— Вероника, ну что ты ведёшь себя как ребёнок, — Лариса Семёновна нетерпеливо постучала ручкой по столешнице. — Сколько можно мечтать об этом дошкольном учреждении? Там платят жалкие гроши, а у меня для тебя готова процветающая клиника!
Вера опустила глаза, ощущая привычное неприятное сжатие в груди. Опять. Любой разговор с матерью неизменно скатывался к одному и тому же. Почему она не могла просто сказать: «Мама, я хочу работать с малышами»? Но слова застревали у неё в горле, как всегда.
— Я всё понимаю, но…
— Никаких «но»! — Лариса Семёновна резко поднялась, её белоснежный медицинский халат зашуршал. — Взгляни на меня. После развода с твоим отцом я в одиночку поднимала тебя, создавала этот бизнес. Чтобы ты ни в чём не нуждалась. А ты хочешь отбросить всё это ради каких-то чужих детей?
В голосе матери звучала та самая интонация, от которой Вера всегда съёживалась. Смесь обиды, глубокого разочарования и непоколебимой уверенности в своей абсолютной правоте.
Она вспомнила, как в детстве мастерила куклам наряды из маминых старых халатов. Как соседи упрашивали её посидеть с их малышами. Как она мечтала о своих детях, о тёплом, уютном доме, где пахнет свежей выпечкой, а не медицинским спиртом.
— Мам, а что, если у меня ничего не получится? Если я не смогу стать хорошим врачом?
— Получится. Ты — моя дочь, — Лариса Семёновна немного смягчилась. — Руки у тебя золотые, терпения достаточно. А главное — дело уже готово. Будешь работать под моим крылом, потом вся клиника перейдёт к тебе. Разве это не фантастически?
Вера кивнула, хотя внутри всё протестовало. Что она могла возразить женщине, которая действительно посвятила ей всю свою жизнь? Которая работала по двенадцать часов в сутки, чтобы обеспечить дочери качественное образование?
Спустя неделю в клинике произошла непредвиденная ситуация. Лариса Семёновна срочно уехала по экстренному вызову, оставив Веру принимать очень важного клиента.
— Егор Геннадьевич записан на четыре. Тебе нужно просто снять слепки, ничего сложного, — инструктировала мать на ходу. — Он сын Геннадия Павловича, нашего ключевого спонсора. Только не подведи!
Вера осталась одна в стерильно-белоснежном кабинете. Руки её дрожали от волнения. Она полгода училась в медицинском колледже, теоретически знала всё необходимое, но проводить процедуру на живом человеке…
Ровно в четыре часа дверь открылась. Вошёл высокий, худой мужчина лет двадцати пяти. Его пиджак был явно дорогой, но слегка помятый, а в глазах читалась такая же нервозность, что и у неё.
— И з з з извините, я… я к к к к Ларисе Семёновне, — он запнулся, покраснел. — То есть, п п п по записи…
— Егор Геннадьевич? — Вера постаралась говорить максимально уверенно. — Мама уехала на срочный вызов, но я сама всё сделаю. Проходите, присаживайтесь.
Он неловко опустился в кресло, всё ещё пытаясь что-то сказать. Вера начала готовить материалы, стараясь ничем не выдать своего волнения.
— Откройте рот, пожалуйста.
— Н н н но я хотел сообщить…
— Потом, материал застывает быстро.
Она склонилась над ним, чувствуя приятный запах его одеколона и тепло его кожи. Её руки двигались почти автоматически, как учила мать. Егор попытался что-то промычать, но Вера его остановила:
— Не шевелитесь, иначе придётся делать всё заново.
Когда процедура была завершена, Вера отошла, рассматривая слепки. Очень странно. Зубы практически идеальные, всего один мелкий дефект на верхней челюсти.
— П п п простите, — Егор наконец смог нормально говорить. — Я не пациент. Отец не смог приехать, он попросил меня предупредить о переносе визита.
Вера почувствовала, как кровь приливает к её лицу. Она сняла слепки абсолютно здоровому человеку! Мать её просто уничтожит.
— Почему вы не сказали сразу?!
— Я пытался, но… — он беспомощно развёл руками. — Я с детства заикаюсь. Когда нервничаю, вообще не могу связать и пары слов. А вы так уверенно всё делали…
Его смущённая улыбка была настолько искренней, что Вера невольно улыбнулась в ответ.
— Прошу прощения за причинённые неудобства, — сказала она, снимая перчатки.
— Наоборот! — Егор мгновенно оживился. — Впервые в жизни я совершенно не боялся стоматолога. Обычно меня начинает трясти от одного вида бормашины, а с вами… даже заикание почти пропало.
Они проговорили ещё около получаса. Оказалось, Егор работает в семейном бизнесе, но на самом деле мечтает о чём-то совершенно другом. Вера рассказала о своей заветной мечте работать с детьми.
— А почему вы не работаете в детском саду? — удивился он.
— Мама считает это глупостью, — Вера пожала плечами. — Говорит, что на детях не заработаешь достойных денег.
— Деньги — это не самая важная вещь в жизни.
— Легко говорить, когда они у вас есть, — невольно вырвалось у неё.
Егор замолчал, видимо, осознав всю нетактичность своих слов.
Следующие несколько месяцев они тайно встречались. Егор часто заходил в клинику под самыми разными предлогами. Рядом с ним Вера чувствовала себя по-настоящему понятой. Он не давил на неё, не указывал, что ей делать. Он просто слушал.
— Вероника, этот твой ухажёр снова пришёл, — Лариса Семёновна входила в кабинет с недовольным видом. — Сколько он может лечить зубы?
— Мам, мы просто общаемся.
— Общаетесь… А он осознаёт, что ты всего лишь простая студентка медколледжа? Сын миллионера и дочка разведёнки — включи голову!
Эти слова ранили её больнее, чем пощёчина. Вера всегда знала о разнице в их социальном положении, но слышать это от собственной матери…
— Он не такой, — тихо возразила она.
— Все мужчины одинаковые! — отрезала Лариса Семёновна. — Поиграет с тобой и бросит. А ты останешься с разбитым сердцем и без хорошей профессии.
В тот же вечер Егор сделал ей предложение. Неуклюже, сбивчиво, но невероятно искренне.
— Я понимаю, мы знакомы совсем недолго, но… с тобой я чувствую себя совершенно другим человеком. Ты единственная, с кем я могу говорить без заикания. Выходи за меня. Мы обязательно откроем тот самый детский сад, если ты так хочешь. Мой отец поможет.
Вера смотрела на него и видела перед собой всю свою неслучившуюся мечту. Детей, семью, любимую работу. Но в ушах всё ещё звучал голос матери: «Сын миллионера и дочка разведёнки…»
— Егор, я… мне нужно немного времени, чтобы всё обдумать.
Дома её уже ждала Лариса Семёновна с горящими от возбуждения глазами.
— Вероника, я всё узнала! Его отец, Геннадий Павлович, готов проспонсировать расширение клиники! Если ты выйдешь за Егора замуж, мы откроем целую сеть. Представляешь? Ты станешь владелицей стоматологической империи!
— Мама, а что, если я не хочу стоматологическую империю?
— Не хочешь? — Лариса Семёновна была ошеломлена. — Ты понимаешь, что несёшь? Это же шанс всей твоей жизни!
— Шанс для кого? Для меня или для тебя?
Мать резко побледнела, словно её ударили.
— Для тебя, разумеется! Я всю свою жизнь отдала, чтобы ты ни в чём не нуждалась. Чтобы ты ни от кого не зависела, как я зависела от твоего отца. И вот он — твой шанс стать по-настоящему независимой!
— А если я хочу зависеть? От любимого человека, от детей, которых буду воспитывать?
— Глупости! — Лариса Семёновна махнула рукой. — Пройдёт год или два, и ты поймёшь, что я была абсолютно права.
Вера стояла посреди кабинета, где прошли лучшие годы жизни её матери, где каждый инструмент был куплен ценой бессонных ночей и отказа от личного счастья. И вдруг она осознала: мама не врала. Она действительно желала дочери только самого лучшего. Только её понимание «лучшего» и то, что считала лучшим Вера, были диаметрально противоположны.
Через неделю состоялась их свадьба. Скромная, почти деловая. Егор был счастлив, Лариса Семёновна — торжествующа. А Вера чувствовала себя так, словно жила в чужой истории.
Детский сад так и не открыли. «Сначала нужно укрепить основной бизнес», — говорил Геннадий Павлович. Вера работала в расширившейся клинике, принимала пациентов, обменивалась любезностями с клиентами.
Егор отчаянно пытался сделать её счастливой. Дарил дорогие подарки, возил в заграничные отпуска, говорил о любви. Но что-то неуловимо изменилось между ними. Он снова начал заикаться.
Прошло шесть лет. Клиника процветала, Вера стала известным и востребованным стоматологом. У них с Егором так и не было детей — всё не хватало времени. Сначала нужно было встать на ноги, потом расширяться, потом…
Однажды в клинику привели маленькую девочку. Она горько плакала, боялась, цеплялась за маму. Вера опустилась на корточки, заговорила с ребёнком тихим, ласковым голосом. Девочка быстро успокоилась, даже улыбнулась.
— Вы так прекрасно ладите с детьми, — сказала мать девочки. — Наверное, у вас у самой есть малыши?
— Нет, — ответила Вера. — У меня нет детей.
Вечером она стояла у панорамного окна своей шикарной квартиры в городе Житомир и смотрела на детскую площадку во дворе. Малыши играли в песочнице, их звонкий смех доносился сквозь стекло.
Егор подошёл сзади, обнял её.
— О чём ты задумалась?
— А помнишь, ты когда-то предлагал открыть детский сад?
— П п п помню, — он снова заикался, как в самом начале их знакомства. — Но отец сказал…
— Я знаю, что сказал отец.
Они оба замолчали. Каждый думал о своём. О том, что могло бы произойти. О том, что есть сейчас. О том, можно ли что-то изменить.
Но изменить уже ничего было нельзя. Слишком много сил и средств вложено в клинику, слишком много обязательств, слишком много лет прошло. Вера была успешной, обеспеченной, уважаемой. У неё было всё, о чём так мечтала её мать.
Только не было того, о чём мечтала она сама.
Лариса Семёновна часто навещала их, с гордостью рассказывая знакомым о своей дочери-докторе, о зяте-бизнесмене, о процветающем семейном деле. Иногда она неуверенно спрашивала о внуках, будто понимая, что это очень болезненная тема.
— Вероника, ты ведь счастлива? — спросила она как-то.
Вера посмотрела на мать — постаревшую, измотанную, но всё ещё очень сильную женщину, которая действительно посвятила ей всю свою жизнь.
— Конечно, мама. Разве может быть иначе?
И они обе понимали, что говорят неправду. Но озвучить правду было слишком больно.
В детском саду напротив клиники постоянно звучал весёлый смех. Вера слышала его сквозь закрытые окна и думала о том, как могла бы быть там, среди этих счастливых детей. Но потом заходил очередной пациент, и она снова становилась успешным доктором, женой влиятельного человека, дочерью, которая безупречно оправдала все ожидания матери.
Только по вечерам, когда Егор засыпал рядом, она позволяла себе представить ту, другую жизнь. Ту, где она осталась бы простой мечтательницей, которая хотела работать с детьми и была по-настоящему счастлива от их маленьких улыбок.
Но утром наступал новый день, полный пациентов, прибыли и всеобщего уважения. И Вера снова надевала свой белый халат, доставшийся ей по наследству от матери.
Эта история — сильное напоминание о том, как трудно отказаться от навязанного нам «идеального» будущего. Вероника обрела успех и деньги, но потеряла свою истинную радость и, возможно, своего мужа (ведь Егор снова начал заикаться, когда их мечты не сбылись). Как вы считаете, стоило ли ей в самом начале разорвать отношения с матерью ради своей мечты о детском саде, или финансовая стабильность — это тот фундамент, которым нельзя пренебрегать? 👇
