Назойливый звонок, или когда «семья» становится полем боя…
Людмила терпеть не могла звонок в дверь. Этот назойливый «динь-дон», который раздавался всегда не к месту: то во время ужина, то, когда волосы мокрые после душа, то — когда она наконец-то устроилась в тишине с чашкой кофе и телефоном. А уж сегодня — это вообще преступление: воскресенье, восемь утра, и звонок трещит так, будто в доме пожар.
Она подскочила, накинула халат и босиком пошлёпала к двери. Глянула в глазок — ну конечно. Кто ж ещё?
Нина Степановна.
Свекровь, шестидесяти с хвостиком, с аккуратной укладкой, пухлым пакетом в руках и таким выражением лица, будто она тут хозяйка, а Людмила — квартирантка, временно поселившаяся по доброте душевной.
— Открой, — требовательно сказала свекровь сквозь дверь. — Я продукты принесла.
Людмила на секунду закусила губу. Вчера вечером они с Игорем, её мужем, говорили именно об этом. Что хватит, пора менять замки. Потому что никакой личной жизни: свекровь привыкла приходить, когда ей заблагорассудится. У неё до сих пор был ключ — ну как «до сих пор»… С тех пор, как они с Игорем ещё только собирались пожениться и делали ремонт. Нина Степановна тогда ходила, «контролировала», помогала бригадам, считала расходы. Ключ остался. И ни разу за шесть лет она его не вернула.
Людмила терпела. Терпела, как терпят боль, которая вроде ноет, но вроде жить можно. Пока однажды не застала свекровь у себя дома в три часа дня: та раскладывала их бельё по шкафам. «Я помогла, а что такого?» — сказала тогда.
Сегодня Людмила решила: всё, с этим покончено.
— Нина Степановна, — сказала она, не открывая. — Мы же договаривались, что вы заранее звоните.
— А я и позвонила! — возмущённо фыркнула та. — В звонок.
— Я имею в виду — по телефону, — Людмила с трудом сдерживала раздражение.
Сзади послышалось сонное шевеление — это Игорь вылезал из спальни. Лохматый, в футболке и домашних штанах, с видом человека, которого только что вытряхнули из сладкого сна.
— Мам, — протянул он, чеша затылок. — Ну что ты опять с утра…
— Я продукты принесла! — отрезала Нина Степановна, и было слышно, как пакет глухо бухнулся о коврик. — Сало, колбасу, картошку. Вы же ничего нормального не едите.
Людмила скрестила руки на груди и посмотрела на мужа.
— Вот скажи, тебе это нормально?
Игорь замялся. Он умел быть хорошим сыном и одновременно безвольным мужем. То есть в ситуации выбора — обычно выбирал молчание.
— Ну… она же из добрых побуждений, — промямлил он.
— Из добрых побуждений! — фыркнула Людмила. — В восемь утра, в выходной. Без звонка. С ключом. Ты вообще понимаешь, что она у нас как в общежитие ходит?
Игорь развёл руками, как будто от него мало что зависело.
А за дверью Нина Степановна не собиралась уходить.
— Открывай, Люда. Чего ты как чужая? Я ж не посторонняя!
Людмила сделала глубокий вдох и твёрдо сказала:
— Нина Степановна, у нас поменяны замки. Вы так просто не войдёте.
Повисла тишина. Даже в подъезде стихли шаги.
— Это что ещё за новости? — голос свекрови задрожал. — Ты… ты замки поменяла? Без моего ведома?
— А с какой стати мы должны с вами это обсуждать? — не выдержала Людмила, повысив голос. — Это наш дом!
Дальше было слышно, как Нина Степановна шумно втянула воздух.
— Игорь! — позвала она уже почти плачущим голосом. — Ты слышал, что она сделала? Она меня за порог выставила! Родную мать!
Игорь переминался с ноги на ногу, виновато глядя на жену.
— Ну ты, конечно, загнула, — сказал он тихо. — Надо было хотя бы предупредить…
— Предупредить? — Людмила повернулась к нему, руки дрожали. — Слушай, так может, я ещё у неё разрешения спросить должна — замуж за тебя выходить? Или спать с тобой?
— Не надо утрировать, — нахмурился Игорь.
А за дверью уже начался настоящий спектакль:
— Господи, и за что мне такое наказание, — голос свекрови звучал так, что соседи наверняка уже открывали двери. — Родила, вырастила, выучила… А теперь как собаку под дверью оставили.
Людмила чувствовала, как по щекам поднимается жар. Сил не было больше слушать этот театр абсурда.
— Игорь, иди сам и решай, — бросила она и ушла на кухню.
Секунд через десять раздалось, как он отворил дверь. За стенкой начались всхлипы, возмущённые речи, глухие шаги.
А через минуту свекровь ворвалась на кухню — щеки красные, глаза в слезах, пакет с едой трясётся в руках.
— Ты что себе позволяешь?! — заорала она прямо в лицо Людмиле. — Это я, мать твоего мужа! А ты кто такая? Никто! С улицы пришла!
Людмила отодвинулась, стараясь не отвечать криком. Но руки дрожали.
— Я жена вашего сына. И хозяйка этого дома.
— Хозяйка! — Нина Степановна захохотала истерично. — Да кто тебе дал это право? Дом куплен на мои деньги, между прочим!
Игорь вмешался, пытаясь их разнять. Но уже было поздно. Слова летели, как ножи.
— Вы всю жизнь хотите всё контролировать! — крикнула Людмила. — Даже в шкафу бельё перекладываете!
— Потому что у тебя руки из одного места растут! — огрызнулась свекровь. — А мой сын должен питаться нормально, а не этими твоими сосисками!
Игорь схватился за голову.
— Да заткнитесь вы обе! — рявкнул он. — Невозможно слушать!
Повисла тяжёлая пауза.
А потом Нина Степановна бросила пакет на стол — батон, банки, мясо разлетелись по поверхности.
— Я всё поняла, — сказала она сдавленным голосом. — Ты меня из семьи выживаешь. Но я этого так не оставлю.
И, громко хлопнув дверью, ушла.
Через два дня Людмила уже понимала: Нина Степановна не простит. Это было ясно по звонкам мужа, по его виноватому виду и по тому, как он всё чаще зависал в телефоне, уходя в другую комнату.
— Опять с мамой? — спросила Людмила вечером, когда он третий раз подряд улизнул на балкон.
— Да, — нехотя признался Игорь. — Она переживает…
— Переживает? — Людмила оторвалась от тарелки с макаронами. — Это называется «переживает»? Она мне угрожала.
— Перестань, — поморщился Игорь. — У неё просто сердце болит. Она не хочет зла.
— Конечно. Просто пришла и сказала: «Я так не оставлю». Это же по-добрососедски, да?
Игорь молчал, делая вид, что занят телефоном.
А в субботу ситуация взорвалась.
Они собирались в магазин, когда раздался звонок в дверь. На этот раз — громкий, настойчивый. Людмила открыла — и обомлела. На пороге стояла Нина Степановна в сопровождении младшего брата Игоря — Алексея, тридцати двух лет, но всё ещё холостого и безработного, зато с пузиком и самодовольной улыбкой.
— Ну здравствуйте, — сказала свекровь холодным голосом. — Пришли разобраться.
Людмила даже слова не нашла.
— В смысле разобраться? — осторожно спросил Игорь.
— В прямом, — свекровь шагнула в прихожую, даже не снимая обуви. — Дом этот на мои деньги куплен. Половина — моя. Я имею право приходить, когда хочу.
Людмила вспыхнула:
— Как это «половина»? Дом оформлен на тебя, Игорь. На тебя!
— Деньги мои, — отрезала Нина Степановна. — Кредит твой отец помогал гасить, не забывай. У меня есть свидетели.
Алексей важно кивнул, как будто был главным свидетелем в мире.
— А что, правильно мама говорит, — протянул он. — Ты небось всё втихаря на себя оформил, а нас за людей не считаешь.
— Лёша, — простонал Игорь. — Ты-то куда лезешь?
— Я тоже наследник, между прочим, — гордо заявил тот. — Если что случится, всё равно делить будем. Так что мне важно знать, где моя доля.
Людмила почувствовала, как её трясёт.
— Вы с ума сошли? Мы живём здесь семь лет, это наш дом, а вы приходите и устраиваете собрание жильцов!
Нина Степановна закатила глаза:
— А нечего было замки менять. Нормальные люди так не делают. Ты меня, мать, под дверь выставила.
— Я вас предупреждала, — голос Людмилы сорвался. — Это наш личный дом, мы хотим жить спокойно!
— Лично я тебе не доверяю, — резко сказала свекровь. — Ты сына моего против семьи настраиваешь. Ты его от нас отрываешь. А я не дам.
Игорь стоял, как побитый школьник, глядя то на мать, то на жену.
— Ну, выслушаем все стороны… — пробормотал он.
— Выслушаем?! — Людмила вскинула руки. — Ты вообще на чьей стороне?
— На вашей обеих, — обречённо сказал он.
Алексей прыснул от смеха:
— Молодец, дипломат!
И тут Людмила сорвалась.
— Всё, я не могу! — закричала она. — Или мы живём без этого цирка, или я ухожу!
Слова повисли в воздухе, как приговор.
Игорь посмотрел на неё так, будто не верил своим ушам. А свекровь прижала руку к сердцу и трагически выдохнула:
— Вот! Вот до чего она довела. Сына из семьи уводит. Разрушительница!
Людмила больше не слушала. Она метнулась в спальню, распахнула шкаф и стала снимать с вешалок одежду.
— Люда, подожди! — крикнул Игорь, бегая за ней. — Ты чего?
— Ты сам сказал: «выслушаем всех». Так и слушайте! — она швырнула в чемодан джинсы, кофты, бельё. — Я не собираюсь жить под контролем твоей мамы и её свиты.
Игорь схватил её за руку.
— Да прекрати, ну! Это же просто слова, эмоции!
— А у тебя — ни слова в мою защиту! — Людмила выдернула руку. — Ты всегда молчишь, как будто у тебя нет собственного мнения.
В комнату ворвалась Нина Степановна.
— Правильно! Собирайся! — почти торжественно сказала она. — Мой сын ещё найдёт себе нормальную жену. Не такую, как ты.
Людмила от злости даже засмеялась:
— О, отлично! Вы прямо сейчас можете резюме составить. «Требуется жена для Игоря: умеющая готовить борщ и слушаться свекровь».
Алексей хрюкнул, но быстро замолчал под взглядом матери.
Игорь метался по комнате, как загнанный.
— Да не уходи! — умолял он. — Ну давай спокойно поговорим…
— Поздно, — твёрдо сказала Людмила и захлопнула чемодан. — Я уезжаю к сестре.
Она протиснулась мимо свекрови и вышла в коридор. Дверь захлопнулась за её спиной с таким звуком, будто точку поставили в огромном и тяжёлом предложении.
На улице дул холодный ветер. Людмила ловила такси, дрожала, но внутри чувствовала странное облегчение: как будто наконец-то сделала шаг, который давно должен был быть сделан.
Она понимала: теперь назад дороги нет.
Неделя у сестры пролетела как в тумане. Сначала Людмила чувствовала облегчение: тишина, никаких внезапных визитов, никто не лезет в холодильник и не переставляет вещи. Но чем дальше, тем сильнее давило чувство неопределённости. Всё-таки дом — её дом, её жизнь, её муж.
Игорь звонил каждый вечер. Сначала умолял вернуться, потом сердился, потом — снова умолял.
— Ты всё неправильно поняла, — говорил он. — Мама просто обиделась. Но я с ней поговорю, правда. Давай ты домой, а мы всё решим.
Людмила слушала и молчала. Вернуться — значит, опять оказаться в кольце. Не вернуться — значит, потерять семью.
А в пятницу ей позвонила сама Нина Степановна.
— Людмила, — голос был холодный, как лёд. — Завтра мы собираем семейный совет. Ты обязана быть.
— Я вам ничего не обязана, — спокойно сказала Людмила.
— Ошибаешься. Дом этот — общий. Если ты не придёшь, решим без тебя.
Трубку бросили.
Людмила всю ночь ворочалась, и утром всё-таки поехала.
Квартира встретила напряжённой тишиной. В гостиной сидели все: Игорь, бледный и уставший; Нина Степановна — с каменным лицом; Алексей, который ковырял ноготь; и даже тётка из Киева, двоюродная сестра мужа, явно приглашённая для «массовки».
— Ну вот, собрались, — торжественно сказала свекровь. — Вопрос такой: жить под одной крышей мы не можем. Разводитесь, и Людмила освобождает квартиру.
— С какой стати?! — Людмила вспыхнула.
— Потому что это жильё куплено на мои деньги! — снова пошла старая песня. — Я не позволю, чтобы ты тут хозяйничала.
Людмила повернулась к мужу:
— Ты что молчишь?
Игорь сжал губы.
— Я не хочу разводиться… Но, может, и правда лучше какое-то время разъехаться. Чтобы все успокоились.
Людмила почувствовала, как сердце сжалось. Значит, он окончательно выбрал сторону.
— Хорошо, — сказала она неожиданно тихо. — Давайте по закону.
— Что? — не поняла свекровь.
— По закону, — повторила Людмила. — Квартира оформлена на Игоря. Мы в браке больше пяти лет. Значит, это совместно нажитое имущество. Половина — моя.
Тишина.
Нина Степановна побледнела. Алексей перестал ковыряться.
— Ты что несёшь? — прошипела свекровь.
— То, что есть, — Людмила смотрела прямо. — Если вы хотите войны — будет по закону. Через суд. И я не просто половину квартиры потребую. Я потребую алименты.
Игорь поднял голову, будто получил пощёчину.
— Люда, да ты с ума сошла…
— Нет, — перебила она. — Я просто устала быть девочкой для битья.
Она встала, взяла сумку и направилась к двери.
— Стой! — Нина Степановна вскочила. — Думаешь, суд тебе поможет?
Людмила развернулась.
— Знаете, в чём разница между нами? Вы привыкли всё делать по-семейному, «по понятиям». А я решила жить по закону.
И ушла.
На улице было холодно, но внутри её распирало странное чувство: не страх, не злость, а какая-то освобождающая решимость. Она впервые за годы поняла — у неё есть выбор.
И что теперь всё будет иначе.
Иногда кажется, что некоторые «семейные узы» давят сильнее, чем самые тяжёлые кандалы. Эта история — о том, как одна женщина решила, что с неё довольно. Она выбрала себя, своё достоинство и свои права.
А вы считаете, что в семейных конфликтах всегда нужно идти на компромисс, или бывают ситуации, когда нужно ставить свои интересы выше всего?
