонарей в лужах. Оказывается, когда живёшь одна, начинаешь замечать детали. Мокрую листву под ногами. Тишину, которую не нарушает вечное «а почему ты не…»
Зазвонил городской телефон – она оставила его для мамы и для старых подруг. Ленка.
«Слушай, тут такое дело… – голос подруги звучал заговорщически. – Я тут случайно узнала, что твой дядечка с работы тоже любит джаз. И в эту пятницу в филармонии…»
«Лена!»
«Что Лена? Я же не говорю – иди и признавайся в любви. Я говорю – сходи на концерт. Ты же хотела. А то, что он тоже там будет – так это просто совпадение».
«Я замужем вообще-то».
«Да? – в голосе Ленки звенела ирония. – И где же твой муж?»
«Ты же знаешь где».
«Знаю. И знаю, что он тебя не любит. И ты его не любишь. Вы просто застряли в каких-то выдуманных обязательствах».
Наталья подошла к шкафу, достала кружевное приобретение цвета «пыльная роза».
«Представляешь, – она усмехнулась, – я его сегодня в учительской чуть не выронила. Прямо перед Михаилом Петровичем. Еле успела спрятать».
«О, так ты уже носишь с собой кружевные улики?»
«Я после работы в магазин заходила…»
«Конечно-конечно. А в филармонию пойдёшь?»
«Подумаю».
Ночью ей приснился сон. Будто она стоит в огромной комнате, где вдоль стен – бесконечные полки. А на полках – женщины. Красивые, ухоженные, застывшие, как фарфоровые статуэтки. И Сергей ходит между полками, рассматривает их: «Эта слишком громкая, эта слишком много читает, эта всё время задаёт вопросы…»
Она проснулась в холодном поту. За окном светало. Муська требовательно мяукала – пора завтракать.
Телефон снова завибрировал. «Я всё решил. Купил тебе билет на декабрь. Ты обязана приехать».
В филармонии играли Гершвина. Наталья сидела в третьем ряду, машинально разглаживая складки на новом платье. Она не собиралась приходить, но в последний момент решилась. В конце концов, она действительно любила джаз.
Михаил Петрович сидел через пять рядов, чуть правее. Она заметила его седую макушку, когда пробиралась к своему месту. Сделала вид, что не увидела. В сумочке лежал телефон с непрочитанным сообщением от Сергея – она специально не стала открывать, чтобы не портить вечер.
Музыка текла, как тёплый летний дождь. Саксофон выводил томную мелодию, от которой что-то сжималось внутри. Она прикрыла глаза, позволяя себе просто слушать, ни о чём не думать.
После концерта они всё-таки столкнулись в гардеробе.
«Наталья Сергеевна? Не ожидал вас здесь встретить».
«Я тоже… не ожидала», – она улыбнулась, принимая своё пальто у гардеробщицы.
«Может, выпьем кофе? Обсудим концерт?»
Они сидели в маленькой кофейне напротив филармонии. За окном падал мокрый снег, на столе между ними стояли две чашки – кофе для него, чай с чабрецом для неё.
«У вас удивительное умение слушать музыку, – он разглядывал свою чашку. – Я наблюдал за вами во время концерта. Вы будто растворились в ней».
«Просто давно не была на концертах. Раньше часто ходила, а потом… потом как-то закрутилась в семье, быте».
«А сейчас?»
«А сейчас… – она помешала ложечкой чай. – Сейчас учусь жить по-другому».
В этот момент телефон ожил – входящий звонок от Сергея. Она сбросила, но он перезвонил снова. И снова.
«Извините, – она встала из-за стола. – Мне нужно ответить».
В пустом коридоре у туалета было гулко и холодно.
«Да, Серёжа».
«Ты что, телефон не берёшь? Я весь день звоню!»
«Я была на концерте».
«На концерте? – в его голосе звучало искреннее удивление. – Какой ещё концерт? Ты лучше скажи – билет я тебе купил на двадцатое декабря. Приедешь, отметим Новый год, как раньше. Всё будет хорошо».
«Не будет».
«Что?»
«Не будет хорошо, Серёжа. Я не приеду».
В трубке повисла тяжёлая пауза.
«Это всё твоя Ленка тебе голову морочит? Или ты там себе кого-то нашла?»
«При чём здесь это? Я просто больше не хочу так жить».
«Как – так?»
«По обязанности. По привычке. Без любви».
«Опять ты со своей любовью! – его голос сорвался на крик. – Ты что, в восьмом классе? Взрослая женщина, а всё туда же – любовь, не любовь…»
«Да, представь себе – любовь. Я не только тебя разлюбила. Я разлюбила ту женщину, которой была с тобой. Послушную, удобную, правильную. Которая всегда знает, что должна».
«Ты с ума сошла. Тебе к психологу надо».
«Нет, Серёжа. Мне надо просто перестать притворяться. Я не приеду. Ни в декабре, ни потом. Никогда».
Она нажала «отбой» и прислонилась к холодной стене. Внутри было пусто и легко, будто отпустила тяжёлый груз, который тащила много лет.
Михаил Петрович ждал её за столиком. Две чашки остыли, за окном продолжал падать снег.
«Всё в порядке?»
«Да, – она улыбнулась. – Просто… закончился один очень длинный разговор».
Домой она шла пешком, несмотря на метель. Хотелось прочувствовать каждый шаг, каждый вдох морозного воздуха. На телефон сыпались сообщения от Сергея – она не открывала.
Муська встретила её требовательным мяуканьем – опять опоздала с ужином. Наталья разогрела себе чай, достала из комода кружевное приобретение цвета «пыльная роза».
«Представляешь, – она почесала кошку за ухом, – а ведь это не просто бельё. Это… как флаг свободы. Нелепо звучит, да?»
Муська мурлыкнула, явно больше интересуясь своей пустой миской. Наталья рассмеялась и пошла на кухню.
Телефон снова завибрировал. На этот раз Ленка.
«Ну как концерт?»
«Хороший. Гершвин».
«А дядечка там был?»
«Был».
«И?»
«И ничего. Мы пили кофе, говорили о музыке. А потом… потом я сказала Сергею, что не приеду. Совсем».
В трубке повисла тишина.
«Лен, ты здесь?»
«Здесь. Думаю, как бы сказать… Ты молодец. Правда. Хватит уже стоять на этой чёртовой полке».
После того разговора Сергей писал ещё неделю. Сначала злился, потом угрожал, потом начал торговаться: «Хорошо, приезжай в январе. Или в феврале. Когда сама захочешь». Она не отвечала.
Позвонили сыновья. Старший был непривычно серьёзен: «Мам, ты правда не поедешь?»
«Правда».
«Пап совсем с катушек слетел. Говорит, ты там с кем-то…»
«Глупости», – она улыбнулась, разглядывая морозные узоры на окне.
«Да я понимаю. Просто… ты точно всё решила?»
«Точно».
«Ну ладно, – он помолчал. – Я же к тебе на каникулы приеду. И брата притащу».
Младший написал в тот же вечер: «Мам, я за тебя. Правда. Только не говори папе, что я так сказал».
В школе начиналась предновогодняя суета. Восьмиклассники репетировали сценку про Скруджа, пятиклашки развешивали гирлянды, в учительской пахло мандаринами и корицей.
Михаил Петрович подошёл после очередной репетиции: «Наталья Сергеевна, у меня к вам предложение. В январе в драмтеатре ставят «Двенадцатую ночь» на английском. Не хотите сходить? Чисто профессиональный интерес – посмотреть, как дети воспримут…»
Она кивнула, пряча улыбку: «Конечно. Чисто из профессионального интереса».
Вечером позвонила мама: «Наташенька, может, всё-таки…»
«Нет, мам».
«Но ты же останешься одна!»
«Я не одна. У меня работа, друзья, литературный клуб. Муська, наконец».
«Муська! – мама фыркнула. – Всю жизнь из-за кошки сломать…»
«Не из-за кошки, мам. Из-за себя. Я больше не хочу быть чьей-то обязанностью».
В субботу она встретилась с Ленкой. Та примчалась с работы, раскрасневшаяся с мороза, плюхнулась за столик: «Быстро рассказывай!»
«Что рассказывать?»
«Как что? Концерт, дядечка, решение…»
«Нормальный концерт. Гершвин».
«А дядечка?»
Наталья помешала ложечкой чай: «В январе идём в театр. На английскую пьесу. Чисто из профессионального интереса».
«Ага, – Ленка прищурилась. – А кружевное безобразие наденешь?»
«Лена!»
«Что Лена? Между прочим, это я тебя на ту распродажу потащила. А то бы до сих пор в бабушкином трико…»
Они расхохотались, привлекая внимание соседних столиков.
Домой Наталья шла пешком. После двух бокалов вина и разговоров с Ленкой в голове было легко и пусто. Снег поскрипывал под сапогами, в воздухе пахло приближающимся Новым годом.
В квартире было темно и тихо. Только Муська мяукнула от батареи – её любимого места. Наталья включила настольную лампу, села в кресло. Телефон привычно молчал – Сергей наконец перестал писать.
На следующий день она достала с антресолей старые альбомы. Два часа перебирала фотографии – молодость, свадьба, мальчишки, семейные праздники. Сергей обнимает её за плечи, она улыбается в камеру. Правильная, удобная, застывшая, как фарфоровая статуэтка на полке.
Последнее фото было сделано пять лет назад, перед его отъездом. Она смотрела на эту женщину – свою копию с идеальной укладкой и вежливой улыбкой – и не узнавала её.
Муська запрыгнула на колени, требовательно мурлыкнула.
«Ну что, подруга, – Наталья почесала её за ухом, – переедем в спальню? А эти альбомы пусть побудут на антресолях. Или вообще…»
Кошка согласно мурлыкнула.
В спальне пахло свежим постельным бельём и немного – духами. На стуле лежало новое платье для завтрашнего педсовета. В ящике комода пряталось кружевное безобразие цвета «пыльная роза» – она так и не решилась его надеть.
«Ничего, – Наталья улыбнулась своему отражению в зеркале, – у меня ещё всё впереди».
За окном падал снег. Где-то внизу проехал трамвай, звякнув на повороте. В соседней квартире кто-то играл на пианино – кажется, того же Гершвина.
Она подошла к окну, вглядываясь в узоры на стекле. Впервые за много лет ей не хотелось загадывать, что будет дальше. Не хотелось соответствовать чьим-то ожиданиям. Не хотелось быть правильной.
Ей просто хотелось жить.
Телефон звякнул – сообщение от Михаила Петровича: «Взял билеты на «Двенадцатую ночь». Третий ряд, середина. Говорят, очень достойный перевод».
Она не стала отвечать сразу. Вместо этого открыла ящик комода, достала кружевное приобретение.
«А может, и правда пора?»
История Марии
