— А ты не хочешь просто… ну, быть помягче с ними? — Дмитрий стоял у кофемашины, мешал ложкой и избегал взгляда.
— Помягче? — переспросила Александра, отложив салфетку. — Это ты мне сейчас серьёзно?
— Ну, да. Они же… семья. Моя семья.
— А я, прости, кто? Так, посторонняя в твоём доме, что ли? — усмехнулась она, наклоняясь за кружкой. — Или уже бывшая семья? Просто хочу понимать.
Он не ответил сразу. Как будто кофе у него в кружке вдруг стал важнее, чем всё, что между ними нависло последние недели.
Александра смотрела на него — лоб в складках, футболка со стиркой не дружит, когда-то была её, теперь он в ней «ходит по выходным». Вся эта сцена казалась ей фарсом: уютная кухня, белый свет от лампы под потолком, хлеб в хлебнице, тот самый, который она вчера пекла ночью, когда не могла уснуть от злости. Всё было на своих местах — кроме смысла их жизни.
— Ты хочешь, чтобы я жила с твоим братом и его женой в одной квартире? В моей квартире, Дим?
— Ну, не прям «жила», просто пока у них… сложности, ты же знаешь. Им негде.
— Есть — коммуналка. Их родное гнездо. А у меня, видимо, теперь что — филиал общежития на Таганке?
Он вздохнул. Вот этот вздох — как сигнал. Не будет он спорить. Не будет он решать. Он «между двух огней». Хотя почему-то всегда обжигает только её.
Александра отошла к подоконнику. Отсюда было видно, как фонарь во дворе криво светит на качели. Когда-то она радовалась этому виду. Теперь — раздражал. Потому что к этой картинке добавился ночной смех Алексея с балкона и визги Ольги — «ой, у тебя тут такой классный свет! Как в санатории!»
Она держалась. Долго. Неделю — когда они только «переночевать». Вторую — когда начали внаглую пользоваться её ванной косметикой. Третью — когда Ольга поставила свои «фирменные» банки с огурцами в шкаф на её посуде.
А вчера — был момент истины.
Ольга в халате, в её халате, из нежного хлопка, который она в Италии покупала, вышла из спальни с чашкой кофе и зевнула:
— Мы, наверно, тут останемся пока, Саш. Тут так уютно, мы вам не мешаем же, да?
И ушла обратно в спальню. В спальню, где стоял письменный стол Александры. Где были её документы, ноутбук, старый плед, в который она закутывалась по вечерам. Теперь там — плед свисал с дивана, как мятая тряпка. И на подоконнике стояла чужая кружка с помадой.
— Вот скажи, Дим, — Александра развернулась. — А ты понимаешь, что они не временно? Ты чувствуешь, как они расползаются, как плесень? Они уже обосновались. Они как в старом анекдоте — «мы только посидим», а теперь тапки у входа их, а не мои.
Он поставил кружку и сел. Помолчал. Потом заговорил тихо, как будто боялся испугать сам себя:
— Ну, они же не навсегда. Я просто… не могу их выгнать. Это же мой брат.
— А я, значит, никто, да? — Александра наклонилась ближе. — Ты хочешь, чтобы я жила в собственном доме как квартирантка?
— Не перегибай…
— Нет, ты скажи. Ты же муж мне? Или уже просто сосед по ипотеке?
Он не знал, что сказать. Молча встал, пошёл в комнату. Она осталась одна на кухне. Пахло кофе и чем-то кислым. Наверное, опять кто-то забыл выкинуть лимоны. Александра машинально открыла мусорку — точно. Лимоны. В её доме всегда всё было чисто. Всегда. И вот теперь — кожура, баночки, чужие следы в каждой комнате.
И главное — он.
Он, который за шесть лет так и не стал настоящим. Он был удобным. Ласковым. Не спорил. Делал массаж. Умел готовить завтрак. Всегда улыбался маме. Но как только запахло конфликтом — исчезал.
Александра посмотрела на своё отражение в микроволновке. Лицо — будто чужое. Усталое. Сбитое. Глаза — те же. Но внутри как будто кто-то вывернул всё наизнанку.
— Не бывать этому, — сказала она вслух. — Не в моём доме.
Позже, ближе к вечеру, когда Алексей хлопал дверцей холодильника («У тебя, кстати, вкусная колбаса. Где берёшь?»), а Ольга щебетала кому-то по телефону из ванной, Александра взяла блокнот и начала писать.
«Дорогой Дима. У меня была иллюзия, что ты умеешь ставить границы. Что ты взрослый человек. Что в моём доме будет уютно, потому что ты — мой. Но ты — не мой. Ты — их. А я больше не хочу быть вещью в квартире, которую сама купила».
Она вырвала лист, оставила его на холодильнике. И ушла в спальню. Не свою — ту, которая осталась. Закрыла дверь, не включая свет. И сидела. Слушала, как за стеной смеются. Как в её доме, в её жизни, в её пространстве празднуют чужие.
Надо продумать всё чётко. Холодно. Без эмоций. Или с ними — но с теми, что не мешают решать.
В голове уже вертелась мысль: пора. Пора вытаскивать эту ситуацию из болота. Или утонешь вместе с ними.
А внизу, под её окном, снова кто-то закричал: «Оль, стой! Хахаха!» И качели заскрипели.
Нет, двери не скрипят сами. Их кто-то открывает.
***
На следующее утро, когда Александра проснулась, она услышала шум в коридоре. Вышла. На полу стояли две сумки. Дмитрий, не глядя на неё, шепнул:
— Я сказал им, что надо искать съём. Они обиделись. Уехали к маме.
Она стояла в халате. Молча. Потом медленно сказала:
— Запомни, Дима. Я не воевала с ними. Я ждала, когда ты выберешь. Не надо теперь делать вид, что ты герой.
И ушла обратно. Он остался стоять с двумя пустыми руками. И каким-то нелепым взглядом, полным растерянности. Как будто его только что выгнали из собственного дома. Хотя дом — был её.
***
— Мы не поняли… это что ещё за демарш? — голос Тамары Ивановны звучал как сигнал воздушной тревоги. — Ты, Саша, хоть осознавала, ЧТО ты сделала?
Александра стояла босиком в прихожей. Утро начиналось не с кофе. Оно начиналось с визита свекрови в пальто, от которого пахло чужими духами и гневом.
— Что именно? — она говорила спокойно, глядя в глаза. — Что выгнала людей, которые самовольно заняли мою квартиру?
— Это же брат твоего мужа! — Тамара Ивановна постучала пальцами по своей сумке, как будто пыталась пригрозить ей кошельком. — Ты же должна была поговорить! Предупредить! А не ставить перед фактом!
— Как я должна была предупредить? Через ватсап? Или написать мелом на дверях: «Дом закрыт на дезинфекцию»?
Из кухни вышел Дмитрий. Носки разные. Вид уставший. Глаза виноватые. Он попробовал вклиниться:
— Мам, ну, не надо… Это же всё уже решено…
— Решено?! — Тамара Ивановна подалась вперёд. — ТЫ мне даже не позвонил! Я узнаю от Ольги, что вы, оказывается, тут их чуть ли не выгнали! Как бомжей каких-то!
Александра вздохнула. В глазах защипало, но она сдержалась.
— Ольга — взрослая женщина. Алексей — мужчина. Могли бы и сами подумать, что жить в чужой квартире месяцами — не вариант.
— Ой, чужая квартира! — всплеснула руками Тамара. — Какая она чужая, если Дима её выплачивал! Он же муж тебе или как?
— Как. Именно как, — Александра пересекла прихожую и встала рядом с ним. — Он платил ипотеку — да. Но с моих денег в два раза больше ушло на ремонт, мебель и кухню. Я даже кофе-машину купила за свой счёт. Это квартира записана на меня, если тебе, Тамара Ивановна, интересно. С самого начала. Потому что платить надо было быстро, а не думать месяцами, как лучше сделать.
— Значит, у тебя на всё бумажки есть, да? — прошипела та. — Ну, ты молодец, конечно. Предусмотрительная. А вот любовь… любовь ты в договор не вписала?
— А вы, я смотрю, всё время путаете любовь с удобством.
Тамара Ивановна закусила губу. Посмотрела на сына, потом снова на Александру.
— Я не понимаю, как ты могла так с нами…
— Со всеми вами, вы хотели сказать? — Александра скрестила руки на груди. — Потому что я одна, а вас много. Вы все — команда. Сами к себе приезжаете, сами решаете, кто у меня будет жить, кто пользоваться ванной, кто ставить кастрюли в мою духовку…
— Это не духовка, Саша, это обыкновенная плита. — Тамара Ивановна перешла на другой тон — упрямо-рассудительный. — И никто не собирался у тебя ничего отнимать. Просто семья — это когда вместе. Не делят, а делятся.
— Ага, делятся! Моими пледами, тапками и комнатами, — Александра резко развернулась, пошла в зал и вынесла оттуда коробку с вещами. — Вот Ольгины принадлежности. Пусть заберёт. Я не хочу больше видеть тут ни её щётки, ни кремов, ни этих тряпичных штанов, которые она в коридоре сушила прямо на батарее!
Дмитрий попытался коснуться её плеча:
— Саш, пожалуйста… ты же обещала…
— Обещала? Что? Не устраивать скандалов? Так это не я скандал устраиваю. Это вы вторглись в мою жизнь как саранча! Всё сожрали, выспались — и обиделись, что я посмела включить свет!
Тамара Ивановна шумно выдохнула. Потом достала платочек. Помолчала. Затем, тоном, как будто в суде, произнесла:
— Я теперь понимаю. Это всё было зря. Мы думали, ты нормальная. А ты — эгоистка. Удобная, пока тихо. А как только тебе надо встать рядом, ты сразу — «все вон!»
Александра посмотрела на неё, медленно, спокойно. Даже голос понизила:
— А вы никогда не думали, что, может, я просто человек, а не ресурс? И что моя квартира — это мой дом. Не место для сборищ. Не хостел. Не вокзал.
Тишина повисла плотная. Только в ванной капала вода. Отчётливо, будто кто-то в такт бил по нервам.
Потом Тамара Ивановна сказала:
— Я всё сказала. Но запомни: если ты разрушаешь семью — ты в итоге останешься одна.
Александра ничего не ответила. Только взяла коробку с вещами, подошла к двери и открыла.
— До свидания, Тамара Ивановна.
Потом была тишина. Дмитрий ушёл — куда-то «прогуляться». И не вернулся к обеду.
Александра осталась одна. Наконец. В пустом, ровном, тихом доме. Где не пахло чужими духами. Где из ванной не доносился хихиканье. Где на кухне не висели чужие полотенца.
Она села на диван. Закуталась в плед. Тот самый, серый, толстый, тёплый. Своё. Всё — своё.
И вдруг — разревелась.
Не от боли. Не от страха.
От усталости.
От того, что столько лет боялась быть «неудобной», «грубой», «слишком прямой». Держалась. Строила мосты. А в итоге её по этим мостам — растоптали.
Поздно вечером пришла смс от Дмитрия:
«Я уехал к родителям. Нам надо подумать. Я не ожидал, что ты ТАК себя поведёшь».
Александра долго смотрела на экран. Потом набрала ответ:
«Я тоже не ожидала. Но я, наконец, поняла, КАК я себя хочу вести. Без вас. Спасибо за урок».
Удалять сообщение не стала. Отправила.
И пошла спать. В своей спальне. В своей кровати. В своей жизни, которую, наконец, снова вернула себе.
***
— Добрый день. А вот и мы! — Ольга, в куртке цвета закисшего авокадо, стояла на пороге с широкой улыбкой, будто ничего не произошло. Рядом — Алексей, хмурый, с коробкой в руках.
Александра не сразу поняла, что происходит. Был будний день, середина недели, почти полдень. Она только сварила кофе, включила музыку — и вот.
— Что вы… простите… забыли? — спросила она, не приглашающе.
— Да ничего мы не забыли, — Ольга переступила порог, даже не дожидаясь приглашения. — Мы просто… решили всё-таки обсудить ситуацию. Как взрослые люди.
— С тапочками у вас же теперь напряжённо, да? — съязвила Александра, не двигаясь с места. — Вроде вы съехали. Разве нет?
— Саш, ну ты чего, — начал Алексей, — мы же родственники. Ты чего как чужая…
— Так я и есть вам чужая. И рада это признать вслух.
Ольга прошлась вглубь квартиры, как у себя дома. Покрутилась в зале.
— Ну, знаешь… жить с тобой под одной крышей было тяжеловато, не спорю. Но мы с Лёшей всё обдумали. Мы ведь не просто так здесь были — ты в курсе, да? Мы подыскивали жильё. В районе. А тут такая удачная ситуация. Просторная трёшка. Близко к метро. Детский сад рядом.
Александра нахмурилась.
— Простите. Какая такая удачная ситуация?
Ольга села на подлокотник дивана и выпрямилась.
— Ну, мы поговорили с Тамарой Ивановной. Она сказала, что ты, возможно, в скором времени будешь переоформлять квартиру. Ну, если вдруг с Димой решите развестись. А он же, как ты сама говорила, в ипотеке участвовал…
Александра усмехнулась. Холодно.
— Вы на что намекаете? Что хотите купить у меня половину квартиры?
— Не совсем, — вмешался Алексей. — Мы узнали, что можно через суд признать, что квартира — совместно нажитое имущество. Всё же ты в браке с Димой. Даже если на тебя оформлено — не имеет значения. Это ж Россия, а не Швейцария.
— Погоди, ты серьёзно? — Александра побледнела. — Вы пришли… с коробкой… как бы «обсудить», что будете СУДИТЬСЯ со мной за мою квартиру?
Ольга снова широко улыбнулась.
— Мы пришли предложить компромисс. Без суда. Ты уходишь красиво, продаёшь нам квартиру за символическую сумму — и живёшь спокойно. Всё же ты одна. А у нас семья.
— Ах, вы ещё и купить собрались. За символическую.
— Ну, ты же умная женщина. Понимаешь, как лучше не доводить до конфликта. Тем более с родственниками.
Александра долго молчала. Потом тихо сказала:
— Подождите здесь.
И ушла в спальню. Вернулась с папкой. Открыла. Аккуратно достала листок и положила на стол.
— Это соглашение о разделе имущества, подписанное между мной и Дмитрием ещё два года назад, когда мы начали бракоразводный процесс. Просто не довели до конца. Там указано: квартира — полностью моя. Подпись, нотариус, всё как надо.
Ольга прищурилась.
— Ты хочешь сказать, что у Димы нет прав?
— Именно. Он сам отказался. Потому что влез в долги по бизнесу. Тогда это его спасло от кредиторов. Я выкупила долю у банка и закрыла ипотеку. Сама. Полностью.
— И ты думала, что так всё закончится? — Алексей уже не улыбался. — Что ты всех обманешь?
Александра поднялась с кресла, подошла к ним и сказала почти шёпотом, но так, что каждое слово звенело:
— Я никого не обманывала. Это вы все жили в моей квартире, ели из моей посуды, спали на моих простынях и вели себя так, будто я просто обслуга. А теперь пришли «покупать за символическую цену». Так вот. Символическая цена — это свобода. И она не продаётся.
— Ты жалеешь, да? Что осталась одна? — Ольга встала. — Вот и злишься.
— Я рада, что одна. Потому что только сейчас я снова стала собой. А жалею я только об одном — что слишком долго позволяла вам жить тут, как у себя дома. Но всему — конец.
— Мы ещё посмотрим, чей, — буркнул Алексей и хлопнул дверью.
***
Прошла неделя.
Дмитрий не звонил. Зато на почту пришло письмо — официальное уведомление о подаче заявления на развод. Александра подписала, не задумываясь. Почерк был у неё твёрдый. Удивительно, как рука не дрогнула.
Через ещё три дня она сдала документы в агентство недвижимости. Квартиру она продавать не собиралась — наоборот, хотела её оформить в «неприкасаемую» зону. Сама на себя. С полной защитой от претензий.
А потом она купила новый чайник. Красный. Такой, какой хотела всегда.
Выбросила старый, с трещиной, который покупали вместе.
И впервые за много лет поняла, что дышит — свободно. Легко.
***
Вечером она встретила подругу у кафе.
— Ну что, — спросила Лена, — выговорилась?
— Даже больше, — усмехнулась Александра. — Освободилась.
— И что теперь?
Александра посмотрела в окно, где отражалась вывеска: «Жить надо с собой, а не с чужими».
— А теперь? — Она улыбнулась. — Теперь — только я. Только вперёд. И только по своей прописке.
