— Ты опять не вымыла за собой раковину? — голос Валентины Ивановны гремел как школьный звонок в начале пары.
Алина не открыла глаза. Просто подтянула одеяло к подбородку и зарылась глубже в подушку. Сегодня же воскресенье. Выходной. Умереть — и то приятнее, чем начать утро с этой женщины.
— Алло, молодёжь, вы вообще собираетесь вставать? Я тут уже с восьми утра! Пельмени варила, салфетки гладила, а они — спят! — гневно продолжала свекровь, стуча чем-то металлическим по кастрюле. — Игорёк мой голодный ходит!
— Я не голодный, мам… — тихо буркнул Игорь где-то из кухни. Сразу было ясно: он опять сделал шаг назад, спрятался, как улитка в раковину. Алина мысленно выругалась.
— Конечно, не голодный! — отрезала Валентина Ивановна. — Я же уже два раза накормила! Но это не значит, что можно тут в сраче жить, как в хлеву!
Алина медленно села на кровати. Волосы вздыбились, настроение — в минусах. В голове только одна мысль: почему я терплю это уже второй год?
— Доброе утро, — произнесла она, выходя в зал, — или как вы тут уже называете этот цирк?
— Цирк? — округлила глаза Валентина Ивановна, тут же бросив венчик в миску. — То есть я, выходит, клоун?
— Не клоун. Артистка драмы. Уж слишком много пафоса на квадратный метр, — спокойно сказала Алина, направляясь на кухню.
Свекровь смерила её взглядом. Таким, каким обычно проверяют свежесть творога в пятёрочке: с подозрением и брезгливостью.
— Знаешь, Алиночка, если ты хозяйка этой квартиры, это ещё не значит, что ты можешь тут вот так разгуливать и хамить.
— Это именно значит, что я могу тут разгуливать. И даже в трусах. Потому что это моя квартира. Куплена до брака. С ипотекой, кровью и нервами. А не с чужими пельменями и поглаженными салфетками.
— Мам, — попытался вставить Игорь, уже третий раз в этом месяце, — давай спокойно…
— Спокойно? — вспыхнула Валентина Ивановна. — Она меня выгоняет из дома, где мой сын живёт! Да я, между прочим, его родила! Я его в сорок лет рожала, понимаешь?! Сорок! Врачи говорили: «поздно», а я говорю: «ничего, мой Игорёчек будет самый умный, самый красивый». А ты… ты его от меня уводишь! Манипулируешь, как какая-то…
— Мам, хватит, — сказал Игорь уже без энтузиазма. Он сел на табурет и стал теребить носок.
Алина положила руки на пояс. Она давно этого ждала. Она тренировалась. Перед зеркалом. Репетировала.
— У нас, между прочим, взрослые отношения. Или должны были быть. Но ты приходишь каждую субботу и воскресенье. Без звонка. С ключом. Варишь, паришь, критикуешь. У меня был халат, теперь его нет. У меня были любимые чашки — ты их выкинула. И всё потому, что они были, цитирую, «вот с этой странной рожей». Это был Микки Маус, на секундочку.
— Тьфу! Микки Маус! Ужас какой! — фыркнула Валентина Ивановна.
— Ты открываешь мои шкафы. Трогаешь мои бельё. Да что ты вообще себе позволяешь? — голос Алины дрогнул.
Свекровь скрестила руки на груди.
— А ты что себе позволяешь, девочка? Это тебе повезло. Я бы своего сына с нормальной, из профессорской семьи женил. А ты — ни рода, ни племени. Ещё и зубки показываешь.
— Мам, — снова сказал Игорь, и снова — в никуда.
Алина подошла к тумбочке и достала маленький конверт. Тот самый, в котором лежали копии документов. На квартиру. Она положила его на стол перед Валентиной Ивановной.
— Видите? Квартира оформлена на меня. Вся. Полностью. Даже балкон. Игорь здесь только прописан. А вы — вообще никто. И если вы ещё раз…
— Что, выселишь меня? — фыркнула женщина. — На улицу, старушку?
— Я поменяю замки. — Алина сказала это спокойно, без истерики. — Потому что у меня заканчивается терпение. А ты, Игорь, если хочешь жить с мамой — ключи у тебя в кармане. В любую минуту можешь выйти и пойти.
Игорь поднял на неё глаза. Синие, печальные. Вроде бы он всё понял. Но сделал ли вывод — непонятно.
— Я просто хочу, чтобы вы обе жили мирно, — пробормотал он.
— Мирно? — Алина усмехнулась. — Это тебе не мирно, это тебе удобно. Я у тебя вроде как есть, но при этом ты всегда прячешься за мамину юбку. Удобно. Ну что, удобно, Игорь?
Тишина. Только чайник загудел на плите. Валентина Ивановна сделала шаг к двери, потом передумала. Взяла кастрюлю с пельменями.
— Я, значит, ради вас, дура, вставала, месила, варила. А вы — неблагодарные. Ладно. Ухожу. Но ты, Алина, ещё поплачешь! Сыновья от таких, как ты, уходят. Проверено. У нас в доме уже две таких было. Обе — в разводе. Ничего, жизнь научит.
Она хлопнула дверью. Настолько резко, что на пол упал стакан с остывшим компотом.
Алина посмотрела на Игоря. Он сидел, как будто его только что разбудили после наркоза. Уставший, растерянный, слегка виноватый.
— Я не хотел, чтобы всё так вышло, — пробормотал он.
— А я не хотела, чтобы меня третировали каждое утро, — ответила она. — Но вот оно, пожалуйста.
Игорь встал, подошёл к ней и поцеловал в висок.
— Я поговорю с ней.
— Поздно. Уже не надо.
Алина подошла к двери, закрыла замок на два оборота. Сняла цепочку. Потом вытащила из ящика маленький пульт сигнализации, который давно хотела подключить. Пора.
— Мы что, теперь с охраной живём? — удивлённо спросил Игорь.
— Нет. Я теперь живу. А ты, Игорь, подумай — с кем.
***
Когда вечером Алина вернулась домой после долгого рабочего дня, квартира встретила её молчанием. Никаких подозрительных запахов пельменей или следов вторжения — видимо, Валентина Ивановна поняла намёк и решила временно отступить. Или у неё просто была своя повестка, а Алину оставили на паузу.
— Ну что, геройствовала? — голос Игоря прервал тишину кухни, где Алина тихо открывала холодильник. Он сидел за столом с выражением лица, будто только что проглотил лимон и понял, что будет кисло.
— Геройствовала? — повторила Алина с издёвкой, ставя кружку на стол. — Нет, Игорь, я просто закрыла дверь. Для начала. А завтра, если будешь слушать маму дальше, можно и код на домофоне сменить. Как тебе?
Игорь вздохнул, потер лоб.
— Алиночка, ты же понимаешь, что мама — это мама. Она просто волнуется. Ей трудно отпустить сына. Мы с тобой это уже проходили, да? — его голос был мягким, но в нем сквозила безысходность.
— Отпустить? — Алина чуть усмехнулась. — Она не отпускает тебя даже на пять минут, Игорь. Даже в собственной квартире. Если бы я не купила эту квартиру, ты бы сейчас с мамой на диване спал. А я — на раскладушке, пока хозяйка с поварёшкой носится по кухне.
— Это всё было давно, — возразил Игорь, скрестив руки на груди. — Не надо всё драматизировать.
— Драматизировать? — Алину словно подогнали к стенке. — Я тебе скажу, что драматично: приходить каждую неделю без приглашения, устраивать ревизию в шкафу, учить, как правильно готовить, и потом жаловаться, что тебе в жизни ничего не нравится. Это — драматично.
— Валентина Ивановна не ревизор, — сказал Игорь с видимой попыткой сгладить углы.
— Для меня она ревизор и начальник полиции в одном лице! — ответила Алина. — Не знаю, может, я параноик, но каждый раз, когда она заходит, у меня появляется желание менять замки. Не потому, что я злодейка, а потому, что я хочу жить спокойно.
— Это квартира Алины, — вздохнул Игорь. — Но семья — она ведь не только о квадратных метрах.
— О, Игорь, — с сарказмом прошептала Алина, — семья — это ещё и уважение. А когда у меня каждый день чувствуется, что я — гость в своём доме, а не хозяйка, то как тут быть?
В этот момент раздался звонок в дверь. Все трое замерли.
— Наверное, мама, — произнёс Игорь с опаской.
Алина пошла к двери и приоткрыла глаз.
— Кто там? — спросила.
— Это я, — голос Валентины Ивановны раздавался через щель. — Решила на чай зайти, поговорить, помириться.
— Заходи, если хочешь, — ответила Алина, намеренно не открывая дверь шире.
— А почему ты тогда не открываешь? — голос снаружи стал чуть требовательнее.
— Потому что у меня тут праздник — я меняю замки, — спокойно ответила Алина.
— Ты что?! — заорала Валентина Ивановна. — Ты меня выгоняешь?! С ума сошла? Это мой дом!
— Дом, — улыбнулась Алина, — там, где твой сын и где тебя любят. А в моей квартире я — хозяйка.
Стук в дверь послышался резкий, почти отчаянный.
— Алиночка, открывай! — просил Игорь, выглядывая из-за угла.
— Нет, Игорь. Сегодня ты не выбираешь между мной и мамой. Сегодня выбираешь меня или уходишь.
— Я не хочу ссориться с мамой, — тихо сказал он.
— Вот именно, — Алина подошла к двери и закрыла её на цепочку, — ты привык всё сглаживать, прятаться, ждать, что всё само рассосётся. Но не в этот раз.
— И что ты хочешь? — голос Игоря был почти жалобным.
— Хочу, чтобы ты стал взрослым. Чтобы ты сказал маме: «Мама, у меня своя семья. Мы живём по нашим правилам».
— Это невозможно! — выпалил он.
— Вот именно. Значит, пора меняться.
Игорь опустил голову.
— И что дальше? — спросил он.
— Дальше будет война, — ответила Алина. — Война за шкафы, за пельмени, за твой мозг.
— И что я? — с вызовом сказал Игорь. — Между двух огней?
— Нет, — улыбнулась она, — ты — между моей квартирой и маминой тенью. Выбирай.
Валентина Ивановна тем временем стояла у двери, шептала что-то себе под нос, но уходить не собиралась. В голове Алины пронеслась мысль: Сколько же можно терпеть тех, кто живёт своей жизнью в твоём доме и считает, что имеет на это право по умолчанию?
Пока она собиралась с мыслями, Игорь сел на диван, потер глаза.
— А может, мы просто устали? — спросил он.
— Устали — это когда ты идёшь к врачу, — Алина наклонилась к нему, — а мы — живём в доме, который я покупала для нас. А сейчас я живу с мамой Игоря. У меня почти аллергия на её взгляд.
— Может, мне с мамой поговорить?
— Я уже поговорила, — с горечью ответила Алина. — И знаешь, что она мне сказала? «Если сын твой, значит, делай что хочешь. Но сын — он один». Как тебе? Твой выбор — она или я.
Игорь долго молчал. Потом взглянул в её глаза.
— Ты правда готова одна? — спросил он.
— Больше не могу иначе, — тихо сказала Алина. — Это мой дом. И моя война.
Раздался звонок телефона — это была мама Игоря. Алина посмотрела на экран и нажала «отклонить».
***
Игорь сел на диван, словно под тяжестью решения, и долго не мог подобрать слова. Алина стояла у окна, глядя в осенний дождь, который размазывал город в сероватую акварель. Она уже устала от этих вечных скандалов, от Валентины Ивановны, от Игоря и его бесконечных оправданий.
— Знаешь, — начал Игорь, — я думал, что всё рассосётся. Как всегда. Что мама поймёт. Но, видимо, она просто хочет, чтобы я был её тенью. А не мужем.
— Тень — это удобно, — с иронией сказала Алина. — Ты не светишься, не мешаешь. Просто стоишь рядом и молчишь.
Игорь тяжело вздохнул.
— Ты права. Я всё время выбирал спокойствие, а не правду. Писал сценарий семейной идиллии, где мама — добрая фея, а ты — тихая женщина в доме.
— А теперь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Теперь мама заявила, что квартира — её второй дом, — голос у него дрогнул. — И что я должен выбрать: либо с ней, либо с тобой.
— И что ты выберешь? — Алине хотелось, чтобы он наконец сказал, но боялась услышать что-то другое.
Игорь встал и подошёл к ней.
— Я выберу себя, — сказал он тихо, — но это значит, что мне надо уйти.
— Уйти? — Алина повернулась к нему с неожиданным облегчением и одновременно болью. — Ты уходишь из квартиры, из семьи?
— Из семьи, как она есть сейчас. С твоими правилами, с моими страхами, с мамой, которая не уважает нашу жизнь.
— Значит, это конец? — Алина вглядывалась в него, пытаясь понять, правда ли она слышит.
— Нет, — улыбнулся Игорь с горечью, — это начало чего-то нового. Для нас двоих по-разному.
— Значит, ты выбираешь маму и свободу от меня?
— Я выбираю не маму. Я выбираю не быть тем, кто прячет голову в песок. Но сейчас я не могу быть с тобой. Потому что мне нужно найти себя.
В этот момент дверь резко открылась — в коридоре стояла Валентина Ивановна с видом победительницы.
— Вот и решился, — сказала она с ехидцей, — теперь точно одна останется. Ты, Игорь, наконец, повзрослел.
Алина, чувствуя прилив сил, подошла к Валентине Ивановне и, посмотрев прямо в глаза, сказала:
— Знаете, Валентина Ивановна, я устала жить под вашим контролем. Это моя квартира, мой дом. Если вам здесь неуютно — добро пожаловать в дверь. Только не называйте меня больше дочерью, я никогда ею не была.
— Вот и поговорили, — холодно сказала свекровь и вышла, хлопнув дверью.
Игорь посмотрел на Алину с сожалением.
— Прощай, — тихо сказал он и ушёл.
В квартире наступила тишина. Но это была не пустота, а долгожданное спокойствие. Алина подошла к окну, вдохнула глубоко и улыбнулась.
— Свобода — это не быть одной, — прошептала она, — а быть собой.
Вот так закончилась война за квартиру, но началась настоящая жизнь — без чужих правил и без боли.
