— Катя, что за ерунду ты мне рассказываешь? — Ирина отложила в сторону стопку школьных тетрадей и устало помассировала переносицу. — Какая ещё Лиза? О чём идёт речь?
Соседка неловко топталась на пороге. В её взгляде смешались жалость и жгучее любопытство — та самая гремучая смесь, которая побуждает людей делиться самыми страшными тайнами.
— Ира, милая… — Катя осторожно сделала шаг через порог. — Та маленькая девочка, что была с Павлом Николаевичем в супермаркете. Курносенькая такая. Он её назвал дочкой, а она…
Ирина почувствовала, как что-то ледяное сжимает её в груди. Восемь лет совместной жизни научили её улавливать невысказанное, особенно когда это касалось мужа. Павел всегда был скрытным, но последние месяцы в его поведении появилось нечто новое — какая-то нервозность, стремление как можно быстрее свернуть любые разговоры, касающиеся его работы.
— Говори уже прямо, — тихо, почти шёпотом, попросила Ирина.
— Она называла его папой. И она очень похожа на… У неё точно такие же глаза, как у твоего Максима.
Мир Ирины в этот момент сузился до размеров маленькой кухни. Тетради на столе, чуть горьковатый запах остывшего ужина, тиканье старых настенных часов — всё это внезапно стало чужим, как некачественная декорация. Она будто наблюдала за своей жизнью через толстое, искажающее стекло.
Вечером, после того как Максим, сын, уснул над учебниками, и Павел вернулся со своей очередной длительной командировки, Ирина села напротив мужа за кухонным столом. Она долго и пристально рассматривала его лицо — знакомое до мельчайших морщинок, до небольшого шрама над левой бровью, который он получил в детстве.
— Паша, нам нужен очень серьёзный разговор, — начала она. — О Лизе.
Муж замер, ложка с супом остановилась на полпути ко рту. На долю секунды его лицо стало абсолютно пустым, потом он медленно поставил ложку обратно в тарелку.
— Откуда ты узнала? — спросил он с невыносимой усталостью в голосе.
Не «О какой Лизе ты говоришь?», не попытка отшутиться, не гневное отрицание. Просто «Откуда ты узнала?». И в этот момент Ирина поняла — всё сказанное Катей было абсолютной правдой. Весь её упорядоченный, аккуратный мир, построенный на непоколебимом доверии и совместных планах, рухнул, словно карточный домик.
— Не имеет значения, откуда, — её голос звучал на удивление ровно. — Важно, что будет дальше.
Павел провёл ладонью по лицу. Он выглядел как человек, который не один год тащил на себе тяжелейший груз и наконец получил возможность поставить его на землю.
— Ира, это вышло не нарочно. Я же часто в командировках, ты знаешь, как это бывает… Оля, она работала в той столовой в городе Житомир. Она была хорошая, очень простая женщина. Я не планировал, никогда не хотел…
— Сколько лет девочке? — перебила его Ирина.
— Восемь.
Восемь лет. Лиза родилась, когда Максиму было всего четыре года. Ирина отлично помнила тот период — это было самое сложное время в их браке. Павел только начинал ездить в длительные командировки, денег катастрофически не хватало, а она пыталась совмещать преподавание в школе с воспитанием маленького сына.
— А что с её матерью?
— Оли больше нет, — Павел отвёл взгляд в сторону. — Несчастный случай, полгода назад. Лиза осталась одна, её к себе забрала бабушка, но та уже очень старенькая, больная. Ей тяжело.
Ирина откинулась на спинку стула. В голове медленно, но верно складывалась целая картина: муж, который изменил ей восемь лет назад, потом благополучно об этом «забыл» и жил с ней как ни в чём не бывало. Женщина, которая в одиночестве растила его ребёнка. И девочка-сирота, которая сейчас остро нуждалась в помощи.
— И что ты предлагаешь? — спросила она.
— Я думал… — Павел неуверенно взглянул на жену. — Может быть, мы возьмём её к себе? Временно, пока мы не придумаем, как её как-то устроить…
— Временно, — повторила Ирина. — Как временный ребёнок от временной любовницы для временно разрушенной семьи.
— Не говори так. Лиза совершенно ни в чём не виновата.
— А я виновата?
Павел замолчал. За окном завывал осенний ветер, где-то громко хлопнула форточка. Ирина слушала эти звуки и думала о том, как быстро может измениться человеческая жизнь. Ещё утром она была счастливой женой и матерью, строила планы на выходные, думала, что приготовить на ужин. А сейчас…
— Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело, — осторожно начал Павел. — Но ты подумай о девочке. У неё больше никого нет.
— У неё есть отец, — сухо ответила Ирина. — Только он почему-то восемь лет делал вид, что она просто не существует.
— Я не знал, что Оля беременна, когда уехал! Узнал только через два года, когда снова оказался в городе Житомир.
— И что же ты делал оставшиеся шесть лет?
— Помогал финансово. Отправлял ей средства.
Средства. Ирина вспомнила, как иногда удивлялась, почему у них так туго с деньгами, хотя Павел, казалось бы, неплохо зарабатывает. Теперь всё стало на свои места.
Следующие несколько дней прошли в какой-то сюрреалистической, нереальной атмосфере. Ирина продолжала ходить на работу, проверять тетради, объяснять ученикам алгебраические формулы. Но внутри неё всё горело и рассыпалось.
Особенно невыносимыми были вечера. Павел изо всех сил пытался вести себя как обычно — рассказывал о работе, интересовался делами, помогал Максиму с домашней работой. И Ирина с ужасом осознавала: для него, похоже, ничего не изменилось. Он просто выложил свою тайну на стол, а теперь ждал, что жизнь вернётся в прежнее русло, как будто ничего и не было.
— Мам, а что случилось с папой? — спросил Максим на третий день, когда они мыли посуду после ужина. — Вы почти не общаетесь.
Ирина посмотрела на сына. Двенадцатилетний, но уже очень наблюдательный. Высокий, с серьёзными серыми глазами — точная копия отца. Как же ей объяснить ему, что у него внезапно появилась сестра? Что его отец…
— У нас с папой возникли сложности, — сказала она как можно осторожнее. — Взрослые проблемы.
— Из-за той девочки?
Ирина уронила тарелку. Та звонко стукнулась о дно раковины, но, к счастью, не разбилась.
— Откуда ты знаешь о девочке?
— Я слышал, как вы разговаривали. Папа говорил про какую-то Лизу, а ты плакала.
Плакала. Ирина даже не помнила, что плакала, но, видимо, слёзы всё-таки были. Просто она их не заметила.
— Максим, это очень запутанная ситуация. Папа… — Она запнулась, не зная, как именно объяснить.
— Он изменил тебе, да? И у него есть ребёнок от другой женщины.
Ирина обернулась к сыну. В его взгляде не было детского любопытства. Была взрослая печаль и какое-то глубокое, тревожное понимание.
— Откуда ты знаешь такие вещи?
— Я же не маленький, мам. А ещё у нас в классе у Игоря Волкова такая же история была. Только его мама простила папу, и теперь у них в доме живёт чужая тётка с ребёнком. Игорь говорит, что дома теперь постоянные скандалы.
Ирина опустилась на табуретку рядом с сыном. Как же стремительно дети взрослеют, когда жизнь их к этому принуждает.
— Максим, а что бы ты сделал на моём месте?
Мальчик задумался, покрутил в руках мокрую чашку.
— Я не знаю. Наверное, это зависит от того, что для тебя важнее — сохранить семью или сохранить себя саму.
«Сохранить себя». Двенадцатилетний ребёнок сформулировал то, до чего она сама никак не могла дойти. Ирина всё это время думала о семье, о Павле, о несчастной девочке-сироте. Но ни разу не спросила себя — а что будет с ней самой?
В субботу приехала Татьяна Сергеевна, мать Павла. Пожилая женщина с железной хваткой и чётким, нерушимым пониманием того, как именно должна быть устроена правильная жизнь. Она всегда относилась к Ирине немного снисходительно — дескать, повезло её сыну, что такая хозяйственная жена досталась.
— Ирочка, — начала она без лишних предисловий, усаживаясь за кухонный стол, — я в курсе всех ваших проблем. Паша мне всё рассказал. Но ты ведь понимаешь: девочку просто так бросить невозможно?
— Татьяна Сергеевна, я понимаю, что ситуация очень сложная…
— Вот именно! Сложная. И решать её нужно, конечно, по-человечески. Девочка осталась сиротой, а у неё есть родной отец. Значит, он обязан её забрать.
— Он может забрать её к себе, — спокойно ответила Ирина. — Я вовсе не против.
— Как «к себе»? — возмутилась свекровь. — Он же постоянно мотается по командировкам! Кто за ребёнком будет присматривать?
— Вы, например. Или он может просто сменить работу.
Татьяна Сергеевна посмотрела на невестку так, словно та предложила немедленно продать почку.
— Ира, ты что, совершенно сошла с ума? Какую работу менять? Он там прекрасные деньги зарабатывает! А мне семьдесят лет, куда мне с маленьким ребёнком? Нет, ты должна помочь. Ты ведь женщина, тебе это проще.
— Мне проще воспитывать дочь любовницы моего мужа?
— Ну что ты такое говоришь! — поморщилась Галина Петровна. — Какая любовница, что за слова такие? Было, да сплыло. Мужчины, они все не без греха. А женщина должна уметь быть мудрее.
— Мудрее, — повторила Ирина. — То есть, если муж изменяет, жена должна это простить, а потом ещё и детей его содержать?
— А что тут такого ужасного? Подумаешь! У моей соседки муж вообще завёл вторую семью, так ничего, живут. И у первой жены дети есть, и у второй. Все как-то приспосабливаются.
— Татьяна Сергеевна, а вы у Павла спрашивали, готов ли он содержать мою дочь от другого мужчины?
— При чём тут это? У тебя нет дочери от другого мужчины!
— А если вдруг будет?
Свекровь растерянно захлопала глазами.
— Что за нелепые глупости ты говоришь?
— Никаких глупостей. Я просто хочу понять вашу логику. Если мужчине разрешено изменять, а жене нужно прощать и воспитывать чужих детей, то почему нельзя наоборот?
— Это совершенно другое!
— Чем же?
Татьяна Сергеевна явно запуталась в собственной логике. Она несколько раз открывала рот, чтобы что-то сказать, и замолкала, а потом решила применить новую тактику.
— Ирочка, ну ты же такая хорошая, добрая. Пожалей девочку! Она ведь несчастная, без мамы осталась.
— Я её жалею, — честно сказала Ирина. — Но жалость — это никак не основа для семейных отношений. Я не готова принять ребёнка, рождённого от измены. И не готова больше жить с человеком, который меня предал.
— Да что за «предательство» такое? Подумаешь, согрешил мужик! С кем в жизни не бывает!
— Со мной не бывает.
— Ну так ты же женщина!
— И что это меняет?
Разговор окончательно зашёл в тупик. Татьяна Сергеевна не могла понять, почему невестка не хочет быть «мудрой женщиной» и решить проблему ценой собственных интересов. А Ирина не могла понять, почему она должна нести ответственность за чужие безответственные решения.
Вечером того же дня Ирина сидела в спальне и методично складывала вещи Павла в его чемодан. Делала это медленно, очень тщательно — складывала рубашки, аккуратно сворачивала ремни, укладывала носки. Будто совершала какой-то важный, прощальный ритуал.
В дверях появился Павел.
— Что ты делаешь?
— То, что должна была сделать сразу же, как только узнала всю правду.
— Ира, не торопись. Давай мы ещё раз всё обсудим…
— Что обсуждать, Паша? — Она не обернулась, продолжая складывать его вещи. — То, что ты восемь лет мне врал? Или то, что у тебя есть дочь, о которой я узнала совершенно случайно?
— Я не врал. Я просто предпочитал не говорить.
— Это называется ложью умолчания.
— Ну хорошо, врал! А что мне оставалось делать? Ты бы разве поняла?
Ирина наконец обернулась. В глазах мужа была растерянность и какая-то детская, несправедливая обида.
— Не знаю, поняла бы или нет. Но у меня был бы выбор. А ты его у меня просто отнял.
— Какой выбор?
— Остаться с тобой или уйти. Восемь лет назад я могла бы принять решение, зная всю правду. А сейчас я обнаруживаю, что всё это время жила в выдуманном, иллюзорном мире.
Павел сел на край кровати, опустил голову.
— Я думал, так будет лучше, если ты не будешь знать. Зачем расстраивать тебя из-за того, что уже невозможно изменить?
— А теперь, значит, можно изменить?
— Сейчас-то совсем другая ситуация! Оля умерла, девочка осталась одна…
— Паша, ты себя слышишь? Сейчас тебе стало удобно рассказать мне правду, потому что тебе нужна моя помощь. А восемь лет назад было неудобно, и ты просто молчал.
— Я же не специально! Просто так вышло…
— У тебя всё «просто так вышло». Измена — просто так получилась. Ребёнок — просто так получился. Восемь лет непрерывного вранья — тоже «просто так» получились.
Ирина застегнула чемодан и поставила его у двери.
— А теперь «просто так» получается, что я не хочу больше жить с тобой.
— Ира, ну подумай о Максиме! Ты же разрушаешь нашу семью!
— Я? — Ирина горько рассмеялась. — Это я разрушаю? Паша, когда ты мне изменял, ты думал о нашей семье? Когда скрывал второго ребёнка — думал о сыне?
— Я пытался вас защитить…
— Защитить от чего? От правды о том, какой ты на самом деле человек?
Павел поднял голову, посмотрел на жену умоляюще.
— Ира, я всё исправлю. Честное слово! Мы возьмём Лизу, я брошу все эти командировки, найду постоянную работу здесь. Будем жить нормальной семьёй.
— Нормальной семьёй, — повторила Ирина. — Где жена воспитывает дочь любовницы мужа и делает вид, что ничего не произошло. Где дети не знают, можно ли доверять своему отцу. Где все молчат и притворяются.
— Это же временно! Потом всё наладится…
— Ничего не наладится. Паша, я тебе больше не верю. И если нет доверия, то зачем всё это нужно?
Она взяла чемодан и вышла из спальни. Павел последовал за ней.
— А как же Лиза? Что мне с ней делать?
— Это твоя дочь, и это твоя проблема. Ты же мужчина, ты же отец. Вот и решай.
— Я не справлюсь в одиночку!
— А я справлялась, когда ты пропадал в своих командировках по полгода. Ничего, как-то выкручивалась.
— Это другое!
— Чем же?
Павел замолчал. Ирина поставила чемодан у входной двери.
— До понедельника найди себе жильё. Я подаю на развод.
— Ира, но мы же любим друг друга!
Она обернулась к мужу. Знакомое лицо, знакомый голос. Человек, с которым она прожила восемь лет, делила постель, строила планы, растила сына. И сейчас он был для неё совершенно чужим.
— Ты любишь, Паша? Или просто очень сильно привык?
— Конечно, люблю!
— А я не знаю. Я думала, что люблю тебя. А оказалось, что любила человека, которого не существовало. Тот Павел, которого я любила, был не способен на измену и на восемь лет вранья.
— Люди меняются…
— Да, меняются. И я тоже изменилась. Три дня назад я была готова простить многое ради сохранения семьи. А сейчас понимаю, что семья, построенная на такой чудовищной лжи, мне просто не нужна.
В понедельник утром Ирина проводила Максима в школу и пошла на работу как обычно. Весь день вела уроки, проверяла контрольные, отвечала на вопросы коллег о том, почему она такая грустная. Говорила, что просто очень устала.
А вечером, вернувшись домой, обнаружила, что Павла больше нет. Он забрал свои вещи и оставил записку: «Уехал забирать Лизу. Твоё решение действительно окончательно?»
Ирина скомкала записку и выбросила её в мусорное ведро. Потом достала телефон и написала короткое сообщение: «Окончательно».
Ответа не последовало.
Максим вернулся из школы около четырёх, как обычно сделал уроки, поужинал. За столом он внезапно спросил:
— Мам, а ты как себя чувствуешь?
— Странно, — честно ответила Ирина. — Немного грустно, но в то же время… очень легко. Как будто сбросила с плеч что-то невыносимо тяжёлое.
— Я рад, что ты его не простила, — тихо сказал мальчик.
— Почему?
— Потому что это было бы неправильно. Если папа мог так поступить с тобой, он мог бы и со мной так поступить. И вообще… — Максим помолчал. — Игорь Волков говорит, что после того, как к ним чужая тётка с ребёнком переехала, его родители стали ненавидеть друг друга. Они живут вместе, но как чужие.
— А тебе не жаль папу?
— Жаль. Но не так сильно, как тебя.
Вечером, после того как Максим уснул, Ирина сидела на кухне с чашкой чая и думала о том, что её ждёт впереди. Начиналась новая жизнь — без мужа, но и без постоянного напряжения, тревоги и недоверия. Без чужого ребёнка, которого она, скорее всего, так и не смогла бы полюбить. Без необходимости притворяться, что ничего не произошло.
Было страшно. Но в то же время — спокойно.
На телефоне высветилось сообщение от неизвестного номера: «Это Татьяна Сергеевна. Ира, одумайся! Паша забрал девочку, но он не сможет справиться один. Ты же сама это понимаешь».
Ирина посмотрела на сообщение и удалила его, не отвечая.
Потом написала в чат родительского комитета своего класса: «У кого есть контакты хорошего юриста по семейным делам?»
Как же часто за «мудростью» и «сохранением семьи» скрывается банальный женский страх остаться одной и нежелание родственников брать на себя ответственность. Ирина сделала самый трудный выбор: сохранить себя и своего ребёнка от жизни, построенной на многолетней лжи.
А как вы считаете, должна ли женщина в такой ситуации думать прежде всего о «несчастном ребёнке» мужа или о своём собственном сыне и своём психическом здоровье?
