На кухне витал аромат варёной гречки и какой-то тихой безысходности. Лидия стояла у плиты, медленно помешивая кашу деревянной ложкой, а в голове у неё вертелась одна-единственная мысль: «Ну хоть соль есть».
В кастрюле тихонько бурлила скромная вечерняя трапеза — всё, что они могли позволить себе до следующей зарплаты. Которая, к слову, была только у неё.
В прихожей хлопнула дверь с такой силой, что с верхней полки упала пачка ватных дисков. Это вернулся Богдан.
— О, опять гречка, — произнёс он с таким видом, будто на столе вместо ужина увидел варёный носок. — Знаешь, у нормальных людей ужин обычно разнообразный.
— У нормальных людей мужья хотя бы вносят что-то в семейный бюджет, — спокойно, но с лёгкой усталой иронией заметила Лидия, не поднимая головы.
— Я вношу! — Богдан небрежно бросил куртку на стул, будто это был его трон. — Я маме перевёл сегодня, у неё счёт за газ пришёл. Ты же понимаешь — зима, всё дорожает.
Лидия положила ложку на край плиты.
— То есть ты вносишь в бюджет… своей мамы, — уточнила она. — А наш бюджет, Богдан, это что, какая-то выдумка? Сказка для наивных?
— Да не начинай, — он сел за стол и уткнулся в телефон. — Мама — это святое.
— Мама — это святое, а жена — это… кто по твоему статусу, мебель? — Лидия скрестила руки на груди. — Между прочим, завтра нужно заплатить за квартиру.
— Так у тебя же зарплата была на прошлой неделе.
— У меня была. Но, знаешь, коммуналка и продукты исчезают быстрее, чем твоя сестра обнуляет мою карту, когда «одолжит» на новую шапку.
Он оторвался от телефона и посмотрел на неё с раздражением.
— Ну ты и раздуваешь из мухи слона. Мы же семья. Что моё — то и твоё, и наоборот.
— Вот именно, наоборот, — Лидия усмехнулась. — Что моё — то и твоё, а что твоё — то маме и сестре.
Богдан тяжело вздохнул, будто она придиралась к мелочам.
— Ладно, не злись. Сварила бы мясо, что ли…
— Мясо? — Лидия рассмеялась, но в смехе было больше горечи, чем радости. — Купи, и я сварю.
— Ну ты же хозяйка в доме.
— А ты? — она прищурилась. — Хозяин в мамином доме?
Он отодвинул тарелку с кашей, даже не попробовав.
— Ты стала какая-то злая, — сказал он, поднимаясь. — Мне это не нравится.
— А мне не нравится быть ходячим банкоматом, — Лидия бросила на него взгляд, в котором смешались усталость и злость. — Но тебе, видимо, всё нравится, если мама улыбается.
— Всё, достаточно. Я пойду покурю.
Когда балконная дверь за ним закрылась, Лидия села за стол и впервые за долгое время позволила себе подумать: «А что если всё это… напрасно?»
На следующий день Богдан вернулся домой с сияющими глазами.
— Представляешь, — сказал он, снимая обувь. — Тут мама рассказала, что соседка продала свой участок за миллион! И у неё теперь есть идея — купить землю рядом, чтобы мы все вместе построили дом.
— «Мы» — это кто? — уточнила Лидия.
— Ну… я, мама, ты, сестра…
— И за чей счёт этот банкет?
— У тебя же скоро наследство, — сказал он так обыденно, будто речь шла о покупке хлеба. — Вот и вложим.
Лидия замерла.
— «Мы» вложим… мои деньги… в участок… рядом с твоей мамой?
— Ну да, а что такого? Это же семейные деньги.
— Нет, Богдан. Это мои деньги. Наследство не делится по закону между супругами.
— Ты что, адвоката наняла? — хмыкнул он.
— Нет, просто я умею читать. И ценю своё время и деньги.
— Лидия, не будь такой жадной. Мама уже в возрасте, ей нужен покой.
— А мне нужно, чтобы мой муж не путал жену с кошельком.
Богдан посмотрел на неё долгим взглядом, в котором уже не было мягкости — только раздражение и холод.
— Ты очень изменилась, Лидия.
— Нет, Богдан. Я просто перестала молчать.
В ту ночь Лидия долго не могла заснуть. Она слышала, как он за стеной разговаривает по телефону с матерью, и каждое его «да, мам» резало ей слух.
Гречка, коммуналка, пустой кошелёк, и разговоры о том, как «вложить» её наследство в их «общий» дом.
Впервые за всё время ей стало по-настоящему страшно: она поняла, что этот брак держится только на том, что она тянет всё на себе. И что Богдан в любой момент готов забрать последнее, прикрываясь словом «семья».
А завтра… завтра ей предстоял разговор, который изменит всё.
Лидия вернулась домой с работы раньше обычного — хотела приготовить что-то приличное, без этих их бесконечных каш и макарон на воде. В пакете звенели бутылки кефира и банка тушёнки — целый гастрономический праздник на их фоне.
Она открыла дверь и застыла на месте.
В прихожей стояли чужие сапоги. Женские, с меховой опушкой и на каблуке.
Из кухни доносился звон ложек и знакомый голос — голос той самой свекрови, которую Лидия видела в их квартире последний раз на Новый год, когда та пришла «на пять минут», а ушла через три часа и с половиной салата «Оливье» в контейнере.
— Лидия, ты уже пришла? — Богдан выглянул в коридор, как мальчишка, пойманный за поеданием конфет перед ужином. — Мама решила к нам заехать, сварить борщ.
— Мама решила… — Лидия медленно сняла пальто. — А кто её впустил?
— Я. У неё же есть ключи.
— У неё… ключи? — Лидия сделала шаг вперёд, и в её голосе зазвенел металл. — Это моя квартира, Богдан.
— Лидия, ну не начинай. Это же мама.
— Я не начинаю. Я заканчиваю.
Из кухни появилась свекровь, в фартуке Лидии, с половником в руках.
— Ну здравствуй, хозяйка, — сказала она, осматривая Лидию с ног до головы. — Мы тут тебе обед готовим, а у тебя такое лицо, будто я с вилами пришла.
— Ага, только вилы у вас невидимые, но целитесь метко, — сухо ответила Лидия. — Скажите, Елена Петровна, а с каких это пор вы входите сюда без моего разрешения?
— С тех пор, как мой сын здесь живёт, — улыбнулась свекровь, и в этой улыбке было меньше тепла, чем в их старом холодильнике.
Богдан вмешался:
— Лидия, хватит, ну. Мы же семья.
— Семья, в которой жена узнаёт о ключах тёщи… ой, простите, свекрови… по факту? — Лидия уже почти кричала. — Ты это серьёзно?
— Лидия, ты истеришь, — Богдан поднял руки, словно сдавался. — Успокойся.
— Я спок… — Лидия замолчала, заметив на столе открытый кошелёк. Её кошелёк. А внутри — пусто.
— Где деньги, Богдан?
— Я… маме отдал.
— ЧТО?!
Елена Петровна даже не моргнула.
— Ей нужны были деньги на лекарства, — спокойно сказала она, размешивая борщ. — А ты же всё равно получишь наследство, у тебя будут миллионы.
Лидия подошла вплотную, так, что между ними остался только стол.
— Миллионы будут моими, Елена Петровна. И на ваши лекарства — если вы вдруг не в курсе — у вас есть пенсия и сын.
— Да ты что, такая жадная? — фыркнула свекровь. — Мы же родня.
— Родня? — Лидия усмехнулась. — Вы — мать моего мужа. А я — та, кто оплачивает его еду, жильё и иногда ваш газ. Всё.
Богдан встал между ними.
— Лидия, ты перегибаешь. Это… некрасиво.
— Некрасиво — это когда муж без спроса берёт последние деньги жены, — Лидия отодвинула его в сторону. — А ты, Богдан, теперь живёшь по чужим правилам. Не по моим.
— Ты меня выгоняешь?
— Нет, — сказала Лидия тихо. — Я выгоняю твою маму.
Елена Петровна ахнула, но Лидия уже взяла её куртку с вешалки и протянула.
— Ключи, — сказала она.
— Что?
— Ключи от квартиры. Сейчас же.
Богдан попытался вмешаться:
— Лидия, ну…
— Богдан, или ключи, или я прямо сейчас вызываю полицию и заявляю о краже.
Елена Петровна побледнела, но протянула ключи.
— Вот и всё, — Лидия распахнула дверь. — Борщ оставьте. Это единственное полезное, что вы сегодня сделали.
Когда дверь за свекровью закрылась, Богдан швырнул половник в раковину.
— Ты ненормальная, Лидия.
— Может быть, — спокойно ответила она, убирая ключи в ящик. — Но я ненормальная с квартирой. А ты — взрослый мужик без гроша в кармане.
Он отвернулся, но она видела, как сжались его плечи. Это был первый раз, когда Лидия почувствовала — его злость уже не просто раздражение. Это была ненависть.
И в тот момент она поняла, что впереди — не просто семейные ссоры, а настоящая война.
Наследство Лидия получила в понедельник.
Квартира отца в спальном районе и чуть больше пяти миллионов гривен на счету. Она весь день ходила с лёгким чувством нереальности, как будто выиграла в лотерею, но при этом понимала: радость будет недолгой.
Вечером, когда она вернулась домой, в зале уже сидели они — Богдан и Елена Петровна. На столе стояла бутылка коньяка, закуска и две тарелки. Её тарелки там не было.
— Мы тут подумали, — начал Богдан, — что твой отец бы хотел, чтобы деньги пошли на семью.
— На чью семью? — Лидия сняла сапоги и бросила взгляд на коньяк. — На мою или на вашу?
— Лидия, ну ты же понимаешь, — подключилась свекровь, — квартира в том районе никому не нужна, а деньги… можно вложить. У нас же есть идея — дом на участке возле меня. С террасой, с беседкой.
— И с газоном из моих денег, — уточнила Лидия.
— А что, плохо, что ли? — Богдан улыбнулся, как будто делает ей одолжение. — Мы все вместе будем жить.
— Нет, Богдан. Я не собираюсь жить с твоей мамой.
— Ну ты эгоистка, — сказала Елена Петровна. — Мой сын всю жизнь тебе помогал, а теперь, когда пришло твоё время, ты отворачиваешься.
Лидия резко повернулась к ней.
— Ваш сын всю жизнь помогал… кому? Вам? Да. Мне? Ни разу.
Богдан встал, подошёл и, глядя ей в глаза, сказал:
— По закону это совместно нажитое имущество.
— Ты хоть раз читал Семейный кодекс? — Лидия сдержала нервный смешок. — Наследство — это личная собственность. Даже твой юрист это подтвердит.
— А если я скажу, что ты потратила мои деньги на эту квартиру? — он прищурился.
— Скажи. И судья будет смеяться вместе со мной, — Лидия взяла из сумки конверт с документами и положила на стол. — Вот выписка из банка, вот завещание. Всё чисто.
Богдан резко ударил по столу, так что рюмки звякнули.
— Ты меня унижаешь, Лидия!
— Нет, Богдан, я тебя возвращаю на землю. Ты давно летаешь в облаках, где мама — королева, а я — дойная корова.
Елена Петровна вскочила.
— Не смей так говорить при мне!
— Я и говорю при вас. Чтобы вы знали: больше вы сюда не войдёте.
Богдан шагнул к ней вплотную.
— Если ты сейчас же не подпишешь доверенность, я…
— Что ты? — Лидия посмотрела на него так, что он остановился. — Кричать умеешь, деньги тратить — тоже. А вот заработать… не твой профиль.
Тишина.
Потом она взяла из шкафа его спортивную сумку, зашла в спальню и стала молча складывать туда его вещи.
— Это что? — он подбежал.
— Это билет в реальность, Богдан.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Завтра подаю на развод.
Елена Петровна бросилась к сыну, как наседка к цыплёнку.
— Богдан, пошли отсюда. Не будем слушать эту…
— Эту? — Лидия подняла бровь. — Эту женщину, которая терпела ваши издевательства и пустой холодильник, пока вы строили замки из моих денег? Да, больше вы её не увидите.
Она открыла дверь, поставила сумку в проём и, не глядя на них, сказала:
— Вон.
Они ушли. Не хлопнув дверью — просто тихо, но с той тягучей обидой, которая осядет в них надолго.
Лидия осталась в тишине. Села за стол, налив себе чаю. И впервые за много лет почувствовала — ей больше не нужно ни у кого спрашивать, как распоряжаться своей жизнью.
И да, борщ, который они оставили в кастрюле, она вылила в раковину. Просто из принципа.
Жизнь Лидии — это история, которая, к сожалению, знакома многим. Она показывает, что даже в самых близких отношениях важно уметь защищать свои границы. Ведь забота о других не должна превращаться в полное самопожертвование.
А как вы думаете, как бы вы поступили на её месте? 🤔
