Аромат жареного мяса смешивался с запахом свежей выпечки. Дмитрий стоял у окна, разглядывая серое ноябрьское небо, и машинально потирал обручальное кольцо — привычка, появившаяся шесть лет назад. Стрелки часов неумолимо приближались к часу дня. Он обернулся и окинул взглядом кухню: Татьяна стояла у плиты, одновременно помешивая что-то в сотейнике и пытаясь удержать телефон плечом.
— Да, Вера Николаевна, я внесла правки… Нет, структура текста остаётся прежней, автор настаивает… — её голос звучал профессионально-отстранённо, но Дмитрий заметил, как подрагивают её пальцы. — Простите, я перезвоню через пятнадцать минут.
Татьяна положила телефон и втянула воздух сквозь зубы. Маленькое пятнышко соуса расплылось на белой блузке.
— Чёрт, — прошептала она и потянулась к бумажным полотенцам.
— Таня, ты не успеваешь, — констатировал Дмитрий, глядя на часы. — Мои родители будут здесь через сорок минут, а ты всё ещё не закончила с готовкой. И не переоделась.
В её взгляде что-то дрогнуло — то ли обида, то ли усталость.
— У меня был дедлайн вчера, Дим. Три рукописи, каждая по триста страниц. Я работала до двух ночи.
Дмитрий чуть поморщился. Он и сам вчера задержался допоздна — квартальный отчёт не сходился, пришлось перепроверять все цифры.
— Понимаю, — он потёр переносицу. — Но я говорил тебе про родителей ещё в понедельник.
Таня медленно повернулась к нему, столовая ложка застыла в её руке.
— Я тоже планировала, Дим. Но когда Мише поставили два шва после того, как он упал на детской площадке, все планы полетели к чертям. Ты же помнишь, как мы полдня провели в травмпункте?
Дмитрий поджал губы. Конечно, он помнил. Это его и раздражало больше всего — что ему пришлось отпроситься с работы из-за какой-то царапины.
— Я тогда полдня потерял. Еленцов ходил вокруг моего стола как коршун и всем рассказывал, что «некоторые используют детей как отмазку».
— Отмазку? — Татьяна издала короткий смешок, от которого Дмитрию стало не по себе. — Миша расшиб колено до мяса, потому что ты сказал, что присмотришь за ним на площадке, а сам сидел в телефоне!
Это было нечестно. Он отвлёкся буквально на минуту, чтобы ответить на важное сообщение от начальника.
— Дети падают, Таня. Это нормально. У меня всё детство были разбитые коленки, и ничего.
Татьяна окунула руку в карман фартука и достала маленький блокнот.
— Знаешь, я веду учёт, — её голос звучал обманчиво спокойно. — За последний месяц: четыре раза ты обещал отвести Мишу в садик и дважды забыл. Девять раз я просила тебя помочь с уборкой в выходные, ты откладывал до вечера, а потом засыпал на диване. А сколько раз ты сам, без напоминания, купил продукты для дома?
Дмитрий почувствовал, как внутри поднимается глухое раздражение.
— Ты что, ведёшь на меня досье? — он фыркнул. — Я, между прочим, деньги в дом приношу, а не вот это вот всё, — он неопределённо махнул рукой в сторону кухни.
Татьяна молча смотрела на него несколько секунд, затем медленно сложила блокнот.
— Я тоже приношу деньги, — тихо сказала она. — Моя редактура оплачивается. Но даже если бы я была «просто домохозяйкой», знаешь, сколько стоили бы мои услуги как няни, повара, уборщицы и прачки? Больше, чем твоя зарплата менеджера среднего звена.
Дмитрий открыл рот, чтобы ответить что-то резкое, но из детской раздался пронзительный звон разбитого стекла, за которым последовал испуганный детский вскрик.
— Миша! — Татьяна отбросила ложку и бросилась в комнату.
Дмитрий поспешил за ней. Их пятилетний сын стоял посреди комнаты, испуганно глядя на осколки фоторамки. На полу блестели кусочки стекла, а рядом лежала их свадебная фотография — единственная, где они выглядели по-настоящему счастливыми.
— Я хотел посмотреть на вас, — дрожащим голосом произнёс Миша. — Там вы улыбаетесь. Я давно не видел, как вы улыбаетесь вместе.
Татьяна и Дмитрий переглянулись, застигнутые врасплох детской откровенностью.
— Тш-ш, всё хорошо, малыш, — Татьяна осторожно подняла сына, стараясь, чтобы он не наступил на осколки. — Папа сейчас всё уберёт. А мы с тобой подберём тебе праздничную рубашку, хорошо?
Дмитрий опустился на колени, собирая осколки. Их отражения дробились и множились, словно моменты их прошлой жизни, разлетевшиеся в разные стороны.
Звонок в дверь раздался ровно в час дня.
— Димочка! — Нина Петровна обняла сына, затем перешла к невестке. — Танюша, ты бледная. Всё в порядке?
— Просто много работы, — улыбнулась Татьяна, помогая свекрови снять пальто.
— А где мой любимый внук? — загрохотал Павел Сергеевич, отец Дмитрия.
— Я здесь, деда! — Миша выскочил из комнаты в наспех застёгнутой рубашке.
Суета заполнила квартиру — разговоры, смех, звяканье столовых приборов. Дмитрий наблюдал, как Татьяна умело дирижирует этим хаосом: подаёт блюда, поддерживает разговор, следит за Мишей, который норовил ускользнуть от стола. На секунду их взгляды пересеклись, и он увидел в её глазах не только усталость, но и что-то ещё — отчаяние?
— Потрясающий борщ, Танечка, — похвалила Нина Петровна. — Я знаю, сколько времени уходит на настоящий борщ. Когда Димочка был маленьким, я могла весь день проводить на кухне.
— И ты это ценил, Дим? — неожиданно спросил отец, пристально глядя на сына.
Дмитрий растерялся.
— Ну… мама всегда вкусно готовила.
— Я не про готовку, — отец подлил себе вина. — Я про то, замечал ли ты, как она выматывалась, стараясь для нас.
Повисло неловкое молчание. Дмитрий почувствовал, как краснеет.
— Паш, мы не для того сюда приехали, — мягко перебила мужа Нина Петровна, но в её взгляде промелькнуло одобрение.
Атмосфера разрядилась, когда Миша вдруг громко объявил: — А мама плакала вчера! В ванной!
Татьяна замерла с вилкой в руке. По её щекам медленно разливался румянец.
— Дети, — нервно усмехнулась она. — Такие фантазёры.
— Не фантазёр! — возмутился Миша. — Я видел! А ещё у мамы есть блокнот, где она пишет длинный список. Я подглядел — там написано «Р-а-з-в…» — Я ещё не все буквы знаю.
— Миша! — Татьяна резко поднялась. — Пойдём, вытру тебе рот. Ты весь в соусе.
Она практически выволокла сына из-за стола. Павел Сергеевич неловко кашлянул, Нина Петровна уткнулась в салат. Дмитрий сидел, оглушённый догадкой: его жена думает о разводе.
В этот момент в кармане завибрировал телефон. Сообщение от Еленцова: «Срочная встреча с клиентом. Подключайся к конференции через 40 минут.»
Дмитрий встал из-за стола: — Извините, работа, — он чувствовал облегчение от возможности сбежать из этого внезапно раскалённого пространства.
— В воскресенье? — Павел Сергеевич поднял брови. — У вас там рабы галерные?
Дмитрий натянуто улыбнулся: — Проект горит. Я быстро.
Конференция затянулась. Когда Дмитрий вышел из кабинета три часа спустя, родители уже собирались уходить.
— Всё в порядке? — спросил он, заметив напряжённое лицо матери.
— Миша уснул, — ответила она. — Татьяна сказала, что у неё срочная работа, и заперлась в спальне.
— Сходил бы ты к ней, сынок, — тихо добавил отец. — Что-то она не в себе.
После ухода родителей Дмитрий помедлил у двери спальни. Из-за неё не доносилось ни звука. Он тихонько постучал — никакого ответа. Дмитрий осторожно повернул ручку.
Татьяна сидела на краю кровати с ноутбуком. На экране был открыт текстовый документ, но строчки расплывались — она плакала.
— Таня…
Она вздрогнула и захлопнула ноутбук.
— Работаешь? — неловко спросил он.
— Да. У меня дедлайн завтра утром, — её голос звучал сухо. — С Мишей побудешь ты. Всё, что нужно — в списке на холодильнике.
— Таня, что происходит? Что это за список, о котором говорил Миша?
Она молчала, глядя в сторону.
— Ты думаешь о разводе? — прямо спросил Дмитрий, чувствуя, как сердце проваливается куда-то вниз.
— Я думаю о многом, — тихо ответила она. — А теперь, пожалуйста, дай мне поработать.
Дмитрий вышел из комнаты с тяжёлым сердцем.
Утро началось с тихого щелчка входной двери. Дмитрий рывком сел в постели — Татьяны рядом не было. На её подушке лежала записка: «Я в библиотеке. Буду работать там весь день. Твоя очередь заниматься сыном. Список дел — на холодильнике. Продукты для завтрака — в контейнерах».
Дмитрий сжал записку в кулаке. Ни «целую», ни «люблю», ни даже простого «пока». Сухая инструкция, словно от менеджера подчинённому.
Когда Миша проснулся, начался настоящий кошмар. Сын словно чувствовал напряжение в доме и всячески показывал характер: разбросал хлопья по всей кухне, отказывался одеваться, устроил истерику из-за мультфильма, который Дмитрий не смог найти.
К полудню Дмитрий обнаружил себя в окружении полного хаоса. На полу гостиной красовалась лужа сока, на диване — следы шоколадной пасты, а из ванной, где Миша самостоятельно решил помыть своего плюшевого медведя, доносились звуки, напоминающие потоп.
— Чёрт! — Дмитрий бросился к ванной, поскользнувшись на мокром полу.
В это мгновение зазвонил телефон. Звонила Света, его коллега — и, надо признать, женщина, которой он в последние недели уделял слишком много внимания. Дмитрий колебался, но всё же взял трубку, придерживая Мишу, который норовил вывернуться из рук.
— Привет, мы договаривались выпить кофе сегодня, — промурлыкала Света. — Ты освободишься?
Дмитрий растерялся. Они действительно «случайно» договорились встретиться в воскресенье, но сейчас это казалось невероятно далёким.
— Я… не могу. Я с сыном.
— О, — в её голосе звучало разочарование. — И твоя жена не может присмотреть за ним? Всего на пару часов?
— Нет, — резко ответил Дмитрий и тут же осознал, что точно так же говорил с Татьяной, когда она просила его остаться с Мишей из-за работы. — У неё важные дела.
— Важнее, чем муж? — Света хмыкнула, но в этот момент Миша выкрутился из рук Дмитрия и с радостным визгом помчался в гостиную.
— Мне нужно идти, — выпалил Дмитрий и сбросил звонок.
Догнав сына, он обнаружил его с тем самым блокнотом, о котором говорил Миша за обедом. Похоже, Татьяна забыла его, уходя в спешке.
Дмитрий взял блокнот, ожидая увидеть слово «развод» на первой странице. Вместо этого там был список в две колонки: «Почему стоит бороться» и «Почему стоит уйти». В правой колонке мелким почерком было выведено около десятка пунктов. В левой — всего три.
«Потому что когда-то любила», «Потому что он отец Миши» и «Потому что я всё ещё надеюсь».
Эта последняя строчка, выведенная дрожащей рукой, поразила Дмитрия в самое сердце.
Миша залез к нему на колени и серьёзно спросил:
— Папа, мама от нас уйдёт, как тётя Оля от дяди Серёжи?
Дмитрий обнял сына, не зная, что ответить. И только в этот момент он начал по-настоящему понимать, что может потерять.
Когда Татьяна вернулась, уже стемнело. Она тихо вошла в квартиру, словно не хотела никого тревожить. Заглянула в детскую — Миша спал, свернувшись калачиком и обняв своего плюшевого медведя. Дмитрий сидел на кухне, перед ним стояла чашка давно остывшего чая и лежал злополучный блокнот.
Татьяна замерла в дверном проёме.
— Ты рылся в моих вещах? — её голос звучал устало, без возмущения.
— Миша нашёл, — Дмитрий поднял взгляд. — «Потому что я всё ещё надеюсь». Это правда?
Татьяна медленно опустилась на стул напротив.
— Надежда умирает последней, — она горько усмехнулась. — Но иногда и она угасает.
— Это из-за Светы? — спросил Дмитрий, сам удивляясь своей прямоте.
Татьяна вздрогнула: — Ты понимаешь, о чём я?
Дмитрий кивнул: — Между нами ничего не было. Просто… внимание. Флирт. Глупость.
— Просто предательство, — тихо поправила Татьяна. — Не обязательно физическое, чтобы ранить.
Они молчали. За окном проехала машина, на мгновение осветив кухню фарами, высветив всё то, что долго оставалось в тени.
— Я устала, Дим, — наконец произнесла Татьяна. — Не от домашней работы. Не от Миши. Я устала чувствовать, что борюсь за нас одна. Что наша семья держится только моими силами. Что я растворяюсь в быте, а ты растворяешься… где-то там, — она неопределённо махнула рукой. — Я ведь тоже хочу быть женщиной, а не функцией.
Дмитрий смотрел на неё, словно впервые по-настоящему видел. Её усталые глаза. Тонкие морщинки в уголках губ, которых раньше не замечал. Изящные руки с обкусанными ногтями — признак стресса, который она всегда тщательно скрывала.
— Я купил продукты, — неожиданно сказал он. — Миша помогал выбирать. Там, правда, всё не совсем правильно… И я пытался приготовить ужин, но, кажется, котлеты подгорели.
Татьяна непонимающе смотрела на него.
— Я хочу попробовать, — продолжил Дмитрий. — По-честному. Не ради галочки. Не на один день. Я хочу научиться быть… партнёром. Настоящим.
— Почему сейчас? — в её голосе звучало недоверие. — Потому что испугался развода?
— Потому что сегодня Миша спросил, не уйдёшь ли ты от нас, как тётя Оля от дяди Серёжи, — Дмитрий сглотнул комок в горле. — И я понял, что это не просто твоя фантазия. Это уже реальность, в которой живёт наш сын. Мы уже теряем что-то важное. И ещё… — он достал из кармана свой телефон, нашёл последнее сообщение от Светы и молча показал Татьяне.
На экране было видно, что он заблокировал её номер.
— Это ничего не решает, — вздохнула Татьяна.
— Я знаю. Но это начало, — он робко протянул ей руку через стол. — Я не прошу простить сразу. Просто… давай попробуем. Вместе. Разделить всё — не только кров и сына, но и труд, и отдых, и внимание друг к другу.
Татьяна долго смотрела на его протянутую руку. Затем медленно накрыла её своей.
— Я не знаю, что из этого выйдет, — честно сказала она. — Но я тоже хочу попробовать. Ради Миши. Ради себя. И, может быть, ради нас.
Они сидели на кухне до глубокой ночи, разговаривая так, как не разговаривали уже много лет. Не о бытовых мелочах, а о том, что действительно важно. О разбитых надеждах и новых обещаниях. О страхах и мечтах. О том, как легко потерять друг друга в ежедневной рутине и как сложно найти путь обратно.
Утром их разбудил Миша, забравшийся к ним в кровать.
— А правда, что создавать дом — это семейное дело? — спросил он, с любопытством глядя на родителей. — Так бабушка вчера сказала.
— Правда, — ответила Татьяна и впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему. — И очень важное дело.
Дмитрий обнял их обоих, понимая, что впереди долгий путь и что одного дня озарения недостаточно. Придётся каждый день доказывать делом, что домашний труд — это не женская повинность, а общая ответственность. Что брак — это не статус, а ежедневный выбор быть вместе. И что любовь живёт не в громких словах, а в тихих, почти незаметных поступках.
А блокнот Татьяна сожгла в тот же вечер. И завела новый — с одной-единственной колонкой: «Почему мы справимся».
