— А чем вам не нравится эта квартира? — Марина Петровна неспешно провела пальцем по покрытой патиной старинной мебели, проверяя, не осталось ли пыли. — Центр города, потолки такие высокие, все удобства. Я бы на вашем месте…
Виктория дернула ручку окна, распахивая его с таким усилием, словно хотела выгнать все накопившееся за три месяца запертости. Воздух в квартире стоял, как в старой забытой комнате, пахнущей только тем, что прошло сквозь века. После смерти дедушки здесь никто не жил, и не сказать, что она была готова вернуться к этим четырем стенам, которые теперь ей оставались.
— Марина Петровна, давайте не начинать снова, — Виктория закрыла глаза и потерла виски. Она чувствовала, как раздражение подступает. — Мы с Романом все решили. Квартира будет продана, как только мы сделаем ремонт.
Свекровь протяжно вздохнула, её взгляд стал пустым, как окно, через которое не войдёт ни свет, ни воздух. Она села в кресло, старое, потрескавшееся, как её собственная уверенность в жизни.
— Знаешь, Вика, я ведь тоже когда-то была молодой и полной надежд. Мечтала о доме за городом, о своем участке. А потом поняла — нет ничего надежнее, чем квартира в центре. Это ведь золото! Сдавать, детям оставить…
— У нас нет детей, — выдохнула Виктория, не скрывая, как эти слова греют её больную душу.
— Но они могут быть. Вика, ты уже третий год как пропала в этих своих командировках, а Рома один… Совсем один! — свекровь вскочила, её голос стал звонким, как остриё ножа, и ударил прямо в сердце. — Он же взрослый, но ему тоже нужна ты.
Виктория сжала зубы, отпустив злое дыхание в пустое пространство. Каждая встреча со свекровью — это как череда удушающих вопросов. Почему у нас нет детей? Почему ты всё время на работе? Почему, почему, почему? И всё это она говорит, как будто Роман — это маленький мальчик, которого можно оставить и вернуться, когда захочется. Это не её сын, это не её жизнь. Почему она снова рисует Виктории чужие картины?
— Прости, но мне пора, — Виктория сдавленно проговорила, глядя на часы, как на спасительный якорь. — Встреча через час.
— Конечно, конечно, — Марина Петровна встала с кресла. — Но подумай, Вика, подумай хорошенько. Квартиру можно сдавать. А если продашь — потом будешь локти кусать.
Виктория не ответила. Закрыла за собой дверь и спустилась вниз, к машине. Знала, что разговор не закончится, но как всегда — всё останется на её плечах. И с этим ей нужно было что-то делать.
Две недели… Они пролетели, как будто у времени не было сердца. Презентации, встречи, переговоры. Виктория стала жить между самолетами и гостиницами, почти забывая, когда она последний раз была дома.
— Как ты там? — спросила она в очередной раз, пытаясь вырваться из плотного графика, но всё равно чувствовала, что что-то ускользает.
— Всё нормально, не переживай, — голос Романа был напряжен. Это не было просто «нормально». Это было что-то другое, невыразимое. — Ты когда вернёшься?
— В пятницу вечером, — Виктория сделала паузу. — Надо бы ремонт в квартире закончить. Уж сколько можно тянуть?
— Да-да, конечно… — Роман замялся. — А может, не будем спешить с продажей? Мама сказала…
— Рома, — перебила его Виктория, — мы же всё обсудили. Квартира требует работы, а у нас нет на это времени. Продадим её — купим дом. Ты ведь тоже мечтал.
— Ладно, как скажешь, — его слова прозвучали так быстро, что это только ещё больше её насторожило. — Пора, пока.
Телефон отключился, и Виктория осталась стоять на месте, чувствуя странную тревогу. Но она решила не паниковать. Вернётся домой — поговорит.
Пятница. Вечер. Виктория вернулась домой, измотанная долгим перелётом и этим бесконечным ощущением, что что-то в жизни опять потеряно. В квартире было темно. Как в пустой комнате.
— Рома, ты дома? — голос её звучал, как эхо в пустом доме. Она включила свет в прихожей, но ответом была тишина. На кухонном столе лежала записка: «Уехал к маме, вернусь поздно.»
И вот теперь всё стало ясно.
Виктория нахмурилась, подходя к двери. Обычно Роман встречал её с улыбкой, заготовленным ужином и какой-то маленькой радостью в глазах. Но сегодня… ничего этого не было. Тишина. А в животе кольнуло. Как будто что-то не так. И она знала, что это не просто усталость после командировки.
Субботним утром она решила ехать в дедушкину квартиру — в любом случае нужно было посмотреть, что там с ремонтом. Может, хотя бы немного разобраться. Но как только припарковалась у дома, Виктория заметила женщину, выходящую из подъезда с мусорным пакетом. Неизвестную. Вроде ничего особенного, но она не могла избавиться от чувства, что эта женщина как-то не влезала в общую картину.
Она поднялась на этаж. Подходя к двери, услышала странный звук — телевизор. Но в квартире не было никого. Не было? Виктория вынула ключи, но замок не поддался сразу. Почему-то он был закрыт на задвижку изнутри. Поднялась тревога. Почему он закрыт?
Звук шагов. Потом тишина. А вот и — щелк!. Задвижка отодвигается, дверь открывается.
На пороге стояла женщина с тем самым мусорным пакетом.
— Вам кого? — спросила она, улыбаясь как-то слишком широко.
— Это моя квартира. А вы кто? — Виктория едва сдерживала ярость. Голос дрожал.
— Ой, так вы, наверное, хозяйка? — Женщина заулыбалась и протянула руку. — Мы с Мариной Петровной договорились. Она нам сдала квартиру на полгода вперёд. Такая замечательная женщина, говорит, внучка всё равно не занимается квартирой, так хоть польза будет.
Виктория стояла, не веря своим ушам. Это не могла быть правда. Но в этот момент за её спиной раздались знакомые шаги.
— Дорогая, ты уже здесь? А я как раз маму привёз… — сказал Роман, появляясь на лестничной площадке.
Виктория медленно повернулась. И увидела его. И Марину Петровну. Свекровь, как всегда, в идеальном костюме, с улыбкой на губах, словно ничего не произошло.
— Вика, как хорошо, что ты приехала! Я как раз хотела поговорить о квартире! Знаешь, эти люди такие приличные, деньги заплатили вперёд… — Марина Петровна говорила так, будто всё это было совершенно нормально.
Виктория сделала шаг вперёд и вошла в квартиру. Воздух был странный. Не такой, как раньше. В нос ударил запах готовящегося супа. Всё здесь изменилось. Где-то за дверью была кухня, но прямо в центре — современный диван, а не дедушкино кресло. Стены украсили чужие фотографии. На подоконниках — горшки с цветами, как будто это и была всегда чья-то другая жизнь.
— Что здесь происходит? — Виктория стояла, не в силах понять. Её взгляд скользил по комнате, где среди коробок и чемоданов было что-то чуждое. Всё было чуждое.
Из кухни выглянула женщина среднего возраста.
— Ой, здравствуйте! — Она сделала шаг вперёд. — Я Анна, а это мой муж Сергей, — она указала на мужчину, который как раз раскладывал свои инструменты на столе. — Мы тут потихоньку обживаемся. Марина Петровна сказала, можно начинать ремонт.
Виктория побледнела. Её руки начали дрожать. Не могла поверить в происходящее. Всё в ней протестовало против того, что она видела. Это был её дом. Её квартира. Но теперь в ней кто-то чужой, чужие вещи. Чужие люди.
— Вы что, с ума сошли? — прошептала она.
— Ну что ты так нервничаешь? — свекровь, как всегда, безмятежно присела на краешек нового дивана, аккуратно поправив юбку. — Я же для семьи стараюсь. Квартира пустует, а так хоть какая-то польза. Анна с Сергеем — прекрасные люди, они даже ремонт сделают за свой счет.
Виктория почувствовала, как ей сжало грудь. Кровь закипела, а слова встали в горле.
— Вы не имели никакого права! — её голос стал резким, как нож. — Это моя собственность!
Роман, сидящий рядом, вздохнул и протянул руку.
— Вика, давай спокойно всё обсудим… — попытался он успокоить её, но Виктория не выдержала.
— Обсудим? — Виктория резко развернулась к мужу, глаза её пылали. — А что тут обсуждать? Вы за моей спиной пустили чужих людей в квартиру моего дедушки!
— Да какая разница, твоя, не твоя, — отмахнулась Марина Петровна, будто это была пустая формальность. — Мы же одна семья. К тому же, они уже все документы оформили, и деньги заплатили…
Виктория почувствовала, как её ноги подкосились. Это не может быть правдой.
— Какие документы? — её голос стал тонким, почти неслышным.
Марина Петровна гордо достала из сумки договор аренды, протянула его. Виктория прочитала несколько строчек и почувствовала, как всё внутри замерло. В её голове вспыхнуло красное.
— Здесь моя подпись! Роман, ты подделал мою подпись? — спросила она, не веря своему слуху.
Роман, не выдержав взгляда жены, опустил глаза. Он сдержал тяжёлый вздох и едва слышно проговорил:
— Мама сказала, так будет лучше…
— Вы с ума сошли? — Виктория почувствовала, как её руки начали дрожать, сжимая договор в кулаке. — Как вы могли?
— Не драматизируй, — фыркнула свекровь, не понимая серьёзности происходящего. — Лучше посмотри, какую сумму они готовы платить ежемесячно.
— Мне плевать на деньги! — Виктория рявкнула. Её глаза сверкали. Она повернулась к квартирантам, стоявшим в дверях, растерянным взглядом наблюдавшим за происходящим.
— У вас есть два дня, чтобы освободить квартиру, — сказала она решительно, даже не взглянув на них.
Анна растерянно возразила:
— Но мы же заплатили…
— Это не моя проблема. — Виктория отрезала, как будто решала судебное дело. — Разбирайтесь с той, кто взял у вас деньги. Она взглянула на свекровь, потом на Романа. — А вы, Марина Петровна, даже не думайте больше приближаться к моей собственности. И ты, Роман, тоже.
Свекровь взорвалась:
— Что значит — не приближаться? — её голос трескался от возмущения. — Я действовала в интересах семьи!
Виктория посмотрела на неё с горечью, такая знакомая фраза. Словно всё было всегда так.
— В интересах семьи? — Виктория горько усмехнулась. — Нет, вы действовали в своих интересах. Как всегда. Но с этим покончено.
С этими словами она развернулась и пошла к двери, не оглядываясь. Оставив позади растерянных квартирантов, возмущённую свекровь и мужика, который замолчал и вдруг стал таким чужим. В голове Виктории всё было как туман — почему она не видела? Почему не заметила, как эти маленькие шершавые детали собирались в такую грубую картину?
На следующий день её телефон звякнул. Это была Анна.
— Мы очень извиняемся за всю эту ситуацию. Марина Петровна уверяла, что вы в курсе… Мы уже собираем вещи… — голос был робким, растерянным.
Виктория тихо вздохнула.
— Хорошо, — сухо ответила она. — Ключи оставьте у консьержки.
Виктория встала у окна, глядя на пустую квартиру. Время шло, а вот её чувства не менялись. Дедушкина квартира, родная, та, где она выросла, где каждый уголок хранил воспоминания о теплоте и уюте, теперь выглядела чужой. Она всегда любила здесь бывать. Но теперь… Теперь всё было чуждо.
— Ну что, Виктория, может, всё-таки поговорим? — Роман стоял у дверей, как-то непривычно нервничая, теребил воротник рубашки. Лицо его было таким, что можно было сразу понять — он готов просить прощения.
— О чём говорить, Роман? О том, как ты с мамой решили распорядиться моим наследством? — Виктория не оборачивалась. Голос её был холодным, пустым. Но в глазах горела злобная искра.
— Я знаю, что мы поступили неправильно, но мама хотела помочь… — Он пытался найти слова, но они не клеились.
— Помочь? — Виктория так усмехнулась, что эта усмешка казалась больше слезами, чем смехом. — Подделать мою подпись — это помощь? Я не раз с ней об этом говорила, а она всё сделала по-своему.
— Виктория, хватит! — Внезапно раздался голос свекрови. Она вошла в квартиру, не скрывая своего недовольства, как всегда идеально одетая, будто ничего не случилось.
— Мама, не сейчас, — Роман попытался её остановить.
— Нет, не «не сейчас»! — Марина Петровна решительно шагала в комнату, не замечая ни замедленных шагов Романа, ни её собственного мужского опустившегося взгляда. — Я делаю для вас всё, а ты, Виктория, ведёшь себя как ребёнок! Ты же не знаешь, как сдавать квартиры! Я вот нашла этих приличных людей, а ты…
— Вон отсюда, — Виктория сказала это тихо, но слова, как нож, пронзили воздух.
— Что? — Марина Петровна как-то не сразу пришла в себя от её холодного тона. — Ты что себе позволяешь?!
— Вон. Я сказала — вон. И чтоб духу вашего здесь больше не было, — Виктория даже не взглянула на свекровь.
— Ты что, с ума сошла? — В голосе Марины Петровны была даже не обида, а стыд. — Ромочка, ты слышишь? Как она с нами разговаривает?
— Мама, хватит! — Роман неожиданно заговорил твёрдо, его голос был серьёзным. — Вика права. Мы поступили подло.
— Ах, так? — Свекровь побагровела, как никогда раньше. — Ну и оставайтесь тут со своей гордячкой! А я, кстати, у Людмилы Сергеевны расскажу, как ты с матерью мужа обращаешься! Всё, с меня хватит!
Тишина повисла. Виктория замерла на секунду, потом вышла, оставив за собой эту семейную бурю.
В следующую неделю она наняла бригаду рабочих. Ремонт в квартире шел полным ходом. Виктория часто оставалась до ночи, проверяя, как идут работы. Она по-настоящему этим увлеклась. Каждый элемент — плитка, стены, кухня — было важно выбрать так, как она того хотела. И она привыкла работать руками. Даже когда Роман помогал, между ними, словно невидимая стена, стояла тревога. Слишком много слов осталось не сказанными, слишком много обид копилось.
А в это время Марина Петровна распускала слухи. Уже все знакомые знали, какая Виктория неблагодарная, как она не уважает мать мужа. И, конечно, Виктория подслушала разговор на семейном ужине у тёти Романа, как свекровь рыдала на кухне:
— Она меня просто игнорирует! Я ведь только как лучше хотела! — рыдала Марина Петровна, не замечая, что её слова звучат как акт обвинения, а не оправдания.
Когда ремонт был завершён, квартира преобразилась. Виктория словно заново родила это пространство. Она продала её быстро, а деньги вложила в строительство дома, мечты, которая с Романом так долго вынашивали. Дом получился именно таким, каким они его себе представляли: большая веранда, просторная кухня, уютные спальни.
Но Марина Петровна так и не пришла туда. Принцип был важнее. «Низко, неуютно», — говорила она, даже не постаравшись увидеть, как хорошо им вдвоём.
