Холодильник слегка гудел в углу кухни. Старая модель «Атлант», которую они купили еще на свадьбу. Миша сидел за столом, покрытым выцветшей клеенкой с узором из фруктов, и бездумно водил пальцем по царапине возле края. Вторая чашка недопитого кофе стояла напротив. Ольга ушла в спальню, не дослушав.
— Я просто не понимаю, почему мы должны снова ехать к твоим, — его голос звучал приглушенно, словно боялся, что жена все-таки услышит. — Каждые выходные одно и то же.
Из спальни не доносилось ни звука. Только шторы колыхались от сквозняка, и где-то за стеной соседский ребенок стучал по полу игрушкой. Миша подошел к окну. Двор их многоэтажки, серый и унылый, был пуст. На детской площадке, заставленной машинами, сиротливо качались качели.
— Я понимаю, что они пожилые, — продолжил он, зная, что Ольга все равно слышит. — Но у меня своя жизнь. Своя работа. Мы видимся с ними чаще, чем со своими друзьями.
В дверном проеме появилась Ольга, тридцатипятилетняя женщина с уставшими глазами и волосами, собранными в небрежный пучок. На ней был домашний свитер, растянутый на локтях.
— Знаешь, что бы тебе сказала моя мама? — она скрестила руки на груди. — «Хороший зять должен помогать родителям своей жены». Сколько раз я это слышала…
Миша усмехнулся.
— Да, а еще добавила бы, что ее зятю не повезло. Вечная песня.
— Они старые, Миш. Мама после этого перелома еле ходит.
— Семьдесят пять — это не сто пять. И ходит она нормально. Просто любит, когда вокруг нее все пляшут.
— Ну начинается, — Ольга отвернулась, взяла телефон со стола и начала листать ленту новостей. — Можешь не ехать, я сама.
— И в чем смысл? Твоя мама опять скажет, что я никудышный муж и зять, а отец будет молча смотреть в сторону. Праздник.
Телефон Ольги завибрировал. Она взглянула на экран и вздохнула.
— Это мама. Звонит в третий раз за утро… — Ольга нажала на кнопку и поднесла телефон к уху. — Да, мам.
Миша наблюдал, как лицо Ольги менялось в процессе разговора — от усталого раздражения до тревоги. Он слышал пронзительный голос Веры Николаевны, доносившийся из динамика.
— Да, мам… Конечно… Нет, сегодня не сможем… Потому что у Миши работа… Нет, никто тебя не бросает… Хорошо, мы приедем завтра…
Когда разговор закончился, Ольга устало опустилась на стул.
— Она говорит, что ей стало хуже. Просит привезти какие-то новые таблетки. И еще сказала, что кран на кухне подтекает.
Миша сжал кулаки так, что костяшки побелели.
— Мы были там позавчера. Все было нормально и с ее здоровьем, и с краном.
— Она одинокая, Миш.
— У нее есть твой отец!
— Ты же знаешь, какие у них отношения. Он для нее как мебель.
Миша подошел к окну и прислонился лбом к холодному стеклу. Машины во дворе, сосны, качающиеся на ветру, мальчик на велосипеде, объезжающий лужи.
— Ладно, — наконец сказал он. — Поеду сегодня один. Посмотрю, что с краном, отвезу таблетки. Но это в последний раз, Оль. Нужно что-то менять.
Дом родителей Ольги стоял на окраине поселка — деревянный, с покосившимся крыльцом и старым яблоневым садом. Когда-то яркий голубой цвет стен выгорел до блеклого серо-голубого. Во дворе Геннадий Иванович пытался заделать дыру в заборе — тщетно прибивал доску, которая тут же отваливалась.
Миша вышел из машины и поздоровался с тестем. Тот слабо кивнул в ответ, не отрываясь от работы.
— А Оля не приехала? — спросил Геннадий Иванович, когда Миша подошел ближе.
— Нет, сегодня только я. Что с забором?
— Да вот, совсем прогнил, — тесть выпрямился, потирая поясницу. Высокий седой мужчина с морщинистым лицом и потухшими глазами. — Вера меня пилит третий день, говорит, что через дыру куры соседские лезут.
— Давайте помогу.
Миша взял молоток, и вдвоем они быстро справились с ремонтом. Уже заканчивая, Миша заметил, что тесть выглядит устало, ссутулившись больше обычного.
— Все нормально? — спросил он.
Геннадий Иванович оглянулся на дом и понизил голос.
— Слушай, Миша… Ты это… Не обижайся на Веру. Она всегда такая была. Характер тяжелый. Но ты не думай, я ценю, что вы помогаете. Особенно ты.
В этот момент входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышла Вера Николаевна — полная женщина с крашеными каштановыми волосами, собранными в строгий пучок, и недовольным выражением лица.
— О, явился, — сказала она вместо приветствия. — А Оля где?
— Здравствуйте, Вера Николаевна, — Миша подошел к крыльцу. — Оля на работе. Я привез вам лекарства и продукты. И кран посмотрю.
— На работе она, как же, — проворчала Вера Николаевна, но посторонилась, пропуская Мишу в дом. — В воскресенье-то? Наверное, решила, что нет смысла к родной матери ехать.
В доме пахло лекарствами и сыростью. Старые обои местами отходили от стен, на потолке виднелись желтые разводы от протекавшей когда-то крыши. В углу жужжал старый холодильник «ЗИЛ», которому было, наверное, лет сорок. На кухонном столе лежали разложенные таблетки по дням недели.
— Кран вот течет, — Вера Николаевна указала на раковину. — И свет в ванной мигает. И телевизор барахлит. Все сразу сломалось, как назло.
Миша осмотрел кран. Он был абсолютно исправен, только прокладка немного износилась, из-за чего скапливалась влага.
— Да тут все нормально, — сказал он. — Просто прокладку заменю для профилактики.
— А мне всю ночь вода капала, спать не могла, — настаивала теща. — А отцу твоему хоть потоп, все равно храпит как ни в чем не бывало.
Она села за стол и начала перебирать пакеты с лекарствами, которые привез Миша.
— Ты это все в аптеке брал? — спросила она подозрительно. — А то сейчас такие лекарства продают, одна химия. А мне нельзя химию, у меня сердце.
— В обычной аптеке, Вера Николаевна, — терпеливо ответил Миша, заменяя прокладку. — Все по вашему рецепту.
Пока он возился с краном, в кухню зашел Геннадий Иванович и молча сел у окна, глядя во двор.
— Гена, ты руки помыл? — строго спросила Вера Николаевна. — После своего забора-то?
— Помыл, Вера, помыл, — тихо ответил тесть.
— Сидит как истукан, — продолжала Вера Николаевна, обращаясь к Мише, словно мужа в комнате не было. — Целыми днями молчит, только по своему огороду ходит. Никакой помощи от него, всю жизнь так.
Миша заметил, как Геннадий Иванович слегка сжался, но промолчал.
— А вот соседка наша, Лидия Петровна, — не унималась теща, — ее зять каждый день приезжает. И продукты привозит, и полы моет, и дрова колет. Вот это я понимаю — забота. А мой зять раз в неделю заглянет, гайку подкрутит и считает, что дело сделал.
Миша сжал зубы, продолжая работать с краном. Краем глаза он видел, как тесть еще больше ссутулился, глядя в окно.
— Ну, кран я починил, — сказал Миша, вытирая руки. — Что там со светом в ванной?
— А, уже неважно, — махнула рукой Вера Николаевна. — Все равно плохо сделаешь. Лучше скажи, когда вы наконец нас к себе заберете? Сколько можно в этой развалюхе жить? У вас трехкомнатная квартира пустует, а мы тут мучаемся.
Миша замер на секунду, переваривая услышанное.
— В каком смысле «заберете»? — спросил он осторожно. — У вас же тут дом, хозяйство.
— Дом разваливается, хозяйство… Какое хозяйство? Десяток кур да грядки? Мы старые уже, нам уход нужен. Ольга должна о родителях позаботиться. Вон, Маринины родители с ними живут, и ничего, все нормально.
— Это надо с Ольгой обсуждать, — уклончиво ответил Миша.
— А что с ней обсуждать? Она дочь, должна родителям помогать. И ты, как муж, должен понимать. Хороший зять всегда родителям жены помогает.
Миша посмотрел на тестя, ища поддержки, но тот продолжал смотреть в окно, словно не слыша разговора.
Обратная дорога казалась бесконечной. Миша включил радио, пытаясь заглушить мысли. Осенний пейзаж за окном — желтеющие деревья, серое небо, редкие деревенские дома — только усиливал гнетущее настроение.
Дома Ольга сидела с ноутбуком на диване, просматривая какие-то документы.
— Ну как там? — спросила она, не поднимая глаз от экрана.
Миша бросил ключи на тумбочку и тяжело опустился в кресло.
— Твоя мать хочет, чтобы мы забрали их к себе жить.
Ольга подняла глаза, в которых читалось не удивление, а скорее смирение.
— Она давно об этом говорит…
— И ты молчала? — Миша подался вперед. — Серьезно, Оль? Это не та вещь, о которой можно не упомянуть.
— Я надеялась, что она передумает, — Ольга закрыла ноутбук. — Но она с каждым разом настойчивее. Особенно после того, как узнала, что Маринины родители переехали к детям.
— И что ты об этом думаешь?
Ольга встала и подошла к окну, обхватив себя руками, словно ей было холодно.
— Я не знаю, Миш. С одной стороны, они мои родители. С другой… ты же знаешь, какая мама. Она превратит нашу жизнь в ад.
— А что твой отец думает?
— Папа? — Ольга грустно усмехнулась. — Он никогда ничего не решал. Всю жизнь мама командовала.
Миша подошел к жене и положил руки ей на плечи.
— Послушай. Я понимаю, что они твои родители. Но мы не можем жить вчетвером в одной квартире. Твоя мать сведет нас с ума за неделю. Ты же знаешь — для нее никто ничего не делает правильно.
— Но они и правда старые, Миш. Им тяжело одним.
— Им семьдесят пять и семьдесят восемь. Это не девяносто. Твой отец еще огородом занимается, сам забор чинит. Твоя мать ходит к соседкам на посиделки три раза в неделю. Что им мешает жить своей жизнью?
Ольга высвободилась из его рук и отошла в сторону.
— Ты не понимаешь. Это долг перед родителями. Они меня вырастили, дали образование…
— И теперь ты должна отдать им свою жизнь? — Миша покачал головой. — Нет, Оль. Так не пойдет. Мы можем помогать им, навещать. Но жить вместе — это катастрофа.
— Что ты предлагаешь?
— Нанять помощницу. Кого-то, кто будет приходить к ним, помогать по хозяйству, покупать продукты.
— Мама никогда не согласится на постороннего человека в доме.
— Тогда пусть не жалуется, что ей тяжело, — резко сказал Миша и тут же пожалел о своих словах, увидев, как Ольга отвернулась, смахивая слезу.
Две недели спустя ситуация обострилась. Вера Николаевна позвонила среди ночи, сообщив, что ей стало плохо. Миша и Ольга сорвались и поехали к ним, чтобы обнаружить тещу в полном порядке, пьющую чай на кухне.
— А что такого? — удивилась она, когда Ольга возмутилась. — Мне было плохо, а потом отпустило. Я же не виновата. И вообще, дочь должна беспокоиться о матери.
После этого случая напряжение между Мишей и Ольгой только росло. Они почти перестали разговаривать, лишь обменивались необходимыми фразами. А когда Вера Николаевна в очередной раз заговорила о переезде, уже в присутствии обоих, Миша не выдержал.
— Вера Николаевна, давайте начистоту. Мы с Ольгой не можем забрать вас к себе. У нас своя жизнь, своя работа, свои планы.
Теща уставилась на него так, словно он сказал что-то кощунственное.
— То есть ты предлагаешь бросить стариков на произвол судьбы? — ее голос задрожал. — После всего, что мы сделали для Оли?
— Никто вас не бросает, — терпеливо продолжил Миша. — Мы можем нанять помощницу, которая будет приходить каждый день. Мы будем навещать вас по выходным. Но жить вместе не можем.
— Вот оно как, — Вера Николаевна поджала губы. — Слышишь, Оля? Твой муж выкидывает твоих родителей на улицу.
— Мама, перестань, — устало сказала Ольга. — Миша прав. Мы не можем жить вместе. Это не решение.
— Ты теперь против матери? — теща перевела взгляд на дочь. — Этот человек настроил тебя против родной семьи! А я ведь предупреждала, когда ты за него замуж собралась. Говорила, что он эгоист и карьерист.
— Вера, хватит, — неожиданно вмешался Геннадий Иванович, до этого молча наблюдавший за сценой. — Они правы. Мы не можем взваливать на них свои проблемы.
Все трое уставились на него с удивлением. Вера Николаевна даже рот приоткрыла от неожиданности.
— А ты чего вдруг заговорил? — набросилась она на мужа. — Тебе, значит, наплевать на дочь? На внуков, которых мы, может, так и не увидим?
— При чем тут внуки? — спросил Миша.
Вера Николаевна осеклась и бросила быстрый взгляд на Ольгу.
— Ни при чем, — поспешно сказала Ольга. — Мама просто так говорит.
Но Миша заметил странное напряжение, возникшее между тещей и женой. Что-то было не так.
Вечером, когда они вернулись домой, Миша решил прояснить ситуацию.
— Что это было насчет внуков? — спросил он, когда они остались одни на кухне.
Ольга долго молчала, перебирая чайные пакетики в коробке.
— Я беременна, Миш, — наконец сказала она тихо. — Восемь недель.
Миша застыл, не зная, что сказать. Они давно говорили о детях, но всегда откладывали — то работа, то ремонт, то еще что-то.
— И ты мне не сказала?
— Я хотела быть уверенной, — Ольга не смотрела на него. — И боялась твоей реакции. Ты в последнее время так злишься из-за моих родителей… Я подумала, что сейчас не лучшее время для этой новости.
Миша подошел к ней и обнял.
— Оль, это же замечательно. Почему ты решила, что я буду против?
— Потому что сейчас такое напряжение… А с ребенком все станет еще сложнее. Мама уже сказала, что переедет к нам помогать с малышом.
Миша отстранился, глядя жене в глаза.
— Подожди, она уже знает? И уже строит планы?
— Я ей проговорилась неделю назад, когда ты был на работе, — призналась Ольга. — Она сразу начала говорить, что молодой маме нужна помощь, что она лучше всех знает, как обращаться с детьми, что они с отцом переедут к нам…
— И ты что ответила?
— Ничего, — Ольга опустила глаза. — Просто слушала. Ты же знаешь маму — спорить с ней бесполезно.
Миша отошел к окну, пытаясь успокоиться. За окном моросил дождь, размывая очертания домов напротив.
— Слушай меня внимательно, — сказал он твердо. — Я очень рад, что у нас будет ребенок. Правда рад. Но твои родители не переедут к нам. Никогда. Это не обсуждается. Мы будем навещать их, помогать им, но жить отдельно.
— А как же я? — тихо спросила Ольга. — Мне правда нужна будет помощь.
— Мы наймем няню, если потребуется. Я возьму отпуск на первое время. Твоя мама сможет приходить в гости. Но жить с нами — нет.
Ольга молчала, теребя край кофты.
— Ты не понимаешь, Миш. Для нее это будет предательством.
— А для меня это будет кошмаром, — ответил Миша. — Я не смогу жить с женщиной, которая считает меня никчемным зятем и постоянно об этом напоминает. Представь, каково будет нашему ребенку расти в такой атмосфере.
Ольга подняла глаза, полные слез.
— Я не хочу выбирать между мужем и родителями.
— А я не прошу тебя выбирать. Я прошу сохранить нашу семью — твою, мою и нашего будущего ребенка. Твои родители всегда будут частью нашей жизни, но не центром ее.
В следующие выходные они снова приехали к родителям Ольги. Миша был настроен на серьезный разговор, но обнаружил тестя одного — Вера Николаевна ушла к соседке.
— И хорошо, — сказал Геннадий Иванович, разливая чай. — Нам нужно поговорить без нее.
Они сидели на веранде. День был прохладный, но солнечный. Старые яблони в саду роняли последние листья. Где-то вдалеке лаяла собака.
— Я все понимаю, Миша, — начал тесть. — Про Веру и ее характер. Я с ней сорок восемь лет живу, знаю, каково это.
Он помолчал, глядя куда-то вдаль.
— Знаешь, когда мы с ней познакомились, она была совсем другой. Веселая, энергичная. А потом, с годами, все изменилось. Работа тяжелая, быт, проблемы… Она ожесточилась.
— Зачем вы мне это рассказываете? — спросил Миша.
— Потому что вижу, к чему идет, — тесть повернулся к нему. — Вы с Олей молодые еще, у вас вся жизнь впереди. И ребенок скоро будет. Нельзя вам с Верой под одной крышей жить. Нельзя.
— А как же вы? — спросил Миша. — Вы же ее муж.
Геннадий Иванович грустно усмехнулся.
— Я всю жизнь молчал, Миша. Всю жизнь уступал. И вот что из меня вышло, — он обвел рукой вокруг. — Старик, который боится слово поперек сказать. Который даже собственную дочь не смог защитить от материнского контроля. Не будь как я, Миша. Не уступай.
Когда Вера Николаевна вернулась, атмосфера за столом была напряженной. Она сразу почувствовала что-то неладное.
— Что это вы тут без меня обсуждали? — спросила она подозрительно.
— Бытовые вопросы, мама, — ответила Ольга. — Мы решили, что наймем вам помощницу. Женщину, которая будет приходить три раза в неделю, помогать по хозяйству, с покупками, с готовкой.
— Это еще зачем? — возмутилась Вера Николаевна. — Я сама могу все делать. И вообще, мы с отцом к вам переезжаем, забыли?
— Мама, мы уже обсудили это, — твердо сказала Ольга. — Вы не переедете к нам. Мы будем помогать вам здесь.
— Это все он, да? — теща ткнула пальцем в сторону Миши. — Это он тебя против родной матери настроил! А ты, дурында, слушаешь его!
— Мама! — Ольга повысила голос. — Прекрати. Это наше совместное решение. И я не позволю тебе оскорблять моего мужа.
Вера Николаевна осеклась, не привыкшая к тому, что дочь ей возражает.
— Ну и что мне теперь делать? — спросила она дрожащим голосом. — На старости лет одной остаться? После всего, что я для тебя сделала?
— Ты не одна, мама. С тобой папа. И мы будем приезжать, помогать. Просто все будет по-другому.
— Как это по-другому? — не унималась Вера Николаевна. — А внука кто растить будет? Ты что, чужим людям его доверишь, а не родной бабушке?
— Мы с Мишей сами будем растить нашего ребенка, — Ольга взяла мужа за руку. — И ты сможешь приезжать к нам в гости, видеться с внуком или внучкой. Но жить мы будем отдельно.
Вера Николаевна обвела их всех взглядом, словно не веря своим ушам.
— Вот оно как, — сказала она, и губы ее задрожали. — А ты, Гена? Ты что молчишь?
— Я согласен с ними, Вера, — тихо ответил Геннадий Иванович. — Молодым нужно жить своей жизнью. А мы свою уже прожили.
— Предатели, — прошипела Вера Николаевна и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
В машине по дороге домой Ольга молчала, глядя в окно на мелькающие деревья. Миша изредка поглядывал на нее, не зная, стоит ли начинать разговор.
— Я никогда не видела, чтобы папа так говорил с мамой, — наконец сказала Ольга. — Никогда.
— Может, это начало перемен, — предположил Миша. — Может, им обоим это нужно было.
— Не знаю, — Ольга покачала головой. — Она не простит мне этого. Никогда.
— Ей придется принять наше решение, — мягко сказал Миша. — Это не значит, что мы бросаем твоих родителей. Просто устанавливаем здоровые границы.
Ольга повернулась к нему.
— Ты не знаешь мою маму, Миш. Она не признает никаких границ. Для нее либо всё, либо ничего.
Дворники монотонно скрипели по лобовому стеклу, размазывая мелкие капли. Начинался дождь.
— Знаешь, что меня больше всего поразило? — продолжила Ольга. — Папа. Он всегда был таким… незаметным. А сегодня как будто проснулся.
— Может, твоя беременность что-то в нем всколыхнула, — предположил Миша. — Тряхнула за душу. Заставила вспомнить, как сам был молодым отцом.
Они остановились на светофоре. Прохожие с зонтами спешили перейти дорогу, прикрываясь от усиливающегося дождя. Женщина с коляской закрывала ребенка своей курткой.
— Я никогда не думала, что выбор будет таким сложным, — сказала Ольга, глядя на эту женщину. — Между мужем и матерью. Между прошлым и будущим.
— Это не выбор, Оль. Ты не отказываешься от родителей. Просто… растешь. Становишься матерью сама. Создаешь свою семью.
Остаток пути они проехали в молчании. Каждый думал о своем, но впервые за долгое время это было не напряженное, а задумчивое, почти уютное молчание.
Ночью Ольге приснилась мать — молодая, с длинными каштановыми волосами, какой она была на старых фотографиях. Она смеялась и держала на руках маленькую девочку. Проснувшись, Ольга долго лежала без движения, вслушиваясь в тихое дыхание спящего рядом Миши. Она думала о матери, о своем будущем ребенке, о странном круговороте, в котором дети становятся родителями, а родители постепенно превращаются в детей, требующих заботы.
Ольга аккуратно положила руку на свой еще плоский живот и прошептала: — Я не буду такой, как она. Я позволю тебе уйти, когда придет время.
Через неделю пришло сообщение от отца — короткое, неожиданное: «Вера в больнице. Сердечный приступ. Не волнуйся, всё стабильно». Миша и Ольга немедленно поехали в районную больницу — небольшое двухэтажное здание с облупившейся штукатуркой и скрипучими полами.
Вера Николаевна лежала в палате на четверых, бледная, осунувшаяся, с трубками капельницы. Увидев дочь, она молча отвернулась к стене.
— Мам, — Ольга осторожно коснулась ее руки. — Как ты?
— А тебе не всё равно? — глухо ответила мать, не поворачиваясь. — Вы же решили от меня избавиться.
— Никто не избавляется от тебя, — Ольга села на край кровати. — Мы просто хотим жить своей жизнью. Это нормально.
Вера Николаевна наконец повернулась к дочери. Ее глаза были красными — то ли от слез, то ли от усталости.
— Знаешь, когда твоя бабушка состарилась, я забрала ее к себе, — сказала она тихо. — Три года ухаживала за ней, днем и ночью. А ты… ты даже на это не способна.
— Ты сама сделала этот выбор, мама. Я делаю свой.
— Выбор? — Вера Николаевна горько усмехнулась. — Какой тут выбор? Это долг. Перед родителями. Перед семьей.
Тем временем Миша разговаривал с Геннадием Ивановичем в коридоре. Тесть выглядел измученным, но странно умиротворенным.
— Как она? — спросил Миша. — Врачи что говорят?
— Ничего страшного, — ответил Геннадий Иванович. — Просто возраст, давление, нервы. Через пару дней выпишут.
Он помолчал, глядя в окно на больничный двор, где санитары курили под старым тополем.
— Знаешь, Миша, я тут много думал последние дни. Вера всю жизнь всеми командовала — мной, Олей, соседями. Всё указывала, как жить, что делать. А теперь… теперь все живут своей жизнью, и она не знает, что с этим делать.
— Она пытается контролировать Олю через ребенка, — заметил Миша.
— Естественно, — кивнул тесть. — Но правда в том, что она боится. Боится остаться не нужной. Боится, что мы с ней окажемся одни, и ей придется смотреть на меня целыми днями.
— А вы? — спросил Миша. — Вы чего боитесь?
Геннадий Иванович улыбнулся краешком губ.
— А я, Миша, уже ничего не боюсь. Я свой страх давно проглотил. Столько лет прятался за Вериной спиной, позволял ей решать, командовать. Удобно было — никакой ответственности. А сейчас… сейчас мне уже нечего терять. Знаешь, что самое страшное в старости?
— Что?
— Оглянуться назад и понять, что ты не жил. Просто существовал по чужой указке. Вот этого я боюсь. Но еще не поздно кое-что изменить.
Когда они вернулись в палату, Ольга и Вера Николаевна сидели молча. Атмосфера была напряженная.
— Вот что, — сказал Геннадий Иванович, подходя к кровати жены. — Хватит драм. Мы с тобой, Вера, не переедем к детям. И точка. У них своя жизнь, у нас своя.
Вера Николаевна открыла рот от удивления.
— Это с каких пор ты решения принимаешь? — спросила она.
— С сегодняшнего дня, — твердо ответил тесть. — Пятьдесят лет ты командовала парадом. Теперь моя очередь. Ольга беременна, им нужно думать о ребенке, а не о наших капризах.
Он повернулся к Мише и Ольге.
— А вы поезжайте домой. Я тут с ней побуду. Всё будет хорошо.
Это было так неожиданно и решительно, что никто не нашелся, что возразить. Даже Вера Николаевна молчала, хотя её лицо выражало целую гамму эмоций от возмущения до растерянности.
Прошло три месяца. Вера Николаевна постепенно поправлялась. Её характер не изменился — она всё так же могла быть сварливой и требовательной. Но что-то неуловимо сдвинулось в семейной динамике. Может быть, дело было в твердой позиции Геннадия Ивановича, который словно проснулся от многолетней спячки. А может, в том, что Ольга теперь носила под сердцем новую жизнь, и её живот уже заметно округлился.
Миша с удивлением обнаружил, что теща перестала называть его «этот» или «твой муж» в разговорах с Ольгой. Теперь она говорила «Миша» или «зять». Небольшая, но значимая перемена.
Они наняли женщину из соседнего поселка, которая три раза в неделю приходила помогать родителям Ольги по хозяйству. Сначала Вера Николаевна была категорически против, но постепенно смирилась и даже нашла в лице помощницы благодарного слушателя для своих бесконечных историй.
А еще — и это было самым неожиданным — Геннадий Иванович начал приезжать к ним в город. Поначалу он просто сидел у Миши в мастерской, наблюдая за работой. Потом начал помогать с мелким ремонтом. А через месяц уже сам чинил старые советские приборы, которые клиенты считали безнадежными. Оказалось, что у тестя золотые руки и огромный опыт работы с техникой.
— Я же на заводе радиоэлектроники всю жизнь проработал, — объяснил он Мише. — Только дома Вера не давала ничего делать — всё не так, всё не эдак.
В один из вечеров, когда они вместе возвращались с работы, Геннадий Иванович вдруг сказал: — Знаешь, Миша, ты правильно сделал, что не уступил Вере. Я в своё время спасовал. И всю жизнь потом жалел.
— О чем вы? — спросил Миша.
— Когда мы только поженились, моя мать предлагала нам остаться в родительском доме. Большой дом был, места всем хватило бы. Но Вера настояла, чтобы мы уехали. «Не хочу жить со свекровью», — говорила. И я согласился. А теперь сама хочет к дочери переехать. Видишь, как всё обернулось?
Миша кивнул. Он никогда не думал об этой ситуации с такой стороны.
— Но вы любите её, несмотря ни на что? — спросил он вдруг.
Геннадий Иванович долго молчал, глядя в окно на проносящиеся мимо дома.
— Люблю, — наконец сказал он. — По-своему. Когда-то она была совсем другой. Но даже сейчас… да, люблю. Просто теперь наконец набрался смелости любить её, не растворяясь в ней полностью.
Когда наступил седьмой месяц беременности, Ольга взяла отпуск. Миша теперь больше времени проводил дома, помогая жене готовиться к появлению ребенка. Они обустроили детскую, купили кроватку, коляску, бесчисленное множество маленьких вещей.
Вера Николаевна стала чаще звонить, интересоваться здоровьем дочери, давать советы по подготовке к родам. Советы были навязчивыми и не всегда актуальными, но в них чувствовалась искренняя забота.
В один из таких звонков она вдруг сказала: — Мы с отцом решили продать дом.
— Что? — Ольга чуть не выронила телефон. — Зачем?
— Он слишком большой для нас двоих. И участок… с ним много хлопот. Мы присмотрели квартиру в вашем городе. Небольшую, двухкомнатную. В соседнем районе от вас.
— Мам, — осторожно начала Ольга, — ты уверена? Это же ваш дом, вы там всю жизнь прожили.
— Уверена, — твердо ответила Вера Николаевна. — Это папа предложил. Говорит, будем ближе к внуку или внучке. Только не подумай, что мы к вам переезжаем. У нас будет своё жильё.
Ольга не знала, что сказать. Эта новость была слишком неожиданной.
— А как же твой огород? Куры? — спросила она.
— Ну что ж, — вздохнула Вера Николаевна, — всему свое время. Огород уже не тот, и я не та. А курам найдем хороших хозяев.
Когда Ольга рассказала Мише о планах родителей, он был настроен скептически.
— Не нравится мне это, — сказал он. — Они продадут дом, купят квартиру в нашем городе, а потом всё равно будут пытаться переехать к нам. Вот увидишь.
— Не думаю, — возразила Ольга. — Этот план предложил папа, не мама. И она говорит, что они не хотят жить с нами. Просто быть поближе.
— И ты веришь?
— Хочу верить, — Ольга положила руку на живот. — Знаешь, когда я была маленькой, мама была совсем другой. Доброй, веселой. Она часами читала мне книжки, шила платья для кукол. А потом что-то изменилось. Может, это шанс вернуть хотя бы часть того, что было?
Миша не был уверен, но решил не спорить. Беременность делала Ольгу более чувствительной, и он не хотел расстраивать её.
Через две недели родители приехали в город смотреть квартиру. Вера Николаевна была непривычно тихой, даже немного растерянной. Геннадий Иванович, напротив, выглядел воодушевленным.
— Представляешь, Миша, — говорил он, — квартира на втором этаже, с балконом. Рядом парк, магазины. А главное — не надо печь топить, воду носить. Все коммуникации в доме.
После осмотра квартиры они зашли к Мише и Ольге. Сидели на кухне, пили чай. Вера Николаевна рассматривала живот дочери с каким-то странным выражением — то ли тревоги, то ли нежности.
— Ну как квартира? — спросил Миша.
— Хорошая, — ответил Геннадий Иванович. — Берем. Уже завтра задаток вносим.
— А дом? Нашли покупателей?
— Нашли, — кивнул тесть. — Молодая семья из города. Хотят переехать в деревню, хозяйство завести.
Все было решено так быстро и неожиданно, что Миша не мог поверить. Он ждал подвоха, какого-то скрытого плана со стороны Веры Николаевны, но его, похоже, не было.
— Мам, — сказала Ольга, — ты так тихо сегодня. Всё в порядке?
Вера Николаевна подняла глаза от чашки.
— Всё нормально. Просто… тяжело прощаться с домом. Столько лет там прожили.
— Но ты же сама хотела переехать, — удивилась Ольга. — Всегда говорила, что дом — это обуза.
— Говорила, — согласилась Вера Николаевна. — Но одно дело говорить, другое — делать.
В этот момент в ней проглянуло что-то уязвимое, почти детское. Миша вдруг понял, что видит не властную, вечно недовольную тещу, а просто пожилую женщину, которая боится перемен.
— Знаете что, — сказал он неожиданно для самого себя, — давайте все вместе поедем в выходные в ваш дом. Поможем собрать вещи, подготовиться к переезду.
Все уставились на него с удивлением.
— Правда? — переспросила Вера Николаевна. — Ты хочешь помочь?
— Конечно, — кивнул Миша. — Хороший зять должен помогать родителям своей жены, верно?
Он произнес эти слова без сарказма, почти с теплотой. И впервые за все время их знакомства увидел в глазах тещи искреннюю благодарность.
Квартира для родителей оказалась светлой и уютной. Миша помог с ремонтом, Ольга — с обустройством. Переезд состоялся за месяц до родов. И когда в их семье появилась маленькая Анечка, бабушка с дедушкой были рядом, но не слишком близко — как раз на правильном расстоянии.
Вера Николаевна, конечно, не стала другим человеком. Она всё так же могла быть ворчливой, навязчивой, давать непрошеные советы. Но теперь в ней появилась какая-то мягкость, особенно когда она держала на руках маленькую внучку. А может, просто Миша стал смотреть на нее другими глазами.
Однажды, когда Анечке было уже три месяца, Миша застал тещу одну в их квартире — она сидела в кресле с малышкой на руках и что-то тихо напевала.
— Знаешь, — сказала она, не поднимая глаз, — я всегда хотела еще детей после Оли. Но не получилось. Врачи сказали — нельзя. И я, наверное, всю злость свою, всё разочарование на Гену вылила. А потом привыкла — командовать, контролировать. Легче было так.
Миша не знал, что ответить на это неожиданное признание.
— Вы хорошая мать, Вера Николаевна, — сказал он наконец. — Ольга выросла прекрасным человеком.
Теща подняла глаза, в которых блестели слезы.
— Спасибо, что не забрал её у меня совсем, — сказала она тихо. — Я знаю, ты мог бы. Имел право.
— Никто никого не забирает, — ответил Миша. — Мы просто учимся жить вместе. Как семья.
В этот момент вошла Ольга и с удивлением посмотрела на них.
— Всё в порядке? — спросила она. — О чем вы тут?
— Да так, — улыбнулась Вера Николаевна, вытирая глаза. — О семейных делах. Знаешь, дочка, твой муж — хороший человек. И хороший зять. Я только сейчас это по-настоящему поняла.
Миша смутился и пошел на кухню ставить чайник. За окном падал первый снег, укрывая город белым покрывалом. Начиналась новая зима и новая глава в их жизни — непростая, со своими проблемами и конфликтами, но уже не такая безнадежная, как казалось раньше.
