Возвращение
Анна тащила чемодан по лестнице, потому что лифт в её доме, как водится, стоял «на приколе» — уже четвёртый день, если верить соседке с третьего, у которой вся информация всегда свежая, как булки в пекарне напротив.
— Вот чёрт, — выдохнула она, останавливаясь на пролёте. — Как будто две недели в Турции — это медовый месяц, а не нервная реанимация после выгорания…
Она дошла до своей двери — привычный взгляд скользнул по царапине на косяке, которую никто так и не заделал, и вдруг… стоп. На звонке наклеена бумажка. Канцелярская. Надпись: «Квартира занята. Не беспокоить.»
— Чё за цирк? — Анна достала ключ. Щёлк. Не открывается. Замок заменён. Вот тогда в животе что-то холодное развернулось — как будто кто-то развёл костёр, а потом вылил сверху ведро льда.
Она постучала. Тишина. Потом — шаги.
— Кто там? — женский голос, с усталой интонацией. Голос, от которого у Анны сжималось всё нутро, потому что она знала его наизусть.
— Елена. Открывай. Это я.
Замок щёлкнул. Дверь приоткрылась. За ней стояла её сестра — в халате, с мокрой головой. И… тапки на её ногах. Аннины тапки. Те, с мятным принтом и дыркой на пятке, которую она всё обещала зашить.
— Ты чего пришла? — Елена подняла брови.
Анна тупо смотрела на неё.
— С какого хрена ты в моей квартире?
— А я тут живу. Уже две недели, между прочим. Ты же, вроде как, уехала навсегда? — голос Елены звучал нарочито спокойно.
— С каких это пор? Уехала навсегда — это ты придумала? Или мама?
— А что мама? Мама не причём. Всё по закону. Хочешь, покажу документы?
Анна прошла в квартиру, не дожидаясь приглашения. Чемодан остался в коридоре. В прихожей стоял чужой зонт. На кухне — два бокала, один с губной помадой, другой с недопитым вином.
— У тебя кто-то был? — машинально спросила она.
— А тебе какая разница?
Анна подошла к столу. На нём лежали документы. Дарственная. Её фамилия — как подпись. Только это была не её рука.
— Это фальшивка, — сказала она, вцепившись в лист. — Ты подделала мою подпись?
— Да не я! — фыркнула Елена. — Это всё мама делала. Я только подписала, где велели.
— То есть вы вдвоём решили меня просто вышвырнуть? Из моей же квартиры?
— Не говори «вы». Я не знала всех деталей. Просто… ну… мама сказала, что ты пропадаешь постоянно, что жить тебе негде, а мне с Артёмкой надо как-то устраиваться…
— Артёмка? — перебила Анна. — Артёмка, с которым ты третий раз развелась?
— Не твоё дело. В отличие от тебя, я хотя бы пыталась строить семью.
Анна медленно выдохнула. Голова гудела.
— А кто платит за ипотеку последние шесть лет, напомни мне? Ты?
— Нет, конечно. Но…
— Вот и не «но». Это моя квартира. Это моё жильё. И я это так просто не оставлю.
Елена вдруг села, скинула тапки, уставилась на неё.
— А что ты сделаешь? Пойдёшь жаловаться? Судиться будешь с мамой?
Анна промолчала. Горло сдавило. Не от жалости — от злости.
— Ты хочешь войны, Лена? Хорошо. Получишь её.
И вышла, громко захлопнув дверь. Даже не забрала чемодан.
Точка кипения
Прошла неделя. За это время Анна обзвонила юриста, своего бывшего коллегу по агентству, с которым когда-то у них был короткий, глупый роман и очень длинное расставание. Он, к её удивлению, не только взял трубку, но и согласился встретиться.
— Значит, подпись подделана, квартира — под дарственной, и ты даже не в курсе, как это произошло? — Алексей смотрел на неё с сочувствием и плохо скрытым интересом.
— Да, и я ещё не заикалась про то, что мать моя — там в курсе всего. Она же всё и организовала. Её подруга — нотариус. Там вообще семейный подряд.
— Мать? Подделала документы на твою квартиру и передала их сестре? — он откинулся на спинку дивана. — Ну, ты в семейке не соскучишься.
— Не соскучишься — это мягко. Они мне жизнь сломали.
— Может, это шанс? — усмехнулся он.
— Чего? Сломать им в ответ?
— Начать заново.
— Сначала — вернуть квартиру, а потом уже «заново». Пока я живу у подруги в её коморке с мокрыми полотенцами на батарее.
Он кивнул, но как-то задумчиво. Не отвечал сразу. Потом вдруг встал.
— Знаешь, я тебе помогу. Но есть один момент. Там придётся копать глубже. Всплывут… неприятные вещи.
— Глубже некуда. Если мать ради сестры вычеркнула меня из жизни — всё, что дальше, только в плюс.
Они пожали руки. И тогда началось самое интересное.
Анна пошла в прокуратуру, подала заявление о подделке. Юрист Лёша подключил бывшую коллегу — теперь прокурора района. Завертелось.
Тем временем ей начала звонить мать.
— Ну ты и стерва, Ань. Разве с матерью так поступают?
— А разве мать дочь на улицу выкидывает?
— Я тебе всё объясню. Просто… ты всегда была сильная. А Елена — слабая. Она бы не выжила. А ты справишься.
— Ну конечно. Логика железная: сильному — под дых, слабому — всё остальное. А если я однажды сломаюсь?
— Такого не может быть. Ты у нас как танк.
— Спасибо. Только танки тоже горят.
Пауза. И короткие гудки. Мать сбросила.
В тот же вечер она столкнулась с Еленой у подъезда. Сестра была в дорогом пальто и с новой стрижкой. Судя по всему, у неё всё складывалось удачно.
— Ну что, ты теперь у нас Шерлок Холмс? Будешь копаться в бумажках?
— Да, и знаешь что? Я найду. И тогда посмотрим, кто из нас будет жить в этой квартире.
— Я туда вложилась, между прочим! Я кухню заказывала! — почти прокричала Елена.
— На мои деньги, Лена. На мою ипотеку. Кухню? Забирай. Хоть в зубах.
И тут сестра вдруг подбежала к ней и со всей силы толкнула в плечо.
— Ты разрушишь всё! У нас с мамой теперь хоть что-то наладилось. А ты со своей правдой, как всегда, всё ломаешь!
Анна удержалась, хотя руки чесались.
— Знаешь, что ты строишь, Лена? Ничего. Ты живёшь за счёт чужого. Всю жизнь. И теперь — за мой счёт.
Они стояли, дышали тяжело. Мимо прошёл сосед с пятого, покосился — и спешно зашёл в подъезд.
Вечером того же дня Анна получила смс от незнакомого номера:
«Ты не знаешь всей правды. Мария хотела оформить квартиру на себя, но передумала. Она болела. И боялась умереть. Позвони мне. Наталья.»
Живые мертвецы
Анна долго смотрела на экран телефона. Смс от Натальи не давала покоя. Имя незнакомое, но что-то в интонации текста — в этих «ты не знаешь всей правды», — как будто отголосок чего-то давнего, забытого, но знакомого.
Она всё же позвонила.
— Анна? Здравствуйте. Меня зовут Наталья Сергеевна. Я знаю вашу мать много лет. Когда-то мы вместе учились в медучилище.
— Вы писали, что мама хотела оформить квартиру на себя?
— Да. Но потом передумала. Она давно встречается с вашим отцом.
— Простите, кого?
— С вашим отцом. Владимиром Петровичем.
— Моего отца нет. Он умер, когда мне было шесть. А потом — его не было. Всё. Точка.
— Анна… Он не умер. Просто ушёл. И ваша мать решила, что так будет лучше. Для всех. Она даже сказала вам, что он погиб. Хотя он был жив. Он всё это время был в городе.
— В каком смысле — «ушёл»?
— Между ними был конфликт. Серьёзный. Она вычеркнула его из жизни. Запретила ему приближаться. А потом… после инсульта, он снова появился. И теперь он хочет поговорить с вами.
— С чего вдруг?
— Потому что квартира оформлена на него. Через завещание. Ваша мама попросила его — когда поняла, что уходит — переоформить жильё на Лёну. Он отказался.
Анна не могла дышать.
— Он… жив? И всё это время знал, где я?
— Да. Он жив. И он всё знал. И он хочет встретиться.
Она пришла в парк. Наталья назвала место и скамейку, как в дешёвом детективе. Он сидел, как будто никуда и не уходил: седой, худой, в чёрной куртке. В руках — термос. На лавке рядом — два пластиковых стаканчика.
— Аня?
— Не называй меня так, — она села с другой стороны, сжав руки. — Умерший — не имеет права звать по имени живого.
— Я знаю. Прости.
— Не прощу. Никогда. Ты… ты даже не представляешь, через что я прошла. Ты нас бросил. Ты умер. Я плакала по тебе, как по мёртвому.
— Я не мог иначе.
— О, браво. Ещё один, кто «не мог иначе». У вас, мужчин, это как диагноз.
Он налил чай, протянул. Она не взяла.
— Мать… твоя мать… она сказала, что ты должна забыть. Я пытался. Я приходил в школу, на утренники. Прятался за машинами. Потом — на выпускной. Видел тебя в платье. Ты была красивая. Потом — у тебя был аборт, да?
Анна вздрогнула. В горле пересохло.
— Ты… откуда…
— Мама рассказала. Уже потом. Она боялась. Очень боялась, что ты будешь повторять её ошибки. Поэтому и тянулась к Лене. Ей всё прощала. А с тебя спрашивала. Всё.
— А теперь что? Ты хочешь, чтобы я тебя простила? Потому что ты дал мне шанс отжать обратно квартиру?
Он вздохнул.
— Я оформил завещание. На тебя. Сегодня. Пусть она хоть из штанов выпрыгнет — ей не достанется ничего. Я не позволю ей жить на твоём горе.
— Почему ты встал на мою сторону? Спустя столько лет?
— Потому что ты — моя дочь. Единственная. Потому что, в отличие от Елены, ты не умеешь врать. И потому что твоя мать… манипулировала всеми. И мной тоже.
— А ты — святой, да?
— Нет. Просто старик, который больше ничего не боится.
Они сидели молча. Потом она взяла чай. Сделала глоток. Было горячо. И неожиданно сладко.
Через месяц всё изменилось.
Мария умерла.
Елена пыталась устроить истерику, но завещание на имя Анны было юридически безупречным.
Анна продала квартиру.
Половину денег перевела на счёт детского фонда, куда когда-то хотела пожертвовать, но боялась остаться без копейки.
Переехала в другой район.
И начала заново.
Отец звонил раз в неделю. Она отвечала не всегда. Но однажды — позвала на ужин.
— Мне нечего тебе обещать, — сказала она.
— А я и не жду, — ответил он. — Просто чай. Как тогда. В парке.
