— Если ты немедленно не займёшься ремонтом на кухне и в санузле, я вызову бригаду, а оплату возьму из тех денег, что ты откладываешь на свой кроссовер! Мне надоело ждать, — голос Алины прозвучал ровно, обыденно, без тени истерики. Она просто констатировала факт, стоя в проёме, ведущем из коридора в то, что когда-то было уютной кухней.
Роман оторвался от экрана смартфона, где он с упоением изучал новый обзор шикарного внедорожника. Он сидел в гостиной, на диване, в островке относительного комфорта, и недовольно поморщился, словно его прервали на важной государственной встрече.
— Алина, опять ты начинаешь? Я же чётко сказал: не лезь. Я сам всё сделаю, как только появится время.
Время не появлялось уже целых шесть месяцев. Полгода Алина жила не в квартире, а посредине настоящей строительной площадки. Её утро начиналось не с бодрящего запаха кофе, а с вида голых бетонных стен, отмеченных призрачными силуэтами сорванных шкафчиков. Из стены торчали разноцветные пучки проводов, напоминая вскрытые артерии. Единственная, голая лампочка без абажура свисала с потолка на длинном шнуре, бросая резкие, уродливые тени на кучи строительного мусора по углам. Вместо нормального обеденного стола — лист фанеры, брошенный на две старые табуретки. И повсюду она — мельчайшая серая глиняная пыль. Она скрипела на зубах, оседала на волосах, въедалась в каждую пору кожи.
— Времени не нашлось уже полгода, Рома. Полгода я готовлю еду на одной конфорке крошечной электрической плитки. Полгода я мою посуду в тазике, потому что ты демонтировал раковину. Наш унитаз стоит посреди коридора, как нелепый памятник твоему «я сам». Мне это просто осточертело.
Она обвела взглядом это поле битвы. Он начал так резво. С ломом в руках и горящими глазами он за двое выходных превратил их уютную кухню и санузел в руины, достойные фильма о постапокалипсисе. Он сбил плитку, разломал сантехнику, содрал обои. А потом энтузиазм внезапно иссяк. Нашлись более важные дела: помочь другу с гаражом, съездить на рыбалку, посмотреть важный футбольный матч. А мечта о машине, сверкающей хромом и пахнущей новой кожей, окончательно вытеснила из его головы мысли о бытовом дискомфорте. Ведь страдает от него в основном Алина, а не он.
— Ты не понимаешь самой сути, — он поднялся и подошёл к ней, принимая снисходительный, покровительственный вид. — Это не просто деньги. Это наша общая цель. Ещё немного, тысяч шестьдесят гривен, и она наша. Представляешь, как мы помчимся на ней на юг, к Чёрному морю? С ветерком, с музыкой. А ремонт… ремонт — это пыль и грязь, он спокойно подождёт. Ничего с тобой критичного не случится, если ещё пару месяцев поживёшь в таких условиях.
Он попытался её обнять, но Алина резко отстранилась. Его прикосновение было ей сейчас совершенно невыносимо.
— Это ты не понимаешь. Ты будешь кататься на своей машине, а я так и буду жить в этой разрухе. Твоя мечта превратила мою повседневную жизнь в ад. Так что я даю тебе жёсткий срок. Одна неделя. Если через неделю здесь не появится хотя бы мешков со шпаклёвкой, я вызываю мастеров.
Роман рассмеялся. Не со злостью, а именно снисходительно, как смеются над наивным ребёнком.
— И чем ты им платить собираешься, мне интересно? — он кивнул на старую металлическую коробку из-под печенья, стоявшую на полке в гостиной. Там лежала вся его гордость, вся его мечта, пересчитанная до копейки. — Даже не вздумай трогать эти деньги. Я тебе категорически запрещаю.
Алина посмотрела ему прямо в глаза. Её взгляд был холодным и абсолютно ясным.
— Ты забыл, Рома. Коробка хранится у меня, потому что ты транжира, а я умею грамотно экономить. Ты сам мне её доверил. Так что считай, что я просто перенаправлю финансовые потоки на более насущные нужды.
Он перестал смеяться. На его лице появилось упрямое, бычье выражение. Выражение, которое означало конец любых переговоров.
— Я всё сказал. Не лезь. Я пошёл, с парнями договорился встретиться, нужно обсудить кое-какие опции для машины.
Он развернулся, прошёл в коридор, начал обуваться, демонстративно громко топая. Он был абсолютно уверен в своей правоте и в её полном бессилии. Это была просто очередная женская блажь, которую нужно перетерпеть. Он хлопнул входной дверью, и звук эхом прокатился по пустой, разгромленной квартире. Алина осталась стоять одна посреди этой бетонной коробки. Она несколько секунд смотрела на дверь, за которой он скрылся. Потом медленно подошла к полке, сняла тяжёлую металлическую коробку и поставила её на фанерный стол. Открыла. Ровные пачки купюр, перетянутые аптечными резинками, смотрели на неё. Её рука не дрогнула. Она взяла телефон, открыла поисковик и набрала два слова: «Ремонт санузла. Срочно».
Командировка нарисовалась совершенно внезапно. Три дня, в Ивано-Франковск. Роман собирал сумку с таким видом, будто отправлялся в кругосветное путешествие, раздавая последние ценные указания. Он стоял в коридоре, уже одетый, и смотрел на Алину с показной отеческой заботой.
— Ты тут смотри, не натвори глупостей без меня. С деньгами поосторожнее, ничего лишнего не покупай. Привезу тебе сувениров.
Он даже не вспомнил об их последнем, напряжённом разговоре. Ультиматум, брошенный женой, выветрился из его головы, как незначительный каприз. Он поцеловал её в щёку — поцелуй был быстрым и формальным — и вышел. Алина даже не пошла его провожать. Она дождалась, пока лязгнет замок, и только после этого достала телефон. Она не искала долго. Первый же сайт в поисковой выдаче — «Ремонт под ключ. Быстро. Гарантия». Она набрала номер.
— Здравствуйте. Бригада свободна? Нужна уже на завтрашнее утро. Адрес записывайте.
На следующий день, ровно в девять, в дверь позвонили. На пороге стояли двое крепких мужчин в рабочих комбинезонах и третий, постарше, в чистой куртке — прораб. Он вошёл, без стеснения оглядел разгромленную кухню, заглянул в санузел. Его лицо не выражало ни удивления, ни сочувствия — только профессиональную, быструю оценку.
— Да уж… тут настоящий торнадо поработал, — он хмыкнул, ткнув носком ботинка в обломок старой трубы. — Что делать будем, хозяйка?
Слово «хозяйка» прозвучало для Алины как невероятно приятная музыка. Последние полгода она чувствовала себя кем угодно — пленницей, прислугой, жительницей ночлежки, — но только не хозяйкой в собственном доме.
— Всё под ключ. Чтобы через трое суток я не узнала это место. Плитка вот эта, — она показала на экране планшета картинку. — Сантехника вот такая. Кухонный гарнитур самый простой, белый, но обязательно качественный. Всё должно быть абсолютно готово к вечеру пятницы.
Прораб кивнул, быстро набросал в блокноте смету, назвал финальную сумму. Алина, не моргнув, согласилась. Через полчаса квартира наполнилась звуками, которых не слышала полгода. Заработал перфоратор, со стен полетели остатки старой штукатурки. Зажужжала болгарка, обрезая кривые трубы. Мужчины работали слаженно, быстро, без лишних слов. Их движения были точными и осмысленными, в них не было Роминого дилетантского позёрства, с которым он размахивал ломом. Это была Работа. Настоящая, тяжёлая мужская работа, а не её жалкая имитация.
Алина заперлась в гостиной, но звуки проникали и туда. Это была лучшая музыка за последние месяцы. Она не радовалась. Она наблюдала за исполнением приговора, который сама же и вынесла. Она не думала о том, что произойдёт, когда вернётся Роман. Она просто знала, что по-другому быть уже не могло. Точка кипения была пройдена, и механизм был запущен.
Три дня пролетели как одно мгновение. В пятницу вечером, когда рабочие убирали за собой последние следы мусора, прораб позвал её принимать работу. Она вошла на кухню и замерла. Это было чужое, незнакомое место. Идеально ровные белые стены, глянцевый фартук из светло-серой плитки, сверкающая сталью мойка и новый смеситель. Белоснежный гарнитур, ещё пахнущий свежим ДСП, встал на своё место так, будто был здесь всегда. В санузле сияла новая акриловая ванна, а унитаз, её многомесячный кошмар, стоял там, где ему и положено, белый и безупречный.
— Всё, как вы заказывали, — прораб протянул ей акт выполненных работ. — С вас сто тринадцать тысяч гривен.
Алина молча кивнула. Она прошла в гостиную, сняла с полки тяжёлую металлическую коробку из-под печенья. Поставила её на стол и открыла. Пачки денег, перетянутые резинками, лежали плотными рядами. Без единого дрогнувшего мускула на лице она отсчитала нужную сумму. Ровные пачки легли в мозолистую руку прораба. Он быстро пересчитал их, кивнул.
— Спасибо за доверие, хозяйка. Если что, звоните.
Дверь за рабочими закрылась. В квартире воцарилась тишина. Но это была уже другая тишина. Не тишина запустения, а тишина порядка. Алина подошла к новому смесителю и повернула ручку. Из крана с мягким шипением полилась вода. Она вымыла руки в новой раковине и пошла в гостиную ждать мужа.
Роман возвращался из командировки в превосходном, приподнятом настроении. Сделка прошла очень удачно, ему выписали хорошую премию, и теперь до машины мечты оставалось рукой подать. Он представлял, как войдёт в квартиру, бросит на стол пачку денег и скажет Алине: «Смотри, ещё один шаг сделан». Он даже купил ей в Ивано-Франковске коробку конфет — жест великодушного победителя. Он предвкушал, как она обрадуется, как снова поймёт, что его цели — это их общие цели, и все эти бытовые мелочи вроде ремонта не стоят и выеденного яйца по сравнению с блестящим будущим, которое он для них строит.
Он вставил ключ в замок, повернул. Дверь открылась, и он шагнул в коридор, на ходу скидывая ботинки. Первый же вдох заставил его замереть. Воздух был другим. Он не пах пылью и бетоном. Он пах… чистотой. Чем-то неуловимо новым, химическим, запахом свежего силикона и новой мебели. Он поднял глаза и увидел арку, ведущую на кухню. И остолбенел. Вместо привычного серого разгрома на него смотрело светлое, сияющее пространство.
Он сделал несколько медленных, неуверенных шагов вперёд, словно боялся, что это просто мираж. Новая плитка на полу, идеально ровная. Белоснежный гарнитур с блестящими ручками. Новая раковина, в которой отражался свет от новой лампы на потолке. Он протянул руку и коснулся гладкой, прохладной поверхности столешницы. Она была настоящей. Он заглянул в санузел. Там его ждал тот же удар. Сияющая белизной ванна, новый унитаз, аккуратные швы на плитке.
Шок начал стремительно отступать, уступая место холодному, липкому пониманию. Его взгляд метнулся в гостиную, на полку, где всегда стояла заветная коробка из-под печенья. Он рванулся туда. Схватил её. Она была слишком лёгкой. Он сорвал крышку. Внутри, на дне, лежало несколько помятых купюр и мелочь. Остальное исчезло. Вся его мечта, все его планы, всё его будущее, пересчитанное и сложенное в аккуратные пачки, испарилось.
В этот момент в дверном проёме гостиной появилась Алина. Она стояла спокойно, сложив руки на груди, и смотрела на него. На её лице не было ни страха, ни раскаяния. Только холодное, отстранённое ожидание.
— Ты, — выдохнул он. Это было не вопросом, а приговором.
Она молча кивнула.
Он не закричал. Он не стал ничего спрашивать. Он медленно поставил пустую коробку на полку. Затем развернулся и, не глядя на жену, вышел в коридор. Открыл ящик с инструментами, который не трогал полгода. Порылся в нём и достал тяжёлый разводной ключ. Его движения были размеренными, пугающе спокойными. С ключом в руке он вернулся на кухню. Алина не сдвинулась с места, просто наблюдая.
Он подошёл к новому, сверкающему смесителю. Зажал его блестящую поверхность губками ключа и с силой повернул. Раздался отвратительный скрежет металла. Смеситель согнулся под неестественным углом, из него вырвалась и тут же иссякла струйка воды. Затем он занёс ключ над новой раковиной. Первый удар. Второй. На белоснежной поверхности появилась паутина тонких трещин. Третий удар был глухим и сокрушительным. В центре раковины образовалась дыра с рваными краями.
Он перешёл к гарнитуру. Подошёл к верхнему шкафчику, схватился за дверцу. Он не стал её вырывать. Он упёрся ногой в стену и методично потянул. Послышался треск ломаемого ДСП, винты, державшие петли, с мясом вырвало из стенки шкафа. Дверца повисла на одной, нижней петле, криво и жалко.
Он бросил ключ на пол. Металл звякнул о новую плитку. Он оглядел дело своих рук — изуродованную, осквернённую кухню. Это был его ответ. Громкий, жестокий и окончательный. Он посмотрел на Алину. Её лицо оставалось непроницаемым. И это бесило его больше, чем если бы она рыдала или кричала. Он понял, что не сломал её. Он просто разрушил неодушевлённые вещи.
Не говоря ни слова, он прошёл мимо неё в коридор, схватил свою куртку, сунул ноги в ботинки. Достал из кармана ключи от квартиры, бросил их на тумбочку. Они упали с тихим стуком. Он открыл дверь и вышел. Он ехал к матери. Единственному человеку в мире, который точно знал, что он всегда и во всём прав.
Прошло трое суток. Три дня Алина жила в квартире, которая стала полем боя двух противоположных сил: созидания и разрушения. Свежая белая краска на стенах кухни соседствовала с уродливой дырой в новой раковине. Идеально уложенная плитка была осквернена согнутым в бараний рог смесителем. Это был памятник их браку — аккуратная, чистая основа, растерзанная в припадке эгоистичной ярости. Алина не пыталась ничего убирать. Она просто жила в этом. Она пила кофе, сидя за новым столом, и смотрела на покалеченную дверцу шкафа. Она была на удивление спокойна. Буря внутри неё улеглась, оставив после себя холодный, звенящий штиль.
В субботу днём в замке повернулся ключ. Роман не бросал свои ключи, он бросал ключи от квартиры, от их общей жизни. Свой личный комплект он, конечно, оставил при себе. Он вошёл не один. За ним, как тяжёлый танк, вплыла его мать, Марина Семёновна. Она вошла с видом ревизора, её взгляд был острым и оценивающим. Она не поздоровалась. Она сразу прошла на кухню, оглядела дело рук своего сына, затем перевела взгляд на Алину, которая сидела за столом с чашкой в руках.
— Ну, здравствуй, Алина, — начала Марина Семёновна тоном прокурора. — Добилась своего? Рада теперь? Мужика своего без его мечты оставила, семью на грань разрушения поставила. И ради чего? Ради вот этих вот побрякушек?
Она обвела рукой кухню, её жест был полон глубокого презрения. Роман стоял за её спиной, молчаливый и насупленный. Он привёл мать как свой главный и последний аргумент.
— Настоящий мужчина, Алина, всегда к цели идёт, — продолжала вещать свекровь, не дождавшись ответа. — Он должен строить будущее, а не в плитке ковыряться. Это всё бабские мелочи. А мудрая женщина должна его поддерживать. Терпеть. Помогать ему. А ты что сделала? Ты у него из-под носа его цель украла. Его деньги. Растранжирила на то, что он и сам бы сделал, когда время пришло бы. Конечно, он вспылил. У любого мужчины бы гордость взыграла, когда с ним так подло поступают.
Алина медленно поставила чашку на стол. Звук фарфора о столешницу прозвучал в тишине оглушительно громко. Она подняла глаза и посмотрела не на свекровь, а прямо на Романа, который прятался за материнской спиной.
— Полгода, Марина Семёновна, — её голос был ровным и лишённым всяких эмоций. — Полгода ваш «настоящий мужчина» не мог найти время. Полгода я мыла посуду в тазике, а в туалет ходила, перешагивая через унитаз в коридоре. Я жила в грязи и пыли, пока он рассматривал картинки машин. Его цель? Это была только его цель. В его будущем с машиной мне, видимо, отводилось место на кухне с вырванной раковиной.
Она встала. Она была невысокого роста, но сейчас казалась выше и Марины Семёновны, и своего мужа.
— А что до его гордости… — она усмехнулась. — Настоящий мужчина, как вы говорите, доделывает начатое. Он не бросает всё на полпути на полгода. И уж точно настоящий мужчина не вымещает свою злость на неодушевлённых предметах, как обиженный ребёнок, у которого отобрали игрушку. Он приходит и решает проблему. А ваш сын пришёл и всё сломал. А потом прибежал к маме жаловаться.
Воздух в комнате загустел. Марина Семёновна открыла рот, чтобы выдать очередную порцию нравоучений, но слова застряли у неё в горле. Она увидела, что её оружие не работает. Алина не каялась. Она обвиняла.
— Это были мои деньги! — наконец подал голос Роман. Его голос прозвучал жалко и по-детски. — Мои! Я их копил!
— Твои деньги, Рома, лежали в моей коробке, в моей квартире, — отрезала Алина, глядя ему прямо в глаза. — И они пошли на то, чтобы эта квартира стала пригодной для жизни. Раз уж ты на это оказался не способен.
Марина Семёновна поняла, что битва окончательно проиграна. Её невестка не сломалась. Она выковала из себя сталь. Она посмотрела на своего сына, всё ещё стоящего за её плечом, и впервые, возможно, увидела в нём не идеального мужчину, а то, что увидела Алина.
— Пойдём, Рома, — она взяла его за руку, как маленького. — Ей ничего не докажешь. Тут всё ясно.
Они развернулись и пошли к выходу. Уже в дверях Марина Семёновна обернулась. Её лицо исказила злая гримаса.
— Ну что ж, живи теперь в своей чистоте. Одна.
Дверь захлопнулась. Алина осталась одна посреди своей новой, покалеченной кухни. Она постояла несколько секунд, прислушиваясь к удаляющимся шагам на лестнице. Потом её взгляд упал на валявшийся на полу разводной ключ. Она медленно подошла, нагнулась и подняла его. Он был тяжёлым, холодным. Оружие разрушения. Она повертела его в руках, а затем спокойно положила на столешницу. Просто инструмент. Завтра она позвонит тому же прорабу и вызовет мастера. Работы было немного…
