— Завтра моя мать приедет, немного у нас поживёт, так что приберись, — сказал Андрей, как будто просил, чтобы я почитала книгу или постирала бельё.
Меня будто молнией прошибло. Я замерла, не зная, как реагировать. В голове крутилось: «Неужели опять? Только не это…» Ведь говорят, мол, гром не бьёт дважды в одно место, а вот с её приездами у меня уже сложился устойчивый шок.
Так прошла, наверное, вечность, прежде чем я смогла что-то сказать. Всё-таки время, наверное, действительно лечит, но вот это вот заболевание под названием «свекровь» у меня уже перешло в хроническую форму.
— Что значит «немного»? — спросила я, пытаясь изо всех сил сохранить хотя бы иллюзию спокойствия. — Сколько конкретно?
Андрей, как ни в чём не бывало, продолжал ковыряться в телефоне. Честно, мне иногда кажется, что их отношения с этим устройством намного крепче, чем с моей скромной персоной.
— Ну… Недельку-другую. Может, месяц. Ты же знаешь маму.
Знаю ли я? Ах, как же я её знаю! Тот последний «недельный» визит растянулся на три месяца, и я до сих пор помню, как мои нервные клетки умирали с каждым её «сюрпризом».
Я сделала глубокий вдох, чтобы унять ту самую дрожь в руках. «Спокойно, Маша, спокойно. Истерикой ты ничего не решишь», — говорила я себе. Но вот внутри меня всё бурлило, и мне хотелось закричать так, чтобы даже стекла задрожали.
— Андрей, — начала я, стараясь говорить как можно ровнее, — ты же помнишь, что было в прошлый раз?
Наконец он, без видимой радости, оторвал взгляд от экрана и даже как-то взглянул на меня, будто я что-то важное сказала. Эти гаджеты, правда, как паразиты — захватывают всё внимание, даже самое необходимое.
Его лицо было таким озадаченным, как если бы я сообщила ему, что у нас закончилась соль, а не напомнила о трёхмесячном кошмаре с его матерью. Я едва сдержала смех — горький и нервный.
— Что? — спросил он с таким видом, как будто я рассказывала ему о встрече с инопланетянами.
Я вздохнула, причём так глубоко, что аж внизу живота почувствовала. «Господи, дай мне хоть каплю терпения», — пронеслось в голове. — «А если дашь силу, я его… не знаю, застрелить что ли?»
Знаете, иногда мне кажется, что у мужчин в голове есть какой-то фильтр. Такой фильтр, который стирает все неудобные воспоминания, всё, что может их как-то заставить чувствовать себя виноватыми или, не дай бог, поставить их в позицию, когда нужно что-то менять.
Я посмотрела на Андрея, и в голове пронеслось: «Милый, твоя память — как аппетит капризного кота: она выбирает, что ей помнить, и забывает всё остальное. И, похоже, забывает быстро».
Очень хотелось спросить: «Ты случайно не страдаешь от амнезии? Или у тебя аллергия на всё, что неприятно?»
Но я просто сжала кулаки и попыталась собраться. Знаете, говорят, что терпение и труд всё перетрут, но мне уже было хочется перетереть кое-кого другого…
— Да ладно тебе, Маш. Не драматизируй. Подумаешь, пару раз поругались… — сказал он, не отрываясь от экрана телефона.
«Пару раз?! ПАРУ РАЗ?» — взорвалась я внутри. В голове прокрутилось: «Если бы за каждую ссору с твоей матерью давали по рублю, я бы уже на Мальдивах валялась».
Злость всколыхнулась в груди. Слова Андрея словно открыли плотину, и я снова вспомнила все те «прекрасные» моменты с её визитами. Люди говорят, что время лечит, но, похоже, моё время работает как видеорегистратор — записывает всё без отфильтровки.
…Постоянные замечания про мою еду: «Ой, а соли-то мало. В моё время девушки готовили, а не извинялись». А интересно, в её времена невестки не пытались, случайно, отправить своих свекровей в долгожданное путешествие навсегда?
…Каждый день, её упрёки в адрес моей «неспособности» дать ей внуков: «Андрюшенька, вот у Верочки уже двое детей, а вы всё никак…» О, да, Верочка, наверное, живёт без свекрови, которая считает своим долгом жить у них на кухне.
…И, конечно же, перестановки, когда меня не было дома: «Я тут немножко порядок наводила. Ты не против, деточка?» Против? Если бы у меня была возможность, я бы её с удовольствием попросила вызвать экзорциста, чтобы удалить её присутствие из каждого уголка нашего дома.
Меня затрясло. Нет, только не снова. Моё терпение подошло к пределу. Я уже почти чувствовала, как оно вот-вот прорвётся.
— Андрей, — мой голос звучал напряжённо, как струна, — мы уже это обсуждали. Твоя мать НЕ МОЖЕТ жить с нами. Ни неделю, ни месяц. Никогда.
Муж вздохнул, словно весь мир свалился на его плечи. Ох, эти мужчины, как только что-то не по плану — сразу страдают.
— Маш, ну что ты, как маленькая? Это же моя мать! Куда ей ещё идти?
— Куда угодно! — выпалила я, не в силах сдержаться. — У неё своя квартира есть, пусть там и живёт!
— Ты же знаешь, там ремонт…
— Ремонт?! — я чуть не засмеялась в истерике. — Какой ещё ремонт?! Она его уже три года делает!
Андрей поморщился, как будто я сказала что-то неприличное.
— Ну… Там возникли сложности…
— Какие ещё сложности? — я уже чувствовала, как внутри меня что-то бурлит. — Может, у неё денег нет? Так мы ей каждый месяц отправляем! Или рабочие пропали? Так пусть новых найдет! Или…
И вдруг меня осенило. Я замолчала, поймав эту мысль, как гром среди ясного неба. Иногда правда ударяет так, что даже дыхание перехватывает.
— Андрей, — произнесла я медленно, — так никакого ремонта нет, да?
Он отвернулся, а я сразу поняла: его взгляд был тем, что называется «молчанием согласия». Не скажешь — но всё сказано.
— Господи… — я села на стул, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Ты что, всё это время мне врал?
— Ну, не то чтобы врал… — замямлил он, как будто оправдание было где-то совсем рядом. — Просто не говорил всей правды.
Я не могла поверить своим ушам. Оказалось, всё это время я жила в какой-то иллюзии. Ложь во спасение? Или это просто попытка сохранить её комфорт?
— Не говорил всей правды?! — мой голос сорвался на крик, как будто кто-то вдруг облил меня холодной водой. — Ты годами кормишь меня байками о ремонте, а сам…
— А что мне оставалось делать?! — вдруг взорвался Андрей. — Ты же ничего не хочешь слышать о маме! Вечно ворчишь, всё тебе не так…
— Потому что она НЕВЫНОСИМА! — я вскочила, словно вся моя злость обрела форму. — Она лезет в нашу жизнь, командует, критикует…
— Она просто хочет помочь! — Андрей тоже повысил голос, как будто это было каким-то оправданием. — Ты слишком остро реагируешь!
— Я?! — моё дыхание перехватило от бешенства. — Да ты… Ты просто не видишь! Или не хочешь видеть!
Мы стояли друг напротив друга, напряжённые, как струна, и оба тяжело дышали. В воздухе витало какое-то молчаливое напряжение, готовое разразиться бурей. Ну да, в семье не бывает без ураганов, особенно когда речь заходит о родителях.
— Знаешь что, — сказала я, стараясь говорить ровно, — делай, как хочешь. Пусть приезжает. Но помни: либо она, либо я. Выбирай.
Андрей уставился на меня, как на кого-то с другой планеты.
— Ты серьезно?
— Очень, — скрестила руки на груди, как крепость, которая вот-вот рухнет. — Я больше не собираюсь это терпеть. Разбирайся. Или со мной, или с мамой.
Я развернулась и вышла из комнаты, оставив его стоять, ошеломлённого, в полном недоумении. Сердце билось, как бешеное, в висках стучала кровь, казалось, что я в момент сломала что-то важное, что-то, что держало нас вместе.
«Что я сделала? Зачем поставила ультиматум?» — мысли роились в голове, но я прогнала их, не дав себе слабину. Иногда, чтобы разрубить этот бесконечный узел, надо просто взять и перерезать. Даже если потом больно.
Нет. Хватит. Пора заканчивать этот кошмар. Лучше уж конец с болью, чем бесконечная боль.
…
Следующие сутки пролетели как в тумане. Мы с Андреем почти не разговаривали, только обменивались фразами, которые не значили ничего. Я металась между желанием извиниться и жёстким намерением стоять на своём. Говорят, молчание — золото. Но в нашем случае оно было тяжёлым, как камень.
А потом наступило утро. То самое утро, которое в народе всегда мудрее вечера. Только вот в моём случае было как раз наоборот.
Я проснулась от звука закрывающейся двери. Андрей ушёл на работу, даже не удосужившись разбудить меня.
«Ну и ладно», — подумала я, не скрывая горечи. — «Пусть идёт…» Но внутри как-то всё сжалось от боли. Ведь мы часто раним тех, кого любим больше всего.
В этот момент раздался звонок.
«Неужели вернулся?» — промелькнула мысль, как слабая искорка в темной комнате. Ох уж эта надежда — умирает последней, даже когда все вокруг уже рушится. Мы, женщины, наивно верим, что вот-вот что-то изменится. Но, увы, не всегда.
Я подскочила, буквально бросилась к двери, почти не чувствуя, как накидываю халат. Открыв её, я застыла, как немая, поражённая. Говорят, беда не приходит одна. А в моем случае она пришла с чемоданом.
На пороге стояла она — Антонина Петровна, и её неизменная улыбка заставляла меня содрогнуться. Не знаю, почему, но эта улыбка всегда навевала какой-то холод.
— Здравствуй, деточка! — пропела свекровь, не торопясь, как будто я ей очень рада. — Я вот решила пораньше приехать. Думаю, вам приятно будет!
Я стояла, как вкопанная, не в силах даже сказать слово. В голове крутилась одна мысль: «Он выбрал. Он выбрал её. Не меня». Как в той старой поговорке: муж — голова, а жена — шея. Но в нашем случае, как оказалось, шея была просто переломана.
Антонина Петровна не обращала внимания на мой взгляд, полон отчаяния и злости, и продолжала говорить, как ни в чём не бывало:
— Ой, а у вас тут так пыльно! Занавесочки давно не стираны! Ну ничего, я всё сделаю. Приведу порядок. Вот только вещички разберу…
Её слова будто были где-то далеко. Я смотрела, как она суетится в прихожей, а внутри меня всё рушилось. Говорят, дом там, где сердце. А что делать, если твое сердце уже не на месте?
«Вот и всё», — прокатилась в голове страшная, но ясная мысль. — «Конец». Но может, это не конец? Может, это начало чего-то нового? Начало жизни, в которой не нужно соглашаться на меньшее.
Я медленно пошла в спальню. Открыла чемодан и начала складывать вещи. Каждая футболка, каждый носок казались тяжелыми, как камни, и все, как один, спрашивали: «Ты правда уходишь?» А я не могла ответить. Думала, что вот, наконец-то, смогу быть свободной. Но было больно. Страшно. Молча, я продолжала собирать вещи, уже не скрывая слёз.
— Машенька, ты куда это собралась? — раздался голос свекрови. — У тебя что, командировка?
Я не ответила. Тихо продолжала свою работу, хотя внутри разрывалась. Иногда молчание — это самый громкий ответ.
Вдруг в замке повернулся ключ. Я замерла. На секунду даже сердце, кажется, перестало биться.
— Мам, ты уже здесь? — раздался голос Андрея. — А я думал, тебя встретить…
Он замолчал, увидев чемодан, стоящий у двери.
— Маша, ты что делаешь?
Я подняла глаза, полные слёз, и, наверное, с этим взглядом я говорила больше, чем словами.
— То, что обещала. Ухожу.
Андрей побледнел. Всё на его лице вдруг выразилось так, будто мир катится в пропасть, а он не может понять, почему.
— Но… я же не…
— Не что? — я почувствовала, как во мне вспыхивает гнев, как буря, набирающая силу. — Не думал, что я всерьез? Или не ожидал, что мама так рано приедет?
Он стоял, как вкопанный, будто не знал, что делать с тем, что происходит.
— Маша, постой, — Андрей сделал шаг ко мне. — Давай поговорим…
— Не о чем нам больше говорить, Андрей, — я застегнула чемодан, застегивая его словно свою жизнь, один раз и навсегда. — Ты сделал свой выбор.
— Какой выбор?! — он схватил меня за руку, словно пытаясь удержать. — Я ничего не выбирал!
— Правда? — я вырвала руку, чувствуя, как в груди нарастает не просто гнев, а что-то большее. — По-моему, всё предельно ясно. Я сказала: либо я, либо твоя мать. И вот она здесь.
— Но я не знал, что она сегодня приедет! — в голосе Андрея было отчаяние, почти истерика. — Я собирался с тобой поговорить, всё обсудить…
— И что ты мне собирался сказать? — я скрестила руки на груди, преграждая ему путь. — Что передумал? Что она не приедет?
Андрей замолчал, и мне стало ясно: нет, он не собирался отменять приезд матери. Он просто хотел, чтобы я смирилась, как всегда. Он не знал, как по-другому. Это была его привычка — всегда мириться с тем, что было удобнее для него.
— Знаешь что, — устало произнесла я, — мне надоело. Правда, надоело. Я больше не могу и не хочу это терпеть. Как говорится, терпение — добродетель, но у всякой добродетели есть предел.
Я схватила чемодан и направилась к двери. Андрей, как-то вдруг осознав, что всё выходит из-под контроля, встал на пути. Паника в его глазах была такая явная, что мне стало даже неловко. Видимо, он только теперь понял, с чем столкнулся.
— Маша, прошу тебя, давай всё обсудим! Мы что-нибудь придумаем…
— Нет, Андрей, — я покачала головой, отступая, — обсуждать тут уже нечего. Ты сделал свой выбор, я — свой. Иногда лучше отпустить, чем оставаться в том, что только приносит боль.
Мы прошли в прихожую, и как раз в этот момент появилась Антонина Петровна. Она, наверное, не ожидала увидеть нас в таком состоянии. Если бы взгляды могли убивать, мы с Андреем бы утонули в её выражении лица — там было всё: шок, недоумение, как будто ей только что сообщили, что мир стоит на голове.
Её лицо было как картинка из старого советского фильма — чистая комедия. Я бы сказала, что оно походило на лицо ребёнка, который только что разбил мамину любимую вазу и теперь безнадёжно пытается собрать осколки, пока она не вернулась. Ну, вы понимаете, такой момент, когда хочется сказать: «Это ты, а не я виновата».
— Ч-что здесь происходит? — выдавила она, переводя взгляд с меня на сына так быстро, что я думала, её глаза сейчас не выдержат.
«Да, ничего особенного,» — хотелось мне ответить, — «Просто вот так вот мы и крушим свою семейную лодку о рифы вашего гостеприимства. Вот такая вот у нас жизнь».
— Андрюша, — её голос дрогнул, — куда это Маша собралась?
«На Марс,» — подумала я с иронией, — «Говорят, там свекровей нет».
Я не могла удержаться от смеха, когда увидела её лицо. Вот она, эта женщина, которая столько лет делала мою жизнь невозможной, и теперь удивляется, что я ухожу? Нет, ну правда, нет предела человеческому непониманию.
— Никуда она не собралась! — сказал Андрей, снова тянувшись ко мне. — Маш, ну перестань! Давай сядем и поговорим спокойно!
Я вырвалась, не давая ему и шанса. Резко распахнула дверь. Сердце стучало так, что казалось, вот-вот выйдет из груди, но эта решимость в голове — она была как железный якорь. Всё, хватит. Иногда лучше сказать правду, даже если она горькая, чем жить в этих ложных обещаниях.
— Прощай, Андрей. Прощайте, Антонина Петровна. Желаю вам счастья, а мне — счастья без вас.
Ещё в подъезде я услышала её крик.
— Господи, да что же это творится?! Андрюша, немедленно верни её!
Но я не обернулась. Шла вниз по лестнице, и, знаете, с каждым шагом мне становилось легче. Боль внутри была, как плита на сердце, но с каждым шагом она как будто отрывалась. Свобода — это когда нечего терять. А я, кажется, именно в этот момент стала свободным человеком.
Выйдя на улицу, я застыла на секунду. Куда теперь? К родителям? К подруге? В гостиницу? Всё, что вчера казалось таким ясным, вдруг оказалось туманным, размытым. Но зачем гадать? Всё равно ничего не изменишь. Главное — уйти подальше отсюда. Иногда нужно сделать шаг в неизвестность, чтобы в будущем найти свою дорогу.
Я не оглядывалась назад. Всё равно мне нечего было терять. Будущее было как чистый лист, и я писала на нём свои первые строки. Как говорится, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.
Телефон в кармане разрывался от звонков Андрея, но я не брала трубку. Пора начинать жить по-настоящему. Без этих ежедневных компромиссов и бесконечных уступок. Закрыть дверь прошлого, чтобы впустить новое.
Солнце светило ярко, и вдруг я почувствовала… свободу? Ощущение было странным, даже пугающим. Вот этот тяжёлый груз, который я так долго несла на себе — он исчез. Да, больно, да, страшно, но в то же время… как-то легче, чем раньше.
«Поживем — увидим», — подумала я, усаживаясь в такси. — «А пока… просто нужно перевести дух.» Ведь говорят же, что дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Я только что сделала этот шаг.
Назвав адрес подруги, я откинулась на сиденье. Впереди — день, полон неизвестности. И странно, но мне уже не было страшно. Может, потому что я поняла: иногда нужно потерять всё, чтобы найти себя.
Машина поехала, увозя меня от прошлого. Я смотрела в окно, как проплывает город, и думала: «Ну что, Маша, добро пожаловать в новую жизнь. Кто знает, может быть, она будет самой интересной?» И в этот момент я впервые улыбнулась — искренне, по-настоящему. Потому что поняла: иногда конец — это просто начало.
