— Это что ли твоя жена, дорогой? — говорит любовница моего мужа.
— Бывшая… — вырывается у меня сквозь надрывный скулёж. Словно я собака, которую хозяин пнул. Нет, так не пойдёт. — Бывшая жена!
Контейнер с курицей, который я заботливо собирала для любимого мужа, выпадает из рук. Я разворачиваюсь и ухожу, даже не бросив взгляда на застывшую секретаршу.
Как давно Марат мне изменяет? Как давно она в курсе? Всё это время это входило в её обязанности? И что она бы сказала мне, если бы в роковую минуту оказалась на рабочем месте? Что Марат уехал? Что он занят, что у него совещание? Я, конечно же, бы сразу ушла домой.
И тогда… когда бы узнала правду тогда?
Чувствую, как с каждым вопросом мне становится хуже физически. Я чувствую себя просто растоптанной, опозоренной, идиоткой… Зачем я вообще была ему нужна?
И почему его любовница похожа на меня?
Всё это время ему просто нравился один и тот же типаж? В этом причина?
Я всхлипываю. По щекам текут слёзы.
Муж не выбегает за мной, не останавливает. Конечно — зачем? Ведь я сделала, как он сказал — вышла за пределы его рабочей зоны, куда мне ход заказан. За пределы его «рабочих моментов». Вот, значит, как он устаёт здесь. И вот почему он не приехал в больницу, хотя и обещал.
Впрочем… может, и не нужен был ему никакой ребёнок вовсе?
Уже не знаю, что в нашем браке ложь, а что правда.
Известно одно — нашим отношениям конец. Я не представляю, как смотреть на Марата после этого. Он из семьи, где к женщинам относятся своеобразно, я это знала. У его отца устаревшие взгляды, старший брат, при всей моей симпатии к нему, Ильдар… меняет женщин как перчатки. Марат клялся, что не такой. Клялся, что будет верен лишь мне. Потому что любит лишь меня одну.
Было ли это ложью уже тогда?
Не уверена, что хочу знать. Едва не умираю, пока не оказываюсь на улице. Воздух нельзя назвать свежим, но ветер в лицо бодрит. Сажусь в свою машину и заминаюсь, устраиваясь на сидении. Пальцами добела сдавливаю руль. Поехать домой, собрать вещи?
А если Марат успеет застать меня там? Не знаю, будет ли пытаться удержать, будет ли оправдываться, но если бы хотел, уже бы догнал меня.
В любом случае мне не хочется его видеть. Не сейчас. Не так.
Сейчас я способна только на слёзы.
Может быть, и хорошо, что никакого ребёнка нет. Бог уберёг… И всё равно ком стоит в горле, сначала слова врача, затем измена и странная схожесть любовницы со мной. Бред, какой же всё это бред…
В конце концов я решаю поехать к матери. Она ближе всего. И пусть отношения с ней у нас не самые тёплые, мне хочется просто упасть и плакать. А сделать это можно только дома. Смущать друзей не хочется. Да и не осталось как-то никого действительно близкого. Со всеми подругами стали видеться редко, у всех сменился круг общения и интересы после института.
Вздыхаю. А затем удивлённо распахиваю глаза и прикрываю рот ладошкой. Мутит, едва не вырвало прямо в машине.
Наверное, от нервов…
Всю дорогу сдерживаюсь.
Сдерживаюсь, чтобы не стошнило.
Сдерживаюсь, чтобы не лить слёзы.
Сдерживаюсь, чтобы не закричать.
Весь мир сжался в один слезливый ком боли, в одно огромное предательство.
Спустя двадцать минут я выхожу из машины, не захлопывая дверцу. Когда понимаю это, требуется много сил, чтобы вернуться и сделать всё как надо. Едва не грохаюсь в обморок, но справляюсь. У мамы двухкомнатная квартира на пятом этаже. Лифта нет, так что я с трудом поднимаюсь по лестнице.
— Саша? — удивляется мама, открыв дверь. Я по инерции ещё несколько мгновений вдавливаю палец в звонок. — Что ты так плохо выглядишь? Что случилось?
Полноватая женщина с короткой причёской. Волосы отливают красным, глаза голубые и как всегда какие-то холодные. Мама хорошо выглядит, с тех пор как я вышла замуж, у неё появились деньги на то, чтобы ухаживать за собой. Гладкая кожа, мало морщин для её возраста, татуаж бровей, подкаченные губы, дорогой маникюр.
Я же совсем забегалась по больницам в последние месяцы и не помню, когда в последний раз была в салоне красоты.
За что даже стала получать долю осуждения от неё.
Да, она из тех, кто любит критиковать своих дочерей. В моём случае одну из дочерей. Меня.
— Я хочу в свою комнату. Там свободно?
Шаткой походкой прохожу в прихожую, снимаю обувь.
— Ну да.
Она окидывает меня недовольным взглядом.
— Чего случилось-то? Так и будешь молчать, Саш?
— Мне нехорошо… Хочу полежать.
— А что, может, Марату-то позвонить? — всплёскивает она руками.
Даже его имя отзывается во мне болью.
— Не звони ни в коем случае. И если он сам позвонит — не говори, что я здесь. Не хочу его видеть.
— Это как? Как не хочешь, дочь?
Она вцепляется в моё плечо, я отталкиваю её и всё-таки срываюсь в туалет. Дальше тянутся не слишком приятные пять минут в моей жизни.
— Ты беременна что ли? Поздравлять? — мать занимает место под дверью и ждёт ответа, хотя я всё ещё стою на коленях над унитазом.
— Нет. Врач сказал, что нет…
— Тьфу ты! — она некоторое время молчит. — Так и что не так, Саш? Что ты пришла вообще?
— Просто оставь меня в покое, — я выхожу и смотрю ей прямо в глаза. — Я тебе всегда помогала, и ты, пожалуйста, сейчас будь на моей стороне. И просто не трогай меня. Потом обязательно поговорим.
Она замолкает, явно удивлённая моей просьбой.
Я пользуюсь моментом и добираюсь до комнаты, где провела большую часть детства и юности. Думала, буду реветь во всё горло, но на это не хватает сил. Слёзы текут, я просто сверлю взглядом потолок и жду, когда станет немного легче. Когда я смогу уснуть.
И спустя какое-то время почти получается.
Но дверь распахивается и в комнату влетает красная как рак мама.
— Саша, ты совсем уже?
Я вздрагиваю. Мать так взбудоражена, а я так вымотана, что не сразу осознаю её слова и даже решаю на мгновение, что в квартире пожар. Но нет.
— Ты что с Маратиком что ли поссорилась? — кричит.
— Мама, мне дурно… Я не хочу об этом говорить, это не твоё дело.
Но моя дорогая и безусловно горячо любимая родительница так не считает. Да, она и раньше очень трепетно относилась к моему браку. Но тогда и Марат вёл себя, как мужчина, а не… Поддержки я от неё не ждала, но и на крики не рассчитывала.
— Как это не моё? Как это не моё, Саша? Я МАТЬ!
— Ты ему звонила? Я же просила…
Она упирает руки в бока и мотает головой. Будто отрицательно, но за этим следует:
— А что? У меня дочь вся бледная какая-то серая приходит и говорит не впускать его. Это разве нормально? И ничего не объясняет ещё… Саша, ну как так можно? Как можно быть такой неблагодарной? Ты хочешь, чтобы у меня того… сердечный приступ? Раз ты в моём доме, ты мне всё как на духу будешь рассказывать. А если не рассказываешь, то я сама узнаю и пеняй на себя. Вот так!
— Хорошо, — выдыхаю я и собираюсь подняться, — я уйду…
Поспать не получится, ну и ладно.
Вот только и уйти, видимо, тоже. Мать вцепляется в мои плечи и давит на них, заставляя остаться на месте. Морщусь от боли. Я сейчас почему-то всё чувствую острее.
Мне и её прикосновения и голос всё равно что арматурой в открытую рану тыкать…
— Нет, куда? Ты остаёшься и по-человечески поговоришь с матерью. Что у вас случилось? Нехорошо это, просто так ты бы сюда не пришла…
Да, говорят, родные стены лечат. Стены-то может быть, но некоторые родные люди калечат. Я вскидываю на неё острый взгляд.
— А он тебе не сказал, да?
— Сказал, что очень зол, — отвечает она с такими круглыми глазами, будто злость моего мужа через несколько мгновений станет карой небесной и мы все умрём. — Что ты хочешь развестись. Я, конечно понимаю, Саша, в сердцах многое можно сказать, но Марат человек непростой. Нельзя такие вещи ему говорить. Нельзя. Никогда. А то смотри и вправду бросит… К маме тогда пойдёшь жить, да? Так я тебя не пущу, даже не надейся.
У меня на глаза слёзы наворачиваются. Просто из-за всего сразу.
Люди не птицы. Это если птица будет ранена, другие её заклюют тут же. Как слабое звено. Почему, заметив моё мимолётное плохое самочувствие, моё расстройство, она принимается накидываться и клевать, клевать, клевать, чтобы сделать больнее?
— Это не твоё дело, — повторяю. — Дай мне пройти.
— Да что такого-то случилось, что ты на взводе. Он тебя побил что ли? Из-за того, что ты ребёнка не можешь ему дать? Или что? Погулял что ли?
Судя по её тону, всё перечисленное за преступление она не считает.
— Да, изменил, если хочешь знать, — отвечаю как можно ровнее.
Мать усмехается. Какое-то злорадство проскальзывает в её взгляде.
— И? — недоумевает будто.
— Что? Надо что-то ещё?
— Саша, да нет вообще никаких причин, чтобы разводиться с таким человеком. Ни одной! Никогда! И даже чтобы говорить ему такие страшные вещи. Доча, — улыбается, — ну я-то думала, ты не такая глупая уж, понимаешь всё. Когда ещё такой шанс будет, вцепиться надо и не отпускать. И да, родить бы поскорее. Так что сама виновата.
На моих губах против воли появляется ответная насмешка.
— Понравился новый ремонт в квартире, да? Дача понравилась? Деньги, что я тебе перечисляю? А, может, и Марат что-то отстёгивает за моей спиной, тебе же всегда что-то надо. Всегда надо больше. Так вот…мама… сама, пожалуйста, спи с ним, рожай ему детей. Хорошо?
В ответ на это я получаю смачную такую оплеуху. Больно до одури, но самое страшное, что она заехала мне ногтём в глаз. И ближайшие несколько минут я просто опасаюсь, что он вытечет. Но всё обходится.
Мама же всё это время, заламывая руки, расхаживает по залу.
И когда я, наконец, нахожу в себе силы выйти из квартиры, она преграждает мне дорогу.
— Никуда ты не пойдёшь. Я Марату позвонила, он уже едет. Он тебя заберёт. Ты извинишься перед ним. Поняла? Загладишь вину… сама знаешь как.
— Ты думаешь, что после этого ты будешь иметь ко мне какое-то отношение? Даже если мы помиримся? Чего не будет. Я, если честно, в шоке… Ты отца за это же прогнала, избила его, устроила скандал, все его вещи и технику в окно выкинула. И нас ты научила у-ва-жать себя. А теперь что? Как?..
Она отталкивает меня. Не сильно, но знаю, если попробую уйти, будет ещё хуже. А драться с матерью… Не хотелось бы.
— Твой папашка кем был? Правильно, никем. И звать его никак, Саш! Да он должен быть мне благодарен, что я вообще его подобрала. А Марат? Марату ты должна быть благодарна. Потому что это ты — никто. Тебе так повезло… Мне бы так повезло! Алёнке бы так повезло.
— Так забирайте его, а меня оставьте в покое… Мам, я не хочу скандала. Мне полицию что ли вызывать? Что ты творишь…
Она бормочет что-то, а потом вдруг поднимает на меня взгляд и выдаёт:
— У меня же кредиты. Что я делать буду?
— Какие ещё кредиты? Зачем тебе?
Она злится и краснеет ещё больше.
— Да не твоё это дело! Ишь в кошелёк матери заглядывает… Учить меня вздумала?
— Не моё дело? Но платить по ним должна я, правда? Правду говорят, что деньги людей портят, а я и не замечала, что они с тобой сделали…
— Да замолчи ты… Эгоистка… Какая же ты эгоистка! Всегда такой была. Сама себе на уме. Ну почему он не посмотрел на Алёнку, а? Она ведь в сто раз красивее тебя. И соблазнить его пыталась, и так и эдак… Ребёнка бы она ему вмиг родила… А ничего не вышло. И что он в тебе нашёл, не пойму…
— Алёна… что?
Моя сестра пыталась быть с Маратом? Возможно, с подачи матери. Отлично. Просто. Замечательно.
Алёна всегда была похожа на неё, я на отца. Причём и внешне и характером. А мать любить никого не может, кроме себя…
И всё же… чтобы так…
Это ещё хуже поступка моего мужа.
— А чего, ревнуешь? Тебе же он не нужен был! Значит, будешь бороться? Проснулся азарт, Саш… Я тебе это рассказала, чтобы встряхнуть. Смотри, таких как он — один. А таких как ты — миллионы.
В этот миг в дверь звонят.
Я и пискнуть не успеваю, как в дверном проёме появляется… он.
