Наша кухня всегда была маленькой. Шесть квадратных метров, заставленных мебелью. Мама говорила — уютно. Но в тот вечер мне показалось, что стены сжимаются, словно в дешёвом фильме.
— Ты бы видела своё лицо, когда споткнулась на сцене! — Катька, моя старшая сестра, давилась смехом, размазывая тушь по щекам. — Это было… это было…
Она не могла договорить, захлёбываясь хохотом. Мама рядом улыбалась, пытаясь сохранить серьёзное выражение лица. Не получалось.
— Я рада, что вам весело, — процедила я, ковыряя вилкой остывшую картошку.
А внутри… внутри что-то надломилось. Понимаете? В тот момент я поняла — они не со мной. Они вместе, а я одна. И всегда была одна.
Школьный концерт. Мне шестнадцать лет. Моё первое сольное выступление. «Ты справишься,» — говорила учительница по вокалу. И я верила. Готовилась две недели, репетировала до хрипоты. А потом — эти дурацкие провода от микрофона. Я запнулась. Упала. Зал засмеялся.
Но знаете, что хуже смеха трёхсот подростков? Смех твоей семьи. Тех, кто должен быть на твоей стороне. Всегда.
— Лен, ну чего ты? — Мама протянула руку, пытаясь погладить меня по плечу. — Это же просто забавно. Все падают.
— Не все, — отрезала я и встала из-за стола. Тарелка с недоеденным ужином осталась нетронутой. — И не все потом становятся посмешищем в собственном доме.
Катька закатила глаза:
— Драма включилась. Господи, как же с тобой сложно!
Я хлопнула дверью своей комнаты так, что штукатурка посыпалась. Ну, мне так казалось. На самом деле, наверное, просто звук был громкий. И слёзы. Чёрт, как же я ненавидела эти слёзы! Горячие, предательские. Они всегда приходили некстати.
Я сидела на кровати, обхватив колени руками, и слушала, как они продолжают смеяться на кухне. Теперь уже над моей реакцией. «Бедная Ленка», «в кого такая уродилась». Я слышала обрывки фраз сквозь тонкие стены нашей квартиры. И что-то решала для себя. Что-то очень важное.
— Доброе утро, — я вошла на кухню с улыбкой. Широкой, искренней, как будто вчерашнего вечера не было.
Мама удивлённо подняла брови:
— Выспалась?
— Лучше всех, — я налила себе кофе и присела рядом с Катькой, которая сонно листала ленту в телефоне. — У меня идея.
— Что? — спросила сестра, не отрываясь от экрана.
— Помнишь, ты говорила, что хочешь попробовать себя в выступлениях? Открытый микрофон или что-то такое?
Катька оторвалась от телефона. В её глазах мелькнул интерес:
— Допустим.
— Так вот, — я отхлебнула кофе, — мой учитель по вокалу сказал, что в эту пятницу будет конкурс талантов в ДК. Любой жанр, любой формат. Призовой фонд — пятьдесят тысяч.
— И что? — Катька пожала плечами, но я видела — клюнула.
— Ничего. Просто подумала, что тебе было бы интересно. Ты же всегда говорила, что у тебя талант к публичным выступлениям.
Это была правда. Катерина грезила славой с детства. Пела в душе, танцевала перед зеркалом, представляя себя звездой. Но дальше фантазий никогда не заходило. Страх, наверное. Или лень. А может, просто не было правильного толчка.
— Ты это серьёзно? — мама присоединилась к разговору. — Катюш, это же отличная возможность!
— Ага, — поддакнула я. — Жюри будет серьёзное. Говорят, даже кто-то из медийных лиц приедет.
Это была моя первая ложь в цепочке событий, которые я запустила тем утром. Небольшая, безобидная… Подумаешь.
— А ты что, не будешь участвовать? — спросила Катька с подозрением.
Я пожала плечами:
— После вчерашнего? Нет уж, спасибо. Моя карьера на сцене официально закончена.
Вторая ложь. Но тоже совсем крошечная.
Следующие три дня наша квартира превратилась в репетиционную базу. Катька выбрала песню — какой-то попсовый хит, который крутили по всем радиостанциям. Мама помогала с костюмом. А я была идеальной младшей сестрой. Поддерживала, хвалила, давала советы.
— Может, здесь чуть медленнее? — предлагала я, когда Катька в десятый раз прогоняла номер.
— Думаешь? — она останавливалась, вытирая пот со лба.
— Абсолютно. Так будет драматичнее.
И она слушала. Доверяла. Кто бы мог подумать, что моё мнение вдруг стало для неё важным? Смешно, правда?
Вечером перед конкурсом мы сидели в Катькиной комнате. Она нервничала, перебирая блёстки для макияжа.
— А вдруг я забуду слова? Или голос сорвётся? Или…
— Всё будет отлично, — я положила руку ей на плечо. — Ты потрясающая. Правда.
Она улыбнулась с благодарностью:
— Знаешь, я никогда не думала, что ты так меня поддержишь. После того, как мы…
— Забей, — перебила я. — Семья есть семья, верно? В важные моменты мы должны быть вместе.
Третья ложь. Самая большая из всех.
ДК «Строитель» — унылое здание из серого кирпича. Внутри пахло пылью и старыми креслами. Мы пришли за час до начала. Мама суетилась вокруг Катьки, поправляя макияж и взъерошенные от волнения волосы. Я держалась чуть в стороне, разглядывая других участников.
— Не так много народу — прошептала Катька.
— Ты всех сделаешь, — подбодрила я. — Иди регистрируйся, а мы с мамой займём места в зале.
Когда Катька скрылась за дверью гримёрки, мама повернулась ко мне:
— Спасибо, Лен. Я рада, что вы с сестрой нашли общий язык.
Я улыбнулась:
— Всегда пожалуйста.
Мы заняли места в третьем ряду. Я поглядывала на часы. Шоу должно было начаться с минуты на минуту.
— Странно, что нет никаких объявлений, — пробормотала мама, озираясь по сторонам. — И людей маловато для такого события…
Я пожала плечами:
— Может, ещё подтянутся.
Прошло десять минут. Потом ещё десять. Зал оставался полупустым. Никакого жюри, никаких медийных лиц. Только смотритель, протирающий тряпкой пыль со сцены.
— Что-то не так, — мама нахмурилась. — Пойду узнаю.
Она встала и направилась к администратору. Я видела, как они разговаривают — сначала спокойно, потом всё более эмоционально. Мама размахивала руками, администратор пожимал плечами.
Когда она вернулась, её лицо было белым от гнева:
— Никакого конкурса сегодня нет. Вообще никакого. ДК арендовали для репетиции детского хора, которая начнётся через полчаса.
Я сделала удивлённое лицо:
— Как так? Но учитель говорил…
— Твой учитель? — мама прищурилась. — Тот самый, который на больничном уже две недели?
Я не учла этот момент. Глупо, очень глупо.
В этот момент из-за кулис выбежала Катька. Её лицо было искажено яростью и стыдом.
— Ты! — она ткнула в меня пальцем. — Ты всё это подстроила!
Люди в зале начали оборачиваться. Кто-то даже достал телефон, предвкушая скандал.
— О чём ты? — я попыталась изобразить недоумение, но получилось плохо.
— Здесь нет никакого конкурса! — Катька подлетела ко мне, хватая за плечи. — Ты заставила меня готовиться, репетировать, нервничать… ради чего? Чтобы посмеяться?
— А разве это не весело? — я улыбнулась, глядя ей прямо в глаза. — Разве не смешно, когда кто-то выставляет себя дураком? Все же падают, верно? Все ошибаются. Все становятся посмешищем…
Мама схватила меня за руку:
— Что ты несёшь? Зачем ты это сделала?
— Затем, что вы смеялись надо мной, — я вырвала руку. — Вы сидели на кухне и наслаждались моим позором. А теперь не нравится быть на моём месте?
Катька отступила на шаг. В её глазах стояли слёзы — горячие, предательские. Точно такие же, как у меня несколько дней назад.
— Ты… — она покачала головой, не находя слов.
— Вы даже не извинились — продолжала я тихо. — Ни один из вас не сказал:
«Прости, мы не должны были смеяться».
Вы просто решили… Что мои чувства ничего не значат.
Мама выглядела растерянной:
— Лена, но это же была просто шутка…
— Для вас — да. А для меня? — я покачала головой. — Знаете, что самое смешное? Я действительно хотела, чтобы Катя выступила. Чтобы показала себя.
— Тогда зачем весь этот цирк? — прошептала Катька.
— Чтобы вы поняли, каково это — быть преданным теми, кому доверяешь.
Я развернулась и пошла к выходу. За спиной слышала, как Катька всхлипывает, как мама пытается её утешить. Внутри было пусто. Никакого удовлетворения, никакого торжества. Только пустота.
Домой я вернулась поздно. Бродила по парку, сидела на лавочке, смотрела на пруд. Думала.
В квартире было тихо. На кухне горел свет. Я хотела проскользнуть в свою комнату незамеченной, но…
— Лен, — позвала мама. — Зайди, пожалуйста.
Я вздохнула и толкнула дверь кухни. Мама сидела за столом, перед ней стояла чашка с чаем. Одна.
— Где Катя? — спросила я, не садясь.
— У подруги. Сказала, что не хочет тебя видеть.
Я кивнула:
— Понятно.
— Нет, не понятно, — мама потёрла виски. — Ничего не понятно, Лена. Зачем ты устроила весь этот спектакль? Неужели нельзя было просто сказать, что тебе больно?
— А вы бы услышали? — я прислонилась к дверному косяку. — Или снова посмеялись бы надо мной?
Мама долго молчала…
— Знаешь — наконец произнесла она. — Когда ты была маленькой. Ты всегда переживала всё очень глубоко. Падала — плакала так, будто мир рушится. Радовалась — светилась, как солнце. Я думала, что со временем ты станешь… сдержаннее.
— Как Катя?
— Как большинство людей, — мама вздохнула. — Мир жесток, Лена. Он смеётся над падениями, над ошибками, над слабостями. Я просто хотела, чтобы ты научилась не принимать всё близко к сердцу.
— И решила, что лучший способ — посмеяться вместе с этим жестоким миром?
Она опустила глаза:
— Я ошиблась. Мы обе ошиблись.
Я медленно подошла к столу и села напротив:
— Знаешь, что самое забавное? Я действительно записала Катю на конкурс талантов. Настоящий. Он будет через две недели в клубе «Орион». Я отправила заявку от её имени ещё месяц назад.
Мама подняла на меня изумлённый взгляд:
— Что? Но зачем тогда…
— Потому что хотела, чтобы она почувствовала то же, что и я. Страх перед выступлением. Неуверенность. А потом — облегчение, когда понимаешь, что всё это было не по-настоящему.
— Это… жестоко, Лена.
— Да, — согласилась я. — Жестоко. Как смеяться над чьей-то болью.
Мы сидели в тишине. Маленькая кухня, шесть квадратных метров. Стены больше не казались сжимающимися. Просто стены. Просто кухня.
— Мне жаль, — наконец произнесла мама. — Правда жаль. Мы не должны были смеяться над тобой.
Я кивнула:
— И мне жаль. То, что я сделала с Катей… это было слишком.
— Она простит, — мама слабо улыбнулась. — Не сразу, но простит.
— А настоящий конкурс? Думаешь, она захочет участвовать после всего этого?
Мама задумалась:
— Знаешь, может быть. Катя всегда мечтала о сцене, просто боялась. А сегодня… сегодня она уже пережила самое страшное. Фальшивый провал. После этого настоящее выступление может показаться не таким пугающим.
Я впервые за весь день улыбнулась по-настоящему:
— Было бы здорово. Она талантливая, правда.
— Вся в тебя, — мама протянула руку через стол и сжала мою ладонь. — Вы обе очень талантливые. И очень разные. И я люблю вас… такими, какие вы есть.
Прошло две недели
Мы с мамой сидели в зале клуба «Орион», ожидая, когда объявят Катю. Она всё-таки решила участвовать. После долгих разговоров, слёз и, да, примирения.
— Волнуешься? — спросила мама, глядя, как я кусаю губы.
— Больше, чем когда сама выступала, — призналась я.
— Она справится, — мама сжала мою руку. — Вы обе сильнее, чем кажетесь.
Когда Катя вышла на сцену, зал замер. Она была прекрасна — в простом чёрном платье, с убранными назад волосами. Никаких блёсток, никакой попсы. Джазовая баллада — глубокая, чувственная.
Первые ноты, и я поняла — это не просто выступление. Это… признание. В песне говорилось о прощении, о семье, о том, как легко ранить тех, кого любишь. И как важно находить путь обратно друг к другу.
Когда она закончила, зал взорвался аплодисментами. Я хлопала громче всех, не скрывая слёз. Но теперь это были другие слёзы — светлые, очищающие.
Катя заняла второе место. Не победа, но близко. И когда мы обнимались после церемонии награждения, она шепнула мне на ухо:
— Спасибо, что заставила меня пройти через это.
— Я не должна была…
— Должна, — она отстранилась, глядя мне в глаза. — Иногда нам нужна встряска, чтобы понять очевидные вещи. Я сегодня здорово сомневалась бы перед выходом на сцену, если бы не пережила тот позор. И… я никогда не поняла бы, каково тебе было, если бы не оказалась на твоём месте.
Мы вышли на улицу втроём — мама, Катя и я. Семья. Настоящая, несовершенная, иногда жестокая, но всё-таки семья.
— Мороженое? — предложила мама. — В честь нашей звезды?
— И будущей звезды, — добавила Катя, толкая меня плечом. — Следующий конкурс — твой, сестрёнка.
Я рассмеялась:
— Договорились. Но никаких розыгрышей, хорошо?
— Никаких, — пообещала Катя. — Только поддержка. Всегда.
И мы пошли по вечерней улице — семья, учащиеся понимать и прощать друг друга. Впереди было много ошибок, много слёз, много смеха. Но теперь я знала — мы справимся. Вместе.
Потому что семья — это не те, кто никогда не ранит тебя. Это те, кто находит силы исцелить раны, которые нанёс. И продолжать любить, несмотря ни на что.
