Александра заметила, что что-то не так, ещё в мае.
Семён, обычно шумный, с глупыми шутками за завтраком и историями о том, «как он вчера всех на стройке обошёл», вдруг стал тихим. Возвращался домой поздно, а от его рубашки исходил запах парфюма — явно не её. «Ладно, — подумала она, — может, клиентка обнимала». Хотя Семёновы клиентки обычно ходят в касках, с грязными ботинками и используют ненормативную лексику.
Однажды она услышала, как он ночью шепчет кому-то по телефону, выйдя на балкон.
— С кем это ты? — спросила она утром, наливая кофе.
— С кем-с кем… с бригадиром, — он посмотрел так, будто бригадир был, как минимум, его любовницей. — У нас сроки горят.
— У тебя всегда сроки горят. Только теперь, похоже, вместе с деньгами.
Он промолчал. Это молчание было плотнее, чем бетон на его объектах.
Через неделю Александра случайно нашла в ящике стола папку. И хотя она не была из тех, кто копается в чужих вещах, папка буквально кричала: «Открой меня!».
Внутри — уведомления из банка: просрочка по кредиту, требование оплатить 1,8 миллиона гривен в течение 10 дней.
Александра села на край кровати. Её пальцы дрожали не от страха — от злости. Она, работая в банке, месяцами экономила на отпуске, отказалась от новой сумки, чтобы через год купить машину своей мечты. А он… он всё это время врал.
Вечером разговор всё же состоялся.
— Семён, — начала она спокойно, хотя внутри уже слышала барабанный бой. — Я сегодня узнала о кредите.
— Каком ещё кредите? — Семён попытался сделать вид, что он тут совершенно ни при чём.
— На полтора миллиона, просроченном. Может, ещё скажешь, что это бумажка из “Монополии”?
— Саша, не начинай. Всё под контролем.
— Под контролем? — она засмеялась так, что даже соседский пёс завыл. — Я работаю с кредитами каждый день, и когда вижу «под контролем» с просрочкой, у меня одна ассоциация: катастрофа.
Он начал нервно ходить по комнате.
— Я брал деньги на зарплаты ребятам. Если я сейчас не закрою долг, мы все влетим.
— Мы? — она подчеркнула слово, как хирург — скальпелем. — Ты влетаешь. Я — нет.
— Ты могла бы помочь.
— Помочь? Ты серьёзно?
— Продай машину. И снимем твой депозит.
— А давай ты ещё предложишь мне почку продать? — Александра не выдержала, в голосе звенела сталь. — Ты столько месяцев молчал, врал, а теперь я должна отдать всё, что копила годами?
— Это же для нас! — выкрикнул он.
— Нет, Семён. Это для тебя. Для твоего бизнеса, который ты уже похоронил.
Он подошёл ближе, почти вплотную. Его глаза были злые, но скорее от отчаяния.
— Ты понимаешь, что без этого мы потеряем всё?
— Семён, — она посмотрела прямо в глаза, — я уже потеряла. Тебя.
На следующий день Александра сняла со своей машины номера, поставила её в гараж и достала все документы на своё имя. Просто на всякий случай.
А вечером Семён пришёл домой с запахом дешёвого виски и ультиматумом:
— Я дал слово людям. Если ты не продашь машину — нам конец.
— Нам? — она горько усмехнулась. — Нам конец был вчера, когда я увидела твой кредит.
Он бросил куртку на диван и ушёл в спальню.
Александра сидела на кухне до глубокой ночи. Она вспомнила, как пять лет назад он обещал, что никогда не втянет её в свои дела. Как она верила, что они — команда. А теперь чувствовала себя банкоматом, в котором закончились деньги.
Ей стало страшно — не за долги, а за то, что человек, с которым она прожила годы, так легко выставил её на торги.
Утром она впервые за всё время сказала:
— Семён, я подаю на развод.
— Да ну, брось. — Он отмахнулся. — Нервная ты у меня.
— Нет, Семён. Это ты у меня наглый.
Заявление на развод Александра подала тихо, без слёз и истерик. Даже подруге ничего не сказала. Просто пошла в ЗАГС в обеденный перерыв, отдала документы, забрала расписку — и на работу.
Но Семён узнал об этом через два дня. Не от неё, конечно, а от своей мамы.
Как? А вот это отдельная история. Мама Семёна, Людмила Петровна, знала всё в доме сына быстрее него самого. Она — как секретная служба, только без формы, но с неизменной фразой: «Я же мать».
В субботу в девять утра раздался звонок в дверь. Александра, в халате и с чашкой кофе, открыла — и поняла, что день пошёл наперекосяк. На пороге стояла Людмила Петровна, в руках пакет с пирожками и лицом, на котором читалось: «Сейчас будет допрос с пристрастием».
— Доброе утро, Александра, — сказала она тоном, как будто доброе оно только у неё. — А сын мой говорит, ты от него уходишь?
— Доброе, Людмила Петровна. Проходите, — Александра отступила в сторону, хотя хотелось сказать «идите обратно». — Да, ухожу.
— И что, машину решила оставить себе? — Мама Семёна прошла в кухню и без приглашения поставила чайник. — Не по-человечески это.
— А по-человечески — это когда взрослый мужик скрывает от жены долги, а потом требует её имущество?
— Саша, — Людмила Петровна вздохнула, — ну это же бизнес. Там всякое бывает.
— Так пусть бизнес и расплачивается. Машина — моя.
— А ты подумала, как он без неё? Ему же надо ездить, решать дела.
— Я подумала, как я без неё. И решила, что не хочу.
В этот момент в квартиру вошёл Семён, всё ещё в спортивных штанах и с видом, будто он герой, пришедший спасти ситуацию.
— Мам, я же сказал, не надо вмешиваться.
— Семён, молчи! — Людмила Петровна махнула рукой. — Ты бы лучше объяснил, как ты допустил, что жена против мужа пошла.
— Я не против мужа, — поправила Александра, — я против наглого требования продать моё имущество.
— И что, ты думаешь, в одиночку проживёшь? — Людмила Петровна прищурилась. — Женщина без мужа — как чай без сахара.
— Ничего, я люблю горькое, — Александра улыбнулась, но внутри у неё уже закипала злость.
Семён встал между ними.
— Всё, хватит. Мы договаривались спокойно. Саша, мы можем всё решить без этого… развода.
— Семён, мы можем, но только если ты вернёшься в прошлое и не врёшь мне год.
— Ты драматизируешь, — он сделал шаг к ней, но она отступила.
— А ты упрощаешь.
Людмила Петровна тяжело опустилась на стул.
— Так, я скажу прямо, — её голос стал холодным. — Машину вы оформите на Семёна. Всё равно в семье нет «моё» и «твоё».
— В нашей уже есть, — Александра смотрела прямо на неё. — И если вы сейчас не выйдете из моей кухни, я вызову полицию.
— Полицию? — Людмила Петровна подняла брови. — На свекровь?
— На постороннего человека. После развода вы мне никто.
Семён не выдержал, схватил Александру за руку.
— Ты что несёшь? — в его голосе прозвучала угроза.
— Отпусти, — она дёрнулась, но он держал крепко. — Семён, я серьёзно.
— Я тоже, — он смотрел прямо в глаза. — Ты не понимаешь, что рушишь всё.
Александра резко выдернула руку.
— Нет, Семён. Я понимаю, что спасаю себя.
На этом разговор закончился. Людмила Петровна ушла, громко хлопнув дверью. Семён ушёл следом, даже не взяв ключи.
Оставшись одна, Александра включила чайник, налила себе кофе и вдруг почувствовала, как руки трясутся. Не от страха — от осознания, что назад дороги нет.
Она не просто подала на развод. Она уже вышла из этих отношений. Внутри.
Развод назначили на 15 августа. Семён до последнего пытался «урегулировать» ситуацию, звоня, приходя без приглашения, присылая СМС:
«Подумай ещё раз»
«Ты просто злишься»
«Не руби с плеча»
Но Александра уже не злилась. Она устала. А усталость — страшнее злости: она не лечится цветами и извинениями.
В тот день он явился в квартиру за вещами. Без стука, с дежурной наглостью, как будто всё ещё хозяин.
— Ты хоть кофе нальёшь? — сказал он, разуваясь.
— Кофе в магазине. Вода из-под крана. — Александра даже не повернулась.
— Вот умеешь ты настроение испортить.
— Семён, мы разводимся. Моё настроение уже испорчено лет на пять вперёд.
Он прошёл в комнату и начал открывать шкаф.
— Ты вещи мои трогала?
— Я их складывала. Чтобы ты не копался тут.
— А если я хочу сам?
— А если я хочу тишины?
В этот момент зазвонил домофон. Александра машинально сняла трубку.
— Это Людмила Петровна. Открой.
— Нет.
— Открой, Саша, не устраивай цирк.
— Семён, я сейчас выйду из своей квартиры, но только чтобы впустить участкового. Хочешь так?
Семён выдохнул сквозь зубы, но мать впустил сам. Людмила Петровна вошла, как шторм: громко, с возмущением и пакетом продуктов — будто собиралась устраивать блокаду.
— Я тут подумала, — сразу начала она, — ты зря так. Надо мириться.
— А я тут подумала, — перебила Александра, — что вы зря пришли.
— Ты просто обижена.
— Нет, я свободна.
Людмила Петровна фыркнула.
— И что ты теперь? Без мужа, с машиной. Машина-то тебя греть будет?
— Будет, — Александра усмехнулась, — в мороз я заведу печку, а в дождь включу дворники. Гораздо полезнее, чем ваш сын.
Семён рявкнул:
— Хватит меня позорить!
— А что позорить, Семён? — Александра встала, глядя прямо в глаза. — Это факт: я не буду больше разгребать твои долги, решать твои проблемы и вытирать тебе нос.
— Ты неблагодарная! — выкрикнула свекровь. — Он же для тебя старался!
— Да, я помню, как он старался. Особенно врать.
Семён шагнул ближе, но Александра не отступила.
— Семён, — её голос стал тихим, почти спокойным, — ты не заметил главного: я перестала тебя любить. Не вчера, не сегодня — давно. А всё, что ты делал, только ускоряло этот процесс.
Он молчал. Даже Людмила Петровна замолчала.
Александра пошла к двери, открыла её настежь.
— Всё. Магазин закрыт. Свободны.
Семён взял сумку, вышел, не глядя. Людмила Петровна что-то пробормотала, но тоже ушла.
Когда дверь захлопнулась, Александра прислонилась к ней спиной и вдруг почувствовала — дышать стало легче. Очень легко.
Не потому что она победила. А потому что вернула себе самое дорогое — себя.
Как же часто нам приходится сталкиваться с подобными ситуациями, когда кажется, что мы играем в игру по чужим правилам. А потом наступает момент, когда всё просто обрывается, и ты понимаешь, что спасаешь себя. Как вы думаете, что может стать той самой последней каплей, после которой уже невозможно продолжать?
