— Я спрашиваю в последний раз, Александр! — Инна стояла посреди кухни, скрестив руки на груди. — Или ты едешь завтра к Ларисе и требуешь юридического раздела наследства, или я сама подаю заявление. Нашим детям нужны высшее образование, им нужны перспективы, а не твоя показушная порядочность.
Александр Петрович медленно отложил свою ложку. Каша в тарелке уже остыла, но аппетита всё равно не было. За два десятка лет совместной жизни он научился безошибочно читать жену по малейшей интонации. Сейчас она не блефовала.
— Инна, опомнись, пожалуйста. Лариса всю свою жизнь провела рядом с мамой. Мы навещали их только по праздникам, а она стирала, готовила, покупала лекарства. У неё сейчас своя семья, дочке Ольге уже двенадцать…
— Меня это не интересует! — голос жены стал жестким, почти металлическим. — У тебя тоже есть дети. Нашему Кириллу нужно поступать в престижный институт, а на какие средства? На твою скромную врачебную зарплату? Ты хочешь, чтобы сын всю жизнь прозябал в этом захолустном посёлке под Полтавой?
Александр поднял глаза. В лице жены не было ни малейшего сомнения. Только ледяная решимость женщины, которая твёрдо знает, чего именно она хочет добиться.
— А если Лариса не согласится? Куда они тогда денутся?
— Это не наша головная боль. Закон есть закон. Половина квартиры принадлежит тебе по всем правам. Продадим, и денег нашим детям на учёбу хватит. Или ты считаешь, что родная племянница тебе дороже собственных сыновей?
За стеной громко хлопнула входная дверь. Кирилл вернулся из школы. Шестнадцатилетний, нескладный, с вечно растрёпанными волосами. Умный парень, он мечтал стать программистом. В их небольшом посёлке таких специальностей, конечно, не было.
— Привет, папуль, — Кирилл заглянул на кухню, мгновенно почувствовал напряжение и нахмурился. — Опять вы это обсуждаете?
— Иди займись уроками, — отрезала Инна.
— Да я всё уже сделал. Пап, а это правда, что бабушкина квартира юридически наполовину твоя?
Александр посмотрел на сына. В глазах мальчишки читалось что-то, очень похожее на надежду. Неужели и он уже полностью поверил в планы матери?
— Юридически — да. Но с точки зрения морали…
— Юридически этого вполне достаточно, — перебила его жена. — Моралью детей не прокормишь.
Следующие два дня Инна полностью игнорировала мужа. Александр чувствовал себя отвратительно виноватым, хотя головой понимал — он ни в чём не провинился. Жена настраивала сыновей, постоянно намекая, что отец жадный, не желает им помогать. Андрей, младший, смотрел на него с полным недоумением. Кирилл старался избегать встречаться глазами.
Ночью Александр лежал без сна, думая о своём детстве. Как после смерти отца они с Ларисой жались к маминой юбке. Как сестра, хоть и была старше всего на три года, отважно защищала его от дворовых хулиганов. Как мама работала на двух работах, чтобы их прокормить. Как Лариса отказалась поступать в институт и пошла работать сразу после школы — нужно было помогать семье.
А потом он уехал учиться, создал свою собственную семью. Лариса осталась там. Сначала с мамой, потом одна. Замуж вышла только в сорок один год — поздно, большинство хороших мужчин были уже заняты. Муж, Вадим, попался хороший, трудолюбивый, но зарплата на заводе была мизерная. Дочка Ольга родилась, когда Ларисе было уже сорок три. Поздний, долгожданный, вымоленный ребёнок.
Утром Александр не выдержал. Он набрал номер сестры.
— Ларисочка, привет.
— Саша! Как хорошо, что ты позвонил! А я как раз тут думала…
— Лариса, тут такое дело… — он сглотнул. — Инна настаивает… она считает, что мне полагается моя законная доля в маминой квартире.
Пауза в трубке затянулась. Александр слышал только, как тяжело дышит сестра.
— Понятно, — голос её стал очень тихим. — А ты сам что думаешь?
— Я думаю, что эта квартира по праву принадлежит тебе. Ты её полностью заслужила.
— Саша, — сестра вдруг зарыдала. — А я-то, дура, уже испугалась… Знаешь, времена сейчас такие жуткие. Кого только не выкидывают на улицу. У нас тут, в Чернигове, соседей выселили, за большие долги по коммуналке… А мы с Вадимом ещё до сих пор платим кредит за машину. Оля в школу ходит, у неё здесь все друзья…
— Прости меня, Ларисочка. Не знаю, что на меня вообще нашло. Живи спокойно. Никто вас не тронет.
Когда он рассказал жене о своём разговоре с сестрой, Инна сначала просто молчала. Потом медленно, едва заметно кивнула.
— Значит, свой выбор ты сделал.
— Какой выбор? Я не могу выгнать свою родную сестру на улицу!
— А своих сыновей обречь на бедность — можешь. Теперь всё ясно. — Она повернулась к нему спиной. — Завтра же подаю на расторжение брака.
— Инна, ты что, совершенно сошла с ума! Разве из-за этого стоит рушить целую семью?
— Семью рушишь именно ты. Ты выбрал совершенно чужих тебе людей вместо нас.
— Это не чужие люди! Это моя родная сестра!
— А это твои родные сыновья, — она указала рукой в сторону детской комнаты. — Но, по всей видимости, чужая тётка тебе стала дороже.
Развод прошёл очень быстро. У Инны были определённые связи в суде — её подруга работала секретарем у судьи. Квартиру оставили жене и детям. Александр даже не стал тратить средства на адвоката и спорить. Кирилл один раз позвонил ему на работу, извиняющимся голосом попросил прощения. Сказал, что мама запретила им общаться. Андрей отворачивался, встречая отца на улице Шевченко.
Первое время Александр ночевал в маленькой больничной каморке. Потом коллеги стали приглашать домой, но он чувствовал себя нахлебником. У всех свои заботы, свои дети, свои старые родители. В сорок пять лет остаться без крыши над головой — это было невероятно унизительно и страшно.
Спасением для него стал Сергей Иванович, водитель «скорой помощи». Мужчина лет шестидесяти пяти, который недавно похоронил свою жену.
— Послушай, Александр, — подошёл он как-то после смены. — А что ты всё время маешься? Переезжай ко мне. У меня огромная трёхкомнатная квартира, живу совсем один. Скучно до смерти. А тебе и правда некуда идти. Поможем друг другу.
— Мне как-то неудобно, Сергей Иванович. У вас же дочка есть…
— Дочка Мария живёт давно в Германии, хорошо, если раз в год приедет. Она будет только рада, что мне есть с кем поговорить и слово сказать. Готовить умеешь?
— Немного.
— И отлично. А я вот телевизор могу починить. Значит, договорились.
Это было не просто предложение. Это было настоящее, неожиданное чудо. Два одиноких человека нашли друг друга. Сергей Иванович оказался очень мудрым, спокойным и рассудительным человеком. Он не лез к Александру в душу, не жалел его, просто принял как данность — у каждого в жизни своя беда.
Вечерами они сидели на кухне, пили чай, неторопливо говорили о работе, о жизни. Сергей Иванович рассказывал о жене, с которой прожил сорок лет. Александр — о своём детстве, о сестре. О жене и сыновьях говорить было слишком больно.
— Знаешь, Саша, — сказал как-то Сергей Иванович, — я вот часто думаю: ты правильно поступил или нет, отказавшись от этой квартиры?
— А вы как считаете?
— Я считаю — правильно. Совесть всегда дороже денег. Вот только цена у совести бывает порой очень высокой. Не каждый человек готов её платить.
— Детей жалко. Они теперь уверены, что я их предал.
— Дети повзрослеют, поймут. А если не поймут — значит, не твои это дети, а Инны. Характер всегда передаётся по наследству.
Александр очень надеялся, что старик прав. Но годы шли, а сыновья не звонили. Инна продала ту квартиру, перебралась с мальчишками в Киев. Кирилл поступил в институт на программиста. Андрей остался в школе. Об их жизни Александр узнавал лишь от общих знакомых — отрывками, совершенно случайно.
Сергей Иванович болел всё чаще. После семидесяти здоровье стало резко сдавать. Александр ухаживал за ним, как за родным отцом. Дочь Мария помогала деньгами, была очень благодарна, что может не волноваться за отца.
Умирал Сергей Иванович тихо, без мучений. Перед самой смертью он позвал дочь и Александра.
— Машенька, — голос был еле слышный, но твёрдый. — Квартира, конечно, останется тебе. Но я прошу — не выгоняй Александра. Пусть он живёт здесь. Это и его дом тоже. Обещай мне.
— Конечно, папа. Обещаю.
Хоронили всем составом больницы. Александр шёл за гробом и понимал — он теряет единственного по-настоящему близкого человека. Мария улетела через неделю, оставила ему ключи и сказала, что он может жить спокойно.
Одиночество навалилось на него тяжёлым, давящим грузом. Александр сидел в пустой квартире и мучительно думал — а стоило ли? Может, жена была права? Может, нужно было бороться за детей, а не за какую-то там абстрактную справедливость?
Но потом приезжала Лариса. Рассказывала, как Ольга закончила школу с золотой медалью, поступила в педагогический университет. Как Вадим получил повышение на заводе. Как они понемногу делают ремонт в квартире. И Александр понимал — он поступил единственно правильным образом.
Спустя два года после смерти Сергея Ивановича Александр стал ежедневно водить на прогулки мальчика из соседнего дома. Родители Глеба работали допоздна, бабушка болела. Шестилетний Глеб называл его дедом Сашей и радостно бежал навстречу каждый вечер.
— Дед Саша, а у тебя есть внуки? — спросил он как-то.
— Есть, только живут они очень далеко.
— А когда приедут?
— Я не знаю, Глеб. Может быть, никогда.
— А я буду твоим внуком, хорошо?
Александр сглотнул комок, подступивший к горлу, и кивнул.
Сейчас ему шестьдесят лет. Кирилл работает в Киеве программистом, женился. Андрей учится в техникуме. О внуках Александр не знает ровным счётом ничего — сыновья живут так, словно отца у них никогда не существовало. Это невыносимо больно, но он смирился.
Зато у него есть Глеб, который уже не мальчик, а подросток. Есть Лариса с семьей, которые не забывают его, приезжают на все праздники. Есть работа, коллеги, знакомые.
И есть непоколебимое знание, что свою совесть он не продал. Цена оказалась невероятно высокой — собственные дети. Но другого выбора для него не было. Предать родную сестру означало предать самого себя.
Вечером Александр сидит на скамейке в том самом сквере, где когда-то гулял с Сергеем Ивановичем. Рядом дремлет старая бездомная собака, которую он подобрал год назад. На горизонте садится солнце, и он думает о том, какая же удивительная штука эта жизнь. Иногда теряешь абсолютно всё, чтобы найти в итоге самое важное — долгожданный покой с самим собой.
Как вы считаете, был ли Александр Петрович обязан бороться за отношения с сыновьями, даже после того, как они выбрали сторону матери, или он сделал всё, что мог, сохранив при этом свою честь?
