— А вот здесь у нас Гоша. Старожил местный… Егоровна остановилась. На нее смотрел пес. Маленький, черный, нос тронут сединой, а в глазах такая печаль и смирение…
С Егоровной сегодня было что-то не то… Сидела она, задумчивая и тихая, позвякивала чайной ложечкой в чашке, не ругала соседей, не жаловалась на сына Мишку. Короче, вела себя совершенно неестественно.
Баба Маша терпела-терпела и, наконец, не выдержала:
— Чего запечалилась, Галина Егоровна? Беда какая случилась?
Егоровна вздохнула, оставила ложечку в покое, посмотрела на бабу Машу глазами буддийского монаха, познавшего дзен, и сообщила:
— Конец мне, Мария Ивановна. Скорый и неизбежный.
— Чего это? — запереживала баба Маша. — В поликлинике что-то сказали? Анализы плохие? Давление? Кардиограмма? Да говори же ты!
— Не была я ни в какой поликлинике, — отозвалась Егоровна. — Да и не надо мне туда больше…
— Ох, — баба Маша схватилась за сердце и опустилась на табуретку.
— Дело житейское, — смиренно заявила Егоровна.
— Так откуда информация такая? Сон вещий, может, увидела? Или знак какой был?
— Дремучая ты, Маня, — в голосе Егоровны прорезались привычные сварливые нотки. — Никакой мистики. Обычная психология. Тест я прошла в интернете. Называется «Сколько лет вы проживете». И знаешь, какой результат он мне выдал?
— Догадываюсь, — баба Маша опустила руку, придерживающую сердце. — Не иначе, эти компьютерные жулики сообщили, что ты одной ногой уже в могиле.
А чтобы ты там целиком не оказалась, небось, предложили купить фиговину какую-нибудь… Которая тебя от всех болезней излечит, все проблемы решит, сделает бессмертной, да еще и попутно кофе сварит. Так?
— Не предлагали мне никакой фиговины, — обиделась Егоровна. — Просто результат выдали, на основании моих ответов. Мол, помру я, по их подсчетам, в шестьдесят шесть лет. Через год, то есть.
Я сначала перепугалась, расстроилась. А потом умишком пораскинула и решила: чем страдать да бояться, лучше в оставшийся год все дела свои земные завершить да пожить в свое удовольствие…
— Нет, решение, в принципе, верное, — одобрила баба Маша. — Только не из того места у него ноги растут.
— А тебе бы все критиковать, — проворчала Егоровна. — И вообще, странная ты, Мария Ивановна. В сны вещие веришь, в знаки какие-то волшебные, а в научный подход – нет.
Ладно, думай, что хочешь, а я пойду. Времени у меня мало, а дел, ох, как много.
И она ушла, оставив бабу Машу в растерянности.
*****
Дома Галина Егоровна посмотрела на все по-новому. Ну вот, как она живет?! Коробочки какие-то кругом, запасики. В шкафу барахла ненужного – аж полки гнутся.
Ни к чему теперь ей это все. За год и десятой части не пригодится. Так что вперед – расхламляться. Что получше – раздать, а что похуже – на помойку! Без всяких сожалений!
Расхламлялась Егоровна по полной. Даже сына Мишу к этому делу привлекла. Всучила ему чайник новый электрический, этажерку еще не распакованную, горку девственного постельного белья и полотенец. Ну и еще кое-что по мелочи.
Миша, конечно, удивился:
— Мама, что это с тобой? Ты себя хорошо чувствуешь?
Егоровна расстраивать сына не стала. Он у нее тоже не мальчик. За сорок уже, плюс работа нервная, плюс лишний вес, плюс жена-нервомотательница.
Небось, у самого сердчишко уже не пламенный мотор. Сообщит она Мишке, что ей всего год небо коптить осталось, а его инфаркт хватит… Поэтому на все его вопросы она ответила:
— Новую жизнь начать решила. А то закопалась в барахле этом, аж дышать тяжело.
Миша поверил, заулыбался:
— Это правильно, мама. Дома должно быть светло и просторно. А у тебя одни пылесборники кругом. И для легких вредно, да еще и места сколько занимают…
Короче, раздала она худо-бедно большую часть своих запасов. Кое-что даже Марии Ивановне пригодилось.
Вот та из благодарности и решила помочь подруге в борьбе с хламом. Зашла и обнаружила в прихожей два здоровенных черных мешка. Заинтересовалась:
— Это у тебя тоже на выброс? А мы с тобой сами-то это допрем до помойки?
— Дотащим! Они легкие. Там всякие пледики, полотенчики, одеяльца старые. Вроде еще крепкие, но уже не новые. На кой я их хранила, сама не понимаю. Сейчас оденусь, да и совершим с тобой марш-бросок.
— Погоди ты с броском, Егоровна… — баба Маша заглянула в чрево одного из пакетов. — Да тут же прямо сокровища!
— Ты же вроде не барахольщица, Маня, — удивилась Егоровна. — Тоже мне, сокровища нашла. Кому они нужны-то?
— А вот нужны. Так что марш-бросок пока отменяется. Сейчас тебе объясню кое-что, а там сама думай.
Баба Маша уселась напротив Егоровны и заговорила…
*****
— Раньше я бы делиться с тобой таким не стала. Не поняла бы ты меня, а может, и ненормальной бы обругала. Но сейчас другое дело.
Ты уж прости, Галина, но как только ты помирать собралась, так в лучшую сторону переменилась. Нет бы давно тебе этот тест пройти… Ну да ладно.
Я ведь, как и ты, люблю полазать по интернету. Много там всего. Для каждого нужное найдется. Вот и я нашла для себя занятие по сердцу…
Собакам помогаю. Да не просто собакам, а таким, которым помочь больше совсем уж некому.
Приют есть один, типа человеческого дома престарелых. Доживают там свой век те лохматые, от которых последняя надежда отвернулась.
Старенькие, болезные, некоторые даже не ходячие. Колясочники, по-нашему. С огромной душой там люди работают. Проблем у них столько – захлебнуться можно. А они не бросают свое дело.
Так вот, очень пригодятся твои одеяльца старичкам приютским. Сама же понимаешь, быстро они там в негодность приходят. Давай отвезем им эти два пакета.
— На чем отвезем-то? — спросила Егоровна и неожиданно всхлипнула.
— Да ты чего, Галина? — всполошилась баба Маша. — Чего раскисла-то? Не переживай, есть там паренек один с машиной. Он и заберет. И мешки твои заберет и нас, если захочешь.
Я просто думала, тебе показать, где живут эти бедолаги. Ну, чтобы ты не решила, будто Машка – старая гусыня, каким-то жуликам помогает.
— Да я так… Расчувствовалась, — Егоровна вздохнула. — Человек ты, Маша. С большой буквы! А я и не замечала. Все глаза барахло это застило. Давай съездим к твоим собачьим дедулькам и бабулькам…
*****
Приют был скромненьким. Ну, не бывает роскошных приютов. Парнишка, который привез бабу Машу с Егоровной, подхватил оба мешка и резво поволок внутрь.
— Пойдем, — баба Маша подергала Егоровну за рукав. — Посмотришь, познакомишься.
— Боюсь, — призналась Егоровна. — Вдруг не выдержу. Там же, наверное, боль, страх, смерть где-то рядом бродит. А мне с ней раньше времени встречаться совсем не охота. И так скоро свидимся…
— Опять ты за свое! — баба Маша подхватила Егоровну под локоть и решительно потащила к дверям, объясняя на ходу: — Нет там ничего такого. Веселья тоже, конечно, немного. Ладно, не объяснить мне. Пойдем, сама все увидишь.
И Егоровна увидела…
*****
Грусти в приюте хватало. Она выглядывала из собачьих глаз, трогала за сердце, бередила душу. Но не только ею был пропитан воздух.
Доброта, забота, любовь, покой, усталость и капля надежды – чего только не смешалось в этих стенах.
— Мария Ивановна, здравствуйте. Вы с подругой сегодня?
Полненькая невысокая женщина лет сорока спешила к ним по коридору.
— Да, это вот Галина Егоровна. Мы тут одеялки разные привезли.
— Вот и отлично, вот и здорово. Спасибо!
— Как дела, с финансами все так же? — осторожно спросила баба Маша.
Полненькая кивнула, улыбка потухла.
— Ну ничего, нам тут кормов зато прислали. Пойду разбирать.
И она побежала дальше.
— Сердце она этого приюта, — объяснила баба Маша. — Вера ее зовут. Вера Петровна. Подходящее имя для такой миссии. Только вот на одном имени далеко не уедешь…
Бьется, бедная, как рыба об лед. А финансов всю дорогу не хватает. Одни лекарства чего стоят. А ведь еще памперсы, тележки, корм. Да много разного.
Егоровна слушала, смотрела по сторонам, молчала. Что тут скажешь? Не до собак нынче людям. Даже породистых и молодых выбрасывают, а тут… В общем, без шансов.
Они шли по коридору, баба Маша показывала, объясняла, знакомила Егоровну с постояльцами:
— А вот здесь у нас Гоша. Старожил местный.
Егоровна остановилась, словно ее окликнули. На нее смотрел пес. Маленький, черный, нос тронут сединой, а в глазах такая печаль и смирение…
— Егоровна, ты чего застряла? — баба Маша в какой-то момент поняла, что подруги рядом с ней нет и говорит она в пустоту.
— Он меня позвал, — прошептала та. — Маня, ты только не смейся, но я и правда что-то услышала. А потом он прямо в сердце заглянул. Понимаешь?
У меня такое чувство, будто он мой! Вот как теперь быть? Я забрать его домой хочу. А не могу. Мне самой всего ничего осталось…
— Ой, глупая тетка! — осерчала баба Маша. — И не потому глупая, что веришь, будто пес тебя позвал, а потому, что на ровном месте помирать собралась.
Твой пес, говоришь? Так вот, забирай его и живи! Никакого морального права ты теперь не имеешь помереть, и дурацким тестам верить тоже не имеешь права!
У тебя теперь ответственность появилась. Вон она, эта ответственность, лежит и в глаза тебе смотрит. Домой хочет!
— Так не отдадут же его. Возраст у меня…
— А у него, что, не возраст? Да если хочешь знать, в пересчете с собачьего на человечий – Гоша старше тебя! Давай, не придуривайся, пойдем с Верой поговорим, я думаю, она только обрадуется, что Гошка дом нашел.
И они отправились к Вере Петровне.
*****
В выходной Михаил решил навестить маму. Он надавил на звонок и услышал за дверью басовитое гавканье.
«Ошибся, что ли?» — он с удивлением посмотрел на дверь. Нет, дверь была все та же, обитая коричневой вагонкой, с красненькой пупочкой звонка справа и блестящим знакомым номером.
Только вот за этой, знакомой до последней царапинки, дверью незнакомо лаяли. И мама не торопилась открывать, что было вовсе не в ее характере.
«Может, чувствует себя плохо?» — забеспокоился Михаил.
Но тут послышались шаги, а потом знакомый голос велел:
— Не скандалить, Георгий! Это свои.
Дверь открылась. За ней обнаружилась вполне здоровая Галина Егоровна в спортивных штанах и в розовой свободной футболке, а еще – черный, лохматый, коротколапый, пес.
Он исследовал Мишины кроссовки седым носом, но лаять больше не стал. Видать, признал.
— Проходи быстрее, — сказала Галина Егоровна. — У меня там важная переписка.
— С кем это? — удивился Михаил.
— С нужными людьми. Или ты думаешь, мать твоя только и может в сети, что барахло разное покупать? Деньги мы на его приют собрать решили, — она кивнула на пса. — Вот сейчас общаюсь, рассказываю, объясняю, агитирую. Ну, проходи же!
— Как я понимаю, новая жизнь задалась? — Миша прикрыл дверь, сунул ноги в тапки.
— А как же! Вон, Гошка не даст соврать.
— Здорово же у тебя все изменилось. Не ожидал.
Миша разглядывал квартиру: светло, чисто, уютно. А еще тепло… От того, наверное, что черный пес с седым носом влюбленно смотрит на маму.
— Вот ты, редиска! — шутливо нахмурилась Галина Егоровна. — Решил, что я слишком старая для перемен?
— Упаси бог, — Миша поднял руки. — Ты у меня молодая, энергичная и…
— Счастливая!
Галина Егоровна улыбнулась, а Гоша утвердительно гавкнул.
*****
Непредсказуемая штука – жизнь… Иногда самые нелепые мысли ведут к самым разумным поступкам. Вот так получилось и у Галины Егоровны.
Теперь они каждое утро встречают вдвоем с Георгием. Завтракают, смотрят, как занимается рассвет, и каждый размышляет о своем.
«Как здорово снова начать жить», — думает Егоровна.
«Как замечательно снова стать любимым», — радуется Гоша.
А потом солнышко выползает на небосвод, рождается новый день, и жизнь продолжается.
