Юля вернулась домой, таща два тяжёлых пакета из супермаркета. Пакеты звенели банками тушёнки, шуршали упаковками круп и предательски давили на руки. Ключи заело в замке — как всегда, когда руки заняты, замок начинал проявлять характер.
— Господи, да что ж ты, зараза… — проворчала она сквозь зубы, пихая ключ.
Дверь наконец-то сдалась и открылась. На пороге сразу запахло супом и валерьянкой.
В гостиной, в кресле у телевизора, сидела Татьяна Павловна — её мать. Окутанная шерстяным платком, с суровым лицом и отстранённым взглядом. На экране кто-то громко спорил в ток-шоу.
— Это что, опять твой этот «Пусть все рыдают»? — устало спросила Юля, ставя пакеты на пол.
— А что? — отозвалась мать, не поворачиваясь. — Людям надо правду знать. Вон, у бабы вон какая история… Муж бросил, а квартира на него записана! Ужас, кошмар, как с женщинами поступают!
— Угу, — пробурчала Юля, доставая из пакета батон. — Вот, купила тебе лекарства, которые ты просила.
— Да, спасибо, — без особой радости сказала Татьяна Павловна и только тогда повернулась. — Ты же знаешь, что я всё ради тебя делала, Юль…
Юля почувствовала, что вот это «всё ради тебя» — тревожный звонок. Так мать обычно начинала свои долгие речи о жертвах, неблагодарности и «ты же моя единственная дочь».
Телефон в кармане зазвонил. Номер был незнакомый.
— Да, слушаю, — ответила Юля.
— Юлия Андреевна? — раздался вежливый мужской голос. — Это нотариус. У меня для вас новость… касаемо наследства от вашего деда, Ивана Петровича.
Юля замерла, краем глаза заметив, как мать перестала дышать и уставилась на неё.
— Наследства? — переспросила она.
— Да. Завещание оформлено на вас. Квартира и определённая денежная сумма. Нужно подойти к нам для оформления.
Юля поблагодарила, отключила телефон.
— Что там? — голос матери стал подозрительно мягким.
— Дед оставил мне квартиру… и деньги.
Пауза. Телевизор кричал о «жуткой несправедливости», но в комнате стояла другая — настоящая тишина, плотная и давящая.
— Ну, значит, продаём, — наконец произнесла Татьяна Павловна, поднимаясь с кресла.
— В смысле «продаём»? — нахмурилась Юля.
— А в прямом! — уже с напором сказала мать. — Деньги пополам. Я же твоя мать, Юля. Ты думаешь, я на пенсии тут шикарно живу?
— Мама, это моё наследство. Законно. Оно мне…
— Законно, законно… — передразнила Татьяна Павловна. — Я тебе скажу, что законно: я тебя растила одна, без копейки помощи от твоего отца. Дед твой — мой отец. Значит, половина моя!
— Так не работает, мама, — сказала Юля, уже чувствуя, как в груди поднимается злость.
— Работает, если дочь нормальная! — парировала мать, резко швырнув пульт на диван. — Неблагодарная! Я тебе жизнь отдала, а ты мне крохи жалеешь!
— Мама, хватит давить на чувство вины!
— А ты ещё поговори со мной в таком тоне, — глаза матери блеснули. — Ты знаешь, как я себя чувствую?
— Да, знаю, прекрасно. Каждый день об этом слушаю.
— Ну так слушай и дальше, — взорвалась мать. — И не забывай, что я могу и на суд подать.
Юля усмехнулась — не потому что было смешно, а потому что абсурд ситуации перешёл точку.
— На что ты подашь? На то, что я тебе не отдаю свою квартиру?
— А ты думаешь, я не найду как? — Татьяна Павловна скрестила руки. — Есть юристы, есть адвокаты. Ты меня ещё узнаешь, Юля!
Юля замолчала. Внутри уже не было страха, только усталость и ощущение, что в этой квартире стало тесно, как в коробке.
— Знаешь, мама, — сказала она тихо, — если ты начнёшь со мной войну, я выйду из этой двери и больше не вернусь.
— Ой, драму устроила! — фыркнула мать. — Это твой дом!
— Нет, мама, — Юля посмотрела прямо ей в глаза. — Это уже давно не дом.
Они стояли напротив друг друга, и в этот момент обе поняли, что вернуться к прежним отношениям уже невозможно.
Телефон снова зазвонил. Юля подняла трубку.
— Юлия Андреевна, это по поводу оформления… — напомнил нотариус.
Юля сделала глубокий вдох и, не сводя взгляда с матери, сказала:
— Да. Завтра утром буду.
Она положила трубку. Мать молчала, но в глазах уже горели те самые искры, после которых в доме обычно случались громкие скандалы.
И Юля знала: завтра всё начнётся по-настоящему.
Утро началось с того, что Юля проснулась от грохота в кухне.
Сначала она решила, что это кошка что-то уронила, но кошки у них не было уже пять лет — последняя убежала к соседям, не выдержав семейных скандалов.
На кухне мать хлопала дверцами шкафов и с силой ставила чашки на стол.
— Доброе утро… — осторожно начала Юля.
— Доброе? — с сарказмом отозвалась Татьяна Павловна, разливая чай так, что он перелился через край. — Оно может быть добрым, когда дочь у тебя — ангел. А когда дочь у тебя жадная…
Юля глубоко вдохнула.
— Мама, мы вчера уже это обсуждали.
— Не обсуждали, а ты меня игнорировала! — резко обернулась мать. — И вообще, я подумала: не надо продавать квартиру. Давай мы туда переедем.
— «Мы»? — подняла бровь Юля. — Это в смысле ты переедешь ко мне?
— А что? — невинно пожала плечами мать. — Тебе всё равно одной там будет скучно. А тут мы вместе, как раньше.
— Как раньше, когда я приходила домой и слышала, что я всё делаю не так? Спасибо, мама, но нет.
— А-а-а… — протянула мать с ядовитой улыбкой. — Так вот зачем тебе эта квартира — чтобы от меня сбежать?
— Мама, я хочу жить своей жизнью, — спокойно, но твёрдо сказала Юля. — Ты же сама говоришь, что я взрослая.
— Взрослая — да. Но неблагодарная! — голос матери стал громче. — Я тебя вырастила, я ночами не спала, я ради тебя отказалась от личной жизни!
— Может, не стоило? — вырвалось у Юли, и она тут же пожалела.
Мать замерла, как актриса в театре перед ключевой репликой.
— Это ты сейчас сказала? — голос был ледяным. — Что я зря тебя растила?
— Я не это имела в виду, — попыталась сгладить Юля. — Я имела в виду, что… ты не должна теперь требовать за это плату.
— Плату? — Татьяна Павловна рассмеялась, но смех был без радости. — Я требую не плату, а справедливость!
Юля попыталась уйти из кухни, но мать преградила ей дорогу.
— Мы так просто это не оставим, Юля. Я всё узнаю, я всё оформлю…
— Мама, ты серьёзно собираешься судиться с собственной дочерью?
— А что? — пожала плечами мать. — Зато люди узнают, какая ты.
— Знаешь, люди многое узнают, если я тоже начну рассказывать, — парировала Юля.
Мать резко схватила её за руку.
— Не смей мне угрожать!
— А ты не смей на меня давить! — вырвалась Юля, и в этот момент чайная чашка упала на пол, разлетевшись на куски.
Обе замолчали.
Мать первой взяла слово.
— Вот видишь, к чему мы пришли. Я теперь даже с тобой спокойно поговорить не могу.
— Мама, это не разговор. Это война.
— Ну и воюй, — зло бросила Татьяна Павловна. — Но знай: я всегда выигрываю.
Юля взяла сумку и направилась к двери.
— Куда это ты? — прищурилась мать.
— К нотариусу, — коротко ответила Юля. — И да, мама, я оформлю квартиру только на себя.
— Значит, ты выбрала.
— Да, мама, я выбрала. Себя.
Дверь хлопнула так, что с вешалки упало пальто.
Татьяна Павловна осталась в пустой кухне, глядя на осколки чашки. Она подняла один кусок, и в её глазах блеснуло что-то странное — смесь злости и страха.
— Ну что ж, Юля, — пробормотала она, — игра началась.
Юля вернулась домой вечером. В руках — папка с документами, в которых чёрным по белому: квартира перешла ей по завещанию. Она всё оформила.
В прихожей стоял запах котлет и чего-то подгоревшего. Мать встретила её молчанием — это всегда было хуже, чем крики.
— Привет, — попыталась начать Юля.
— Привет, — тихо ответила мать, не поднимая глаз. — Сходила?
— Да. Всё оформила.
— На себя?
— На себя, мама. — Юля сняла куртку, но не стала заходить на кухню.
Пауза повисла, как раскалённый воздух перед грозой.
— Значит, решила жить отдельно, да? — голос матери был ровным, но в нём чувствовался яд.
— Я не просто решила. Я обязана так сделать, чтобы мы обе… остались людьми.
— Людьми? — Татьяна Павловна резко поднялась из-за стола. — А ты кто, по-твоему? Я что, чудовище?
— Мама, я устала от твоих манипуляций.
— Это не манипуляции, а забота! — взорвалась мать. — Ты же одна пропадёшь!
— Пропаду? — Юля усмехнулась. — Я тридцать лет жила с тобой и уже знаю, что хуже некуда.
— А я, значит, всю жизнь тебя тянула, а теперь ты меня выкидываешь, как старый сапог?!
— Ты сама меня к этому подтолкнула! — Юля уже не сдерживалась. — Я хочу жить без вечных упрёков и контроля!
Мать подошла вплотную.
— А я хочу, чтобы ты помнила: без меня у тебя бы не было ничего!
— Мама, дед оставил квартиру мне, а не нам. И знаешь почему? — Юля смотрела прямо в глаза. — Потому что он видел, как ты со мной обращаешься.
В глазах Татьяны Павловны мелькнуло что-то опасное. Она подняла руку, будто хотела ударить, но Юля остановила её, перехватив запястье.
— Не надо, — тихо сказала она. — Это уже не поможет.
Они стояли так секунду, потом мать вырвалась и села обратно за стол, демонстративно отодвинув тарелку.
— Уходи. Раз уж ты такая независимая — уходи сейчас.
Юля кивнула. Она зашла в комнату, собрала заранее приготовленные сумки и вернулась в прихожую.
— Ты не позвонишь мне, — уверенно сказала мать.
— Позвоню, если захочу. Но не для того, чтобы снова оправдываться.
Юля вышла. На лестничной клетке воздух был свежим, как после дождя.
Она шла к лифту и вдруг почувствовала странное: не злость, не обиду, а облегчение. Да, будет сложно. Да, мать останется одна и наверняка устроит спектакли родственникам. Но это была её жизнь.
Лифт спустился вниз, двери открылись, и Юля шагнула в новую реальность, где наконец можно дышать полной грудью.
А в квартире наверху Татьяна Павловна уже набирала номер тёти Гали — любимой соседки и по совместительству ходячего радио всего подъезда.
— Галочка… Ты не представляешь, что моя дочь со мной сделала… — голос её был театрально дрожащим. — Она меня выгнала.
И да, игра продолжалась. Но Юля в ней больше не участвовала.
