— Опять к мамочке побежишь? — Марьяна стояла в дверном проёме, прижимая к себе завёрнутого в одеяло Мишутку. — Третью ночь подряд, Саша. Может, совсем к ней переедешь?
Александр замер с наполовину застёгнутой курткой. В прихожей повисла тишина, нарушаемая только тихим сопением младенца. Три месяца без полноценного сна измотали обоих. Особенно её.
— Мне завтра на завод к восьми, — он говорил тихо, будто извиняясь. — Мишка опять всю ночь проорёт, а мне у станка стоять. Ошибусь — премии лишат, а то и вовсе…
— А мне, думаешь, легко? — перебила Марьяна, чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения. — Я с ним круглосуточно. Без выходных и отпусков. И ночью тоже я, и днём я! Когда ты в последний раз подгузник менял? А бутылочку готовил?
— Марьян, ну не начинай…
Мишутка, будто почувствовав напряжение, заворочался и захныкал. Марьяна машинально начала укачивать его, не сводя глаз с мужа.
— Что тебе там у матери-то так хорошо? Она же тебя, как маленького, опекает. Борщи варит? Или про жену-неумёху рассказывает, которая за ребёнком ухаживать не может?
Александр поморщился. Её слова попали в точку. Вероника Петровна действительно не упускала случая «поговорить о невестке». Он дёрнул плечом, пытаясь застегнуть куртку до конца, но молния заела. Раздражение нарастало.
— Не выдумывай. Просто там спокойно. И выспаться можно.
Он наконец справился с молнией и потянулся к дверной ручке.
— А у твоей мамы пусть ребёнок орёт, да? — Марьяна сделала шаг вперёд. — Или я тебе всё-таки жена, а не нянька? Мы как-то по-другому жизнь планировали, помнишь? Или уже забыл?
Мишутка почувствовал её напряжение и разразился плачем. Громким, требовательным. Марьяна попыталась укачать его, но руки дрожали от усталости и злости.
— Ты сейчас на работу, а куда я пойду? Кому пожалуюсь? Голова раскалывается, спина отваливается, а ты…
— Прекрати! — Александр повысил голос, и ребёнок заплакал ещё громче. — Видишь, он от твоих криков орёт! Успокойся уже!
Это была последняя капля. Детская бутылочка, стоявшая на тумбочке в прихожей, полетела в сторону Александра. Он едва успел увернуться — пластиковый сосуд ударился о дверь и с грохотом упал на пол.
— Псих! — бросил Александр, уже открывая дверь. — И ты ещё удивляешься, почему я ухожу?
Дверь захлопнулась, и Марьяна осталась одна с кричащим ребёнком на руках. Внутри было пусто. Даже сил на слёзы не осталось.
— Чего он хочет от тебя, девочка моя? — Лидия Дмитриевна поставила перед дочерью чашку с чаем. — Ты с ног валишься, а он сбегает от трудностей.
Марьяна смотрела в окно на опавшие листья, гонимые ветром по двору. Октябрь выдался холодным и дождливым. Как будто сама природа отражала её состояние. Мишутка наконец уснул в кроватке, которую когда-то бабушка купила для редких визитов внука. Теперь эта кроватка стала их спасением.
— Мужчины сейчас такие, — продолжала Лидия Дмитриевна, присаживаясь рядом. — Чуть что — в кусты. Не то, что в наше время.
— Мам, — устало отозвалась Марьяна, — не начинай. Саша не плохой. Он просто… не готов к этому всему. Как и я, если честно.
Три дня у матери стали для неё глотком свежего воздуха. Здесь было спокойно. Здесь ей помогали. Лидия Дмитриевна, несмотря на свои пятьдесят лет и работу в парикмахерской, находила силы возиться с внуком, давая дочери передышку.
— Сегодня звонил? — спросила мать, отхлёбывая чай.
— Нет. Наверное, у своей мамочки сидит. Она ему, видите ли, готовит и гладит, — Марьяна поморщилась, вспомнив свекровь.
Вероника Петровна невзлюбила её с первого дня. «Слишком молодая», «неопытная», «избалованная». А после рождения Мишутки критика стала просто невыносимой. «В наше время пелёнки стирали!», «Что за памперсы такие?», «Ребёнок должен кричать — лёгкие развиваются!»
Телефон в коридоре требовательно зазвонил, вырвав Марьяну из воспоминаний. Лидия Дмитриевна поспешила снять трубку.
— Да, слушаю… Да, она здесь… — донеслось из коридора. — А ты как думал, молодой человек? Куда ей ещё идти?
Марьяна напряглась. Неужели Александр? Три дня тишины, и вот…
— Марьяш, — позвала мать, прикрыв трубку рукой, — тебя. Муженёк объявился.
Она помедлила мгновение, но затем решительно встала и направилась к телефону. Мать уступила ей место, многозначительно подняв брови.
— Да? — холодно произнесла Марьяна в трубку.
— Привет, — голос Александра звучал непривычно тихо. — Как вы там?
— Нормально. Спасибо, что поинтересовался. Через три дня.
В трубке повисла пауза. Было слышно, как Александр тяжело дышит, подбирая слова.
— Я скучаю, — наконец выдавил он. — По тебе. По Мишутке.
— Да? — Марьяна почувствовала, как сердце предательски заколотилось. — А я думала, тебе и так хорошо. У мамы-то.
— Марьян, перестань. Я был неправ. Я понимаю.
— Ничего ты не понимаешь, — она сглотнула комок в горле. — Ты знаешь, каково это — когда твой муж, который клялся быть рядом и в горе, и в радости, сбегает при первой трудности?
— Знаю, что облажался, — в его голосе зазвучали искренние нотки раскаяния. — Можно… можно мне приехать? Поговорить?
Марьяна закрыла глаза. Вспомнила их свадьбу год назад. Такие счастливые лица. Такие большие планы. И вот теперь — крошечная квартира, крики по ночам, ссоры и усталость. Она так устала…
— Зачем? — спросила она тихо.
— Потому что я люблю тебя. И сына нашего. И хочу всё исправить.
Она молчала, ощущая, как внутри борются обида и желание поверить.
— Хорошо, — наконец ответила она. — Приезжай. Но не сегодня. Мне нужно выспаться.
— Завтра? — в его голосе появилась надежда.
— Завтра.
Осенний парк в Чернигове встретил их пронизывающим ветром и последними красно-жёлтыми листьями. Марьяна катила коляску с Мишуткой, который, на удивление, мирно спал под тёплым одеялом. Александр шёл рядом, неловко засунув руки в карманы куртки.
— Я был у Тани вчера, — неожиданно сказал он, нарушив молчание. — Она тебе привет передаёт.
— Да? — Марьяна скептически подняла бровь. — А я думала, она меня тоже считает никудышной матерью. Как твоя мама.
— Нет, — Александр покачал головой. — Она… она на самом деле сказала, что я идиот, если не понимаю, как тебе тяжело.
Марьяна бросила на него удивлённый взгляд. Татьяна, младшая сестра Александра, всегда казалась ей надменной и холодной. Выпускница экономического, она смотрела на простую девушку из техникума свысока. По крайней мере, так казалось Марьяне.
— Правда? — недоверчиво спросила она.
— Правда, — кивнул Александр. — Она сказала… — он замялся, подбирая слова, — что если я потеряю тебя, то буду последним дураком. И что мама неправа насчёт тебя.
Они остановились у пустой скамейки. Александр смахнул с неё влажные листья, и Марьяна опустилась на краешек, положив руку на коляску. Александр присел рядом, сохраняя небольшую дистанцию.
— Я так испугался, когда ты ушла, — признался он, глядя куда-то вдаль. — Думал, ты не вернёшься.
— А может, и не вернусь, — тихо отозвалась Марьяна. — Я ведь к маме не навсегда ушла. Просто… передохнуть.
— А если я попрошу тебя вернуться? — Александр повернулся к ней. — Если скажу, что всё будет по-другому?
— И что изменится? — она смотрела ему прямо в глаза. — Мишка как кричал по ночам, так и будет. Я как не высыпалась, так и не буду. Твоя мама как меня критиковала, так и…
— Я буду помогать, — перебил её Александр. — Честно. Знаешь, эти три дня… я многое понял. Таня права — я вёл себя как последний эгоист.
— И твоя мать? — Марьяна напряглась. — Она так и будет говорить, что я плохая жена и мать?
Александр тяжело вздохнул.
— Она просто беспокоится. По-своему. Ты же знаешь, она из другого поколения. Для неё все эти памперсы, микроволновки — это что-то непонятное. Она всю жизнь руками стирала и пелёнки кипятила.
— И теперь хочет, чтобы я так же мучилась? — горько усмехнулась Марьяна.
— Нет, — Александр покачал головой. — Она просто не понимает. Но я поговорю с ней. Обещаю.
Мишутка завозился в коляске и тихонько захныкал. Марьяна автоматически протянула руку, чтобы его укачать, но Александр опередил её.
— Я сам, — сказал он, поднимаясь. — Дай мне попробовать.
Он склонился над коляской, поправил одеяло и тихо заговорил с сыном. К удивлению Марьяны, малыш вскоре снова затих. Александр выпрямился с лёгкой улыбкой, как будто сам не верил в свой успех.
— Видишь? — он повернулся к жене. — Я учусь.
Она почувствовала, как в груди что-то дрогнуло. Как камень, давивший на сердце, стал чуть легче.
— Саша, — она произнесла его имя почти шёпотом, — я не хочу больше ссориться. Правда. Я так устала от всего этого.
Он осторожно сел рядом, на этот раз ближе.
— Я тоже, — кивнул он. — И я не хочу потерять тебя. Вас.
Марьяна почувствовала, как к горлу подступают слёзы — впервые за долгое время не от усталости или обиды, а от чего-то другого. От надежды, может быть?
— Ты вернёшься домой? — спросил Александр, осторожно беря её за руку. — К нам?
Она молчала, глядя на их соединённые руки. Его — шершавые, рабочие. Её — с обкусанными от нервов ногтями.
— Давай попробуем ещё раз, — добавил он. — Вместе. По-настоящему.
Ветер усилился, срывая с деревьев последние листья. Один из них, ярко-красный, приземлился на коляску. Александр бережно снял его и протянул Марьяне, как маленький подарок.
— Я согласна, — тихо ответила она, принимая лист. — Давай попробуем. Только…
— Что?
— Больше никаких побегов к маме. Даже если тяжело. Даже если устал. Мы — семья. И должны справляться вместе.
Александр кивнул, крепче сжимая её руку.
— Обещаю, — сказал он. И впервые за долгое время Марьяна почувствовала, что верит ему.
Вероника Петровна поджала губы, разглядывая невестку. Марьяна стояла в дверях квартиры свекрови с Мишуткой на руках. Александр держал сумку с детскими вещами.
— Проходите уже, — наконец произнесла пожилая женщина, отступая в сторону. — Что на пороге стоять? Ребёнка простудите.
Марьяна глубоко вздохнула, вспоминая обещание, данное Александру: попытаться наладить отношения со свекровью. Ради будущего. Ради их маленькой семьи.
— Здравствуйте, Вероника Петровна, — она постаралась улыбнуться. — Давно не виделись.
— Да уж, — ответила та, направляясь на кухню. — Три недели. Внука совсем не видела, вырос небось.
— Мам, — предупреждающе произнёс Александр, помогая Марьяне снять пальто. — Мы договаривались.
Вероника Петровна бросила на сына недовольный взгляд, но промолчала. Вместо этого она достала из холодильника кастрюлю.
— Садитесь ужинать, — скомандовала она. — Борщ ещё тёплый.
Марьяна осторожно опустила спящего Мишутку в кроватку, которую они предусмотрительно привезли с собой. Малыш поморщился, но не проснулся. Последние дни он стал спать лучше. Или это они научились лучше его понимать?
За столом Вероника Петровна придирчиво осмотрела невестку.
— Похудела-то как, — заметила она с непонятной интонацией. — Кушаешь нормально?
— Стараюсь, когда время есть, — осторожно ответила Марьяна.
— Время, время… — проворчала свекровь. — В наше время тоже детей растили, и ничего, не жаловались.
— Мам, — снова вмешался Александр, — давай без этого, а?
Вероника Петровна удивлённо подняла брови, но снова промолчала. Марьяна украдкой бросила благодарный взгляд на мужа. Он действительно изменился за эти недели. Стал решительнее. Увереннее. Научился менять подгузники и готовить смесь. И главное — не сбегал больше по ночам, хотя Мишутка всё ещё мог кричать часами.
— А что, бутылочки эти лучше, чем грудью кормить? — неожиданно спросила Вероника Петровна, кивая на сумку с детскими принадлежностями.
Марьяна напряглась, ожидая новой порции критики. Тема грудного вскармливания была особенно болезненной — молоко у неё почти пропало после первого месяца, как ни старалась.
— Грудное лучше, конечно, — ответила она, готовясь к нападению. — Но не у всех получается.
К её удивлению, Вероника Петровна просто кивнула.
— У меня тоже плохо было, — неожиданно призналась она. — С Сашенькой ещё ничего, а вот с Таней — почти сразу пришлось на смеси переводить. Тогда, правда, смесей таких хороших не было… Сами варили.
Марьяна удивлённо моргнула. За всё время знакомства свекровь впервые признала, что у неё тоже были трудности с детьми. Это казалось невероятным.
— Правда? — вырвалось у неё.
— А что тут такого? — пожала плечами Вероника Петровна. — У всех по-разному бывает.
Александр удивлённо посмотрел на мать, но промолчал, продолжая есть борщ. В комнате повисла странная, но не такая напряжённая, как обычно, тишина.
— Слушай, Марьяна, — вдруг произнесла Вероника Петровна, отодвигая тарелку, — может, я тебе помогу с Мишуткой в выходные? Возьму его на пару часов, а ты отдохнёшь. А то и правда осунулась вся.
Марьяна едва не поперхнулась. Это предложение было настолько неожиданным, что она не знала, как реагировать. Встретившись глазами с Александром, она увидела в его взгляде такое же удивление.
— Спасибо… — неуверенно ответила она. — Это было бы очень кстати.
— Ну и хорошо, — кивнула Вероника Петровна, как будто речь шла о чём-то совершенно обыденном. — Решено значит.
Позже, когда они возвращались домой в полутёмном автобусе с задремавшим Мишуткой, Марьяна прошептала Александру:
— Ты что-то сделал с твоей мамой? Подменил её?
Александр негромко рассмеялся, обнимая жену за плечи.
— Я просто поговорил с ней. Честно. Рассказал, как нам тяжело. Как я был неправ, сбегая от проблем. И как сильно я тебя люблю.
Марьяна положила голову ему на плечо, ощущая тепло его тела сквозь куртку.
— И она просто… изменила отношение?
— Не сразу, — признался Александр. — Мы несколько раз серьёзно поговорили. Знаешь, что она сказала? Что на самом деле просто боялась за меня. Что я не справлюсь с семьёй, с ответственностью. Она же видела, как я сбегал к ней.
Автобус мягко покачивался, убаюкивая. Марьяна почувствовала, как усталость последних дней накатывает на неё волной. Но это была другая усталость — не отчаянная, не безнадёжная. Просто нормальная усталость молодой матери, которая знает, что не одна.
— Мне кажется, она начинает видеть в тебе не соперницу, а … дочь, может быть? — предположил Александр.
— Не знаю насчёт дочери, — Марьяна улыбнулась, — но хотя бы не врага — уже хорошо.
— Всё наладится, — прошептал Александр, целуя её в макушку. — Вот увидишь.
И в этот момент Марьяна подумала, что, может быть, он прав. Может быть, действительно всё наладится. Они справятся. Вместе.
Потому что даже самая сильная усталость когда-нибудь проходит.
