Телефон разразился пронзительной трелью, разрезав гнетущую тишину комнаты. Мария Степановна вздрогнула так сильно, что пластиковый стаканчик с водой выскользнул из дрожащих пальцев, оставив расплывающееся пятно на казенном покрывале.
— Алло, — голос предательски дрогнул, выдавая внутреннее напряжение, которое не отпускало ее с момента переезда в это странное место с пластиковыми цветами на подоконниках и запахом лекарств в коридорах.
— Машенька, милая, это я, Вера, — знакомый голос соседки, с которой бок о бок прожито тридцать лет, звучал необычно встревоженно. — Ты только не волнуйся, но тут у твоей квартиры какие-то люди крутятся. Мужчина в дорогом костюме и дама с планшетом. Всё ходят, записывают, фотографируют. Елена им открыла.
Внутри у Марии Степановны что-то оборвалось. Под ложечкой засосало так сильно, что она невольно прижала руку к животу.
— А… а что Лена говорит? — слова давались с трудом, словно каждое приходилось проталкивать сквозь тугой ком в горле.
— Ремонт, говорит, затеяли. Только какой ремонт, если мебель измеряют? — в голосе Веры Павловны зазвучали нотки возмущения. — Я ж не слепая, вижу, как они подоконники линейкой меряют, в шкафы заглядывают. Это ж не строители, это… риэлторы какие-то, Маша!
Мария Степановна закрыла глаза. В голове пронеслись обрывки вчерашнего разговора с дочерью. «Только на время реабилитации, мама», «Лучшие специалисты», «Всего пара месяцев», «Нужна доверенность для оплаты коммунальных услуг»… Неужели Лена могла так поступить? Родная дочь?
— Верочка, миленькая, сделай одолжение, — прошептала Мария Степановна. — Позвони Кириллу. Мой внук, помнишь? Номер в моей записной книжке, она на столике у телефона осталась. Скажи, пусть срочно мне перезвонит. Это очень, очень важно.
Положив трубку, она обессиленно откинулась на подушку. Чужая комната с безликими стенами, узкая койка, тумбочка с белыми пластиковыми ручками — всё здесь казалось временным, ненастоящим. А ведь еще три дня назад она была в своей квартире, среди вещей, хранящих память о целой жизни. Фотографии мужа, его любимое кресло у окна, книги, которые они вместе собирали годами… Неужели всё это собираются продать? Променять на деньги?
От этой мысли защемило сердце с такой силой, что Мария Степановна тихонько застонала, прижав руку к груди.
— Нет, мам, ты с ума сошла! — Кирилл мерил шагами кухню родительской квартиры, изредка бросая гневные взгляды на сидящую за столом мать. — Как ты могла так поступить с бабушкой? Она же верила тебе!
Елена сидела, опустив плечи, и механически крутила в руках чайную ложку. Ее обычно идеально уложенные волосы выбились из прически, а под глазами залегли глубокие тени.
— Ты не понимаешь… — начала она, но Кирилл резко перебил:
— Я прекрасно всё понимаю! Вы с отцом влезли в долги, и вместо того, чтобы честно поговорить с бабушкой, вы решили ее обмануть. Вывезли в этот… этот дом престарелых, подсунули какие-то бумаги на подпись и теперь хотите продать ее квартиру!
— А что нам оставалось делать? — Елена подняла на сына покрасневшие глаза. — Банк грозится отобрать нашу квартиру! У отца долги, которые нужно срочно гасить! А у бабушки огромная трешка в центре, в которой она совершенно одна. Ей и комнаты хватило бы!
— Вы даже не спросили ее мнения! — Кирилл с силой ударил кулаком по столешнице, так что посуда подпрыгнула. — Просто поставили перед фактом!
— Она бы всё равно не согласилась! — в дверях кухни появился Анатолий, отец Кирилла. Его некогда уверенное лицо осунулось, морщины залегли глубже, а в уголках глаз таилась тревога. — Ты же знаешь свою бабушку — всегда всё по-своему, всех поучает, никого не слушает!
— И поэтому вы решили ее обмануть? — Кирилл покачал головой. — Предать собственную мать? Папа, я думал… я думал, ты не такой.
— Не смей так говорить с отцом! — Елена вскочила, опрокинув чашку. Тёмная лужица кофе медленно растекалась по скатерти, но никто не обращал на это внимания. — Ты не представляешь, через что мы проходим! Коллекторы звонят каждый день, угрожают! Мы на грани разорения! У нас просто не было выбора!
— Выбор есть всегда, мама, — тихо, но твердо произнес Кирилл. — И я сделал свой.
Он развернулся и вышел из кухни, оставив родителей в оглушительной тишине. Через несколько секунд входная дверь хлопнула так, что задребезжали стекла в серванте.
Елена медленно опустилась на стул, закрыв лицо руками.
— Что теперь будет? — еле слышно произнесла она.
Анатолий тяжело вздохнул и опустил руку на плечо жены.
— Не знаю, Леночка. Честно, не знаю.
Узкая комната в доме престарелых «Золотая осень» была залита ярким утренним светом, пробивающимся сквозь тонкие занавески. За окном щебетали птицы, словно насмехаясь над тягостными мыслями Марии Степановны. Еще каких-то три дня назад она слушала точно такое же щебетание, сидя на своем балконе с видом на старый тополь. Тополь, который они с мужем видели еще тоненьким саженцем, а теперь он возвышался могучим великаном, шелестя по ночам листвой, напоминая шепот волн на море…
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.
— Позволите? — в комнату заглянула седовласая женщина с проницательными карими глазами и неожиданно живым, энергичным лицом. — Я ваша соседка по коридору. Ирина Васильевна.
— Проходите, — Мария Степановна попыталась улыбнуться, но губы не слушались.
Ирина Васильевна решительно шагнула в комнату и без приглашения присела на стул рядом с кроватью.
— Я случайно услышала ваш вчерашний телефонный разговор, — сказала она без обиняков. — Простите за бестактность, но, кажется, у вас серьезные проблемы с недвижимостью?
Мария Степановна удивленно приподняла брови. Такая прямота была непривычной, но сейчас почему-то вызвала не раздражение, а странное облегчение.
— Да, — кивнула она. — Моя дочь, кажется, решила продать мою квартиру. Без моего ведома.
— По доверенности? — уточнила Ирина Васильевна.
— Да… — Мария Степановна поморщилась, вспоминая, как легко поставила подпись, не вчитываясь в мелкий шрифт. — Я даже толком не прочитала, что подписываю. Думала, дочери можно доверять.
— Я тридцать лет проработала юристом по недвижимости, — спокойно, но с ноткой гордости сказала Ирина Васильевна. — И могу вас заверить, что доверенность — это не приговор. Ее можно оспорить, особенно если вы не понимали в полной мере последствий ее подписания.
— Правда? — Мария Степановна подалась вперед так резко, что поясницу пронзила острая боль, но она даже не обратила на это внимания. — Вы уверены?
— Абсолютно. — Ирина Васильевна быстрым, привычным движением достала из кармана халата маленький блокнот и ручку. — Нам понадобится хороший адвокат и, желательно, поддержка вашего внука, которому вы вчера звонили. Он на вашей стороне?
— Кирилл? — в глазах Марии Степановны впервые за эти дни блеснул огонек. — Да, конечно. Он всегда меня понимал. Удивительный мальчик — весь в дедушку. Такой же принципиальный, честный.
— Отлично, — Ирина Васильевна решительно щелкнула ручкой. — Тогда давайте составим план действий. И знаете что? Не такие уж мы с вами старые развалины, чтобы нас вот так легко списывать со счетов!
Мария Степановна неожиданно для себя улыбнулась. По-настоящему, от сердца.
Кирилл сидел на скамейке в парке возле дома престарелых, собираясь с мыслями перед встречей с бабушкой. Солнце грело плечи, но внутри была ледяная пустота. Родители… как они могли? Особенно мама — она ведь всегда казалась такой правильной, такой принципиальной. «Нужно всегда поступать честно, Кирюша», «Нельзя обманывать, даже если очень хочется». Сколько раз он слышал эти фразы в детстве? И вот теперь…
Вибрация телефона выдернула его из мрачных мыслей. На экране высветилось «Папа». Кирилл сбросил вызов и решительно встал. Хватит сидеть и переживать. Нужно действовать.
Он быстрым шагом направился ко входу в дом престарелых, кивнул вахтерше и поднялся на второй этаж. Коридор пах лекарствами и старостью — странная, неуловимая смесь запахов, от которой щемило сердце.
Дверь в комнату бабушки была приоткрыта. Кирилл тихонько постучал и заглянул внутрь.
Мария Степановна сидела в кресле у окна. За те два месяца, что они не виделись, она словно постарела на несколько лет. Осунувшееся лицо, глубокие морщины, поседевшие, аккуратно уложенные волосы. Но глаза… в глазах по-прежнему горел тот огонек, который Кирилл так любил с детства.
— Бабушка! — он бросился к ней, опустился на колени и крепко обнял, уткнувшись лицом в мягкую ткань халата. Запах такой знакомый, родной — лаванда и теплое молоко. Запах детства, запах дома.
— Кирюшенька, родной, — Мария Степановна гладила внука по непослушным темным волосам — таким же, как у ее покойного мужа. — Как же я рада тебя видеть! Извини, что выдернула тебя с учебы…
— Ты что, бабуль! — Кирилл отстранился и заглянул ей в глаза. — Как ты могла подумать, что я не приеду? Я всё знаю, мне соседка позвонила. Я уже был у родителей. Поругались…
— Ох, Кирюша, — Мария Степановна тяжело вздохнула. — Не надо бы вам с мамой ссориться. Она ведь мать тебе, что бы ни случилось.
— Но как она могла так поступить с тобой? — в голосе Кирилла звучало неподдельное возмущение. — Просто взять и выставить квартиру на продажу! Твою квартиру!
— У них, видно, большие проблемы, — тихо ответила Мария Степановна. — Раз уж на такое решились.
— Это не оправдание, бабуль, — Кирилл покачал головой. — Можно было просто поговорить с тобой, объяснить ситуацию.
— Наверное, боялись, что откажу, — Мария Степановна горько усмехнулась. — Я ведь всегда была строгой. Елену в ежовых рукавицах держала, всегда критиковала. Вот и выросла с обидой в сердце. А теперь думает, что и я такая же, что не помогу в беде.
— Всё равно это не повод обманывать! — упрямо возразил Кирилл. — Но ты не волнуйся, бабуль, мы всё исправим. Я уже познакомился с Ириной Васильевной в коридоре. Она дала контакты адвоката, я созвонился с ним, завтра он приедет сюда, и мы составим заявление об отзыве доверенности.
— А что твои родители? — Мария Степановна внимательно смотрела на внука, словно пытаясь разглядеть в его глазах отражение дочери.
Кирилл отвел взгляд.
— Они… они в отчаянии, бабуль. У отца бизнес на грани краха, долги большие. Им срочно нужны деньги.
— И поэтому они решили пожертвовать мной, — горечь в голосе Марии Степановны была такой концентрированной, что Кирилл физически ощутил ее вкус на языке. — Отправить в этот… приют для одиноких стариков, а вещи продать. Мебель, которую мы с дедом годами подбирали. Книги, которые он так любил. Фотоальбомы с нашей молодостью…
Ее голос дрогнул, и Кирилл поспешно сжал ее руку.
— Не расстраивайся, бабуль. Мы не позволим этому случиться. Обещаю.
Адвокат Павел Андреевич, невысокий энергичный мужчина с пронзительным взглядом серых глаз, сразу внушал доверие. Он внимательно выслушал историю Марии Степановны, иногда задавая уточняющие вопросы, и делая короткие пометки в блокноте.
— Ситуация непростая, но решаемая, — сказал он, когда Мария Степановна закончила рассказ. — Важно то, что есть свидетели того, что вы не понимали всех последствий подписания доверенности. Плюс ваше состояние здоровья на момент подписания — вы только что перенесли серьезную травму, находились под воздействием обезболивающих. Это сильные аргументы для суда.
— Для суда? — в голосе Марии Степановны прозвучал испуг. — Неужели придется судиться с родной дочерью?
— Боюсь, что так, — мягко ответил адвокат. — Если, конечно, не удастся договориться мирно. Но сначала мы составим и подадим заявление об отзыве доверенности. Это остановит продажу квартиры.
Дверь распахнулась без стука, и на пороге возникла Елена. На ее бледном лице застыло выражение гнева и растерянности одновременно.
— Мама! Что здесь происходит? — она перевела взгляд с матери на адвоката и обратно. — Кто этот человек?
— Павел Андреевич Соколов, адвокат, — спокойно представился мужчина, поднимаясь со стула. — Мы работаем над защитой прав вашей матери, Елена Сергеевна.
— Прав? — Елена нервно рассмеялась. — А кто защитит мои права? Права моей семьи? Мама, ты хоть понимаешь, что своим упрямством ты можешь лишить нас крыши над головой?
— Леночка, давай поговорим спокойно, — Мария Степановна сделала попытку встать, но боль в бедре не позволила, и она осталась сидеть, беспомощно протягивая руку к дочери.
— О чем тут говорить? — Елена отшатнулась, словно рука матери могла обжечь. — Ты всегда была эгоисткой! Всегда думала только о себе! Всю жизнь мне указывала, как жить, кого любить, как одеваться! А теперь, когда мне по-настоящему нужна твоя помощь, ты натравливаешь на меня адвокатов!
Эти слова были как удар под дых. Мария Степановна откинулась на спинку кресла, чувствуя, как немеют пальцы рук.
— Мама, пожалуйста, успокойся, — вмешался Кирилл, до этого молча стоявший у окна. — Давайте все просто сядем и обсудим ситуацию как взрослые люди.
— А ты вообще молчи! — Елена резко повернулась к сыну, и в ее глазах блеснули слезы. — Предатель! Выбрал сторону бабушки против родителей! После всего, что мы для тебя сделали!
— Я не выбирал стороны, мама, — тихо ответил Кирилл. — Я просто хочу, чтобы всё было по справедливости.
— По справедливости? — Елена горько усмехнулась. — Знаешь, что будет «по справедливости»? Когда банк отберет нашу квартиру за долги, а твой отец окажется банкротом и пойдет по миру! Это будет «по справедливости»?
В комнате повисла тяжелая тишина, которую нарушало только тиканье наручных часов адвоката.
— Леночка, — наконец произнесла Мария Степановна дрогнувшим голосом. — Почему ты просто не пришла ко мне и не рассказала о своих проблемах? Зачем нужно было действовать… таким образом?
— Потому что ты бы не согласилась! — выпалила Елена. — Ты бы начала читать нотации, учить жизни, говорить, какие мы с Толей безответственные, неумелые, никчемные! Как всегда!
Мария Степановна словно съежилась в кресле, став вдруг маленькой и хрупкой.
— Неужели ты правда так думаешь? — еле слышно спросила она. — Неужели считаешь меня настолько черствой, что я не помогла бы родной дочери в беде?
Елена отвела глаза и ничего не ответила. В уголках ее губ появилась горькая складка.
— Я предлагаю сделать перерыв, — вмешался адвокат. — Всем нужно успокоиться и обдумать ситуацию. Елена Сергеевна, вот моя визитка. Я был бы признателен, если бы мы с вами и вашим мужем могли встретиться завтра в моем офисе, обсудить возможные варианты решения проблемы. Уверен, что при должном желании всех сторон мы найдем компромисс.
Елена машинально взяла протянутую карточку и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. Через несколько секунд в коридоре послышались ее торопливые шаги и приглушенные рыдания.
Прошла неделя. Мария Степановна сидела на скамейке в небольшом саду дома престарелых. Апрельское солнце пригревало совсем по-летнему, но на душе у нее было зябко и пусто. Встреча у адвоката состоялась, но к соглашению прийти не удалось. Анатолий наотрез отказался обсуждать любые варианты, кроме продажи квартиры, а Елена молчала, лишь изредка бросая на мать и сына полные обиды взгляды.
— Не скучаете? — Ирина Васильевна присела рядом, протягивая Марии Степановне пакетик с карамельками. — Угощайтесь, моя внучка привезла. Я, знаете, сладкое просто обожаю. Говорят, в нашем возрасте вредно, но мне уже восьмой десяток — чего бояться-то?
— Спасибо, — Мария Степановна взяла конфету и рассеянно повертела в пальцах.
— Как продвигается ваше дело? — спросила Ирина Васильевна, разворачивая карамельку.
— Не очень, — вздохнула Мария Степановна. — Зять категорически против любых компромиссов, дочь его поддерживает. Адвокат говорит, придется идти в суд.
— А вы этого не хотите?
— Конечно, не хочу! — воскликнула Мария Степановна. — Какая мать захочет судиться с родной дочерью? Но и квартиру терять я не могу. Это последняя память о муже, о нашей жизни. Там все вещи, которые мы вместе выбирали, книги, которые он читал вслух зимними вечерами…
Ее голос дрогнул, и она замолчала, глядя куда-то вдаль.
— Понимаю, — кивнула Ирина Васильевна. — Знаете, у меня была похожая ситуация с сыном. Тоже хотел продать мою квартиру, чтобы решить свои финансовые проблемы.
— И чем всё закончилось? — Мария Степановна с интересом посмотрела на новую подругу.
— Мы нашли компромисс. Я согласилась на размен — из моей большой двушки сделали однушку для меня и студию для него. Он получил отдельное жилье, которое сдавал, чтобы погасить долги, а я сохранила свой угол. И что главное — отношения не разрушили. А это, знаете ли, в нашем возрасте важнее всего.
Мария Степановна задумчиво пожевала карамельку.
— Знаете, а ведь это хорошая мысль, — медленно произнесла она. — Моя трешка в центре… Ее действительно можно разменять на две квартиры поменьше. Одну для меня и Кирилла — он ведь решил перевестись в наш университет, чтобы быть рядом со мной. А вторую — для Елены с мужем. Они могли бы сдавать ее и постепенно решить свои финансовые проблемы.
— Вот видите! — Ирина Васильевна энергично хлопнула в ладоши. — Отличное решение! И волки сыты, и овцы целы!
— Нужно обсудить это с адвокатом, — Мария Степановна впервые за долгое время почувствовала прилив энергии. — И с Кириллом, конечно. Как думаете, дочь согласится?
— Если она не полная дура, то должна, — фыркнула Ирина Васильевна, а потом спохватилась. — Ох, простите, вырвалось. Старая уже, не всегда фильтрую, что говорю.
Мария Степановна неожиданно для себя рассмеялась — искренне и легко, как не смеялась уже давно.
— Вы уверены, что хотите предложить такой вариант? — адвокат внимательно смотрел на Марию Степановну. — С юридической точки зрения у вас хорошие шансы полностью сохранить за собой квартиру.
— Уверена, — твердо ответила она. — Я не хочу войны с дочерью. Да, она поступила некрасиво, но я понимаю, что ею двигало отчаяние. И потом… — она запнулась, подбирая слова, — я ведь тоже не идеальная мать. Была слишком строга, редко хвалила, часто критиковала… Может, поэтому Лена так и не решилась просто прийти ко мне и рассказать о своих проблемах.
— Бабушка права, — поддержал ее Кирилл. — Нужно найти решение, которое устроит всех. Размен — отличный вариант. Родители получат жилье, которое смогут сдавать и решить финансовые проблемы. А мы с бабушкой будем жить вместе в новой квартире. Я кое-что уже присмотрел в интернете — там даже рядом поликлиника хорошая.
— Хорошо, — кивнул адвокат. — Я подготовлю все необходимые документы и свяжусь с вашей дочерью, Мария Степановна. Посмотрим, к чему это приведет.
Елена нервно мерила шагами гостиную, то и дело поглядывая на часы. Каждый ее шаг отдавался гулким эхом в пустой квартире — Анатолий был на работе, пытаясь спасти остатки своего бизнеса, а Кирилл… Кирилл теперь проводил всё время с бабушкой.
— Сядь уже, — устало произнес Анатолий, неожиданно появившийся в дверях. Он выглядел измотанным, под глазами залегли глубокие тени. — Толку от этого хождения…
— Не могу! — Елена резко обернулась к мужу. — Как ты можешь быть таким спокойным? Мы можем лишиться последнего шанса расплатиться с кредитами! Ты понимаешь, что будет, если мы не найдем деньги до конца месяца?
— Прекрасно понимаю, — Анатолий тяжело опустился в кресло и провел ладонью по лицу. — Но что я могу сделать? Судиться с твоей матерью? Потратить последние деньги на адвокатов, которые всё равно проиграют дело?
— Мы не должны сдаваться! — в голосе Елены прозвучали истерические нотки. — Эта квартира — наш единственный шанс! Мама просто не понимает, в какой мы ситуации!
— А ты пробовала ей объяснить? — тихо спросил Анатолий. — По-человечески, без обвинений и криков?
Елена открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент раздался звонок в дверь. Она вздрогнула и машинально поправила волосы.
— Это, наверное, они, — прошептала она.
На пороге стояли Мария Степановна, опирающаяся на трость, Кирилл и адвокат.
— Проходите, — Елена посторонилась, не глядя матери в глаза.
В гостиной повисло напряженное молчание. Мария Степановна неловко присела на край дивана, осторожно вытянув больную ногу. Кирилл встал рядом, положив руку ей на плечо — жест поддержки и защиты одновременно.
Адвокат откашлялся и достал из портфеля папку с документами.
— Итак, Мария Степановна предлагает следующий вариант решения ситуации, — начал он. — Квартира будет продана, но не для того, чтобы вырученные средства пошли на погашение долгов Анатолия Викторовича. Вместо этого будут куплены две квартиры: одна для Марии Степановны и Кирилла, вторая — для вас, Елена Сергеевна и Анатолий Викторович.
— И в чем подвох? — настороженно спросил Анатолий, подавшись вперед.
— Никакого подвоха, — ответил Павел Андреевич. — Квартира, которая будет приобретена для вас, останется в собственности Марии Степановны, но вы получите право безвозмездного пользования ею на неограниченный срок. Вы сможете сдавать ее и использовать полученные средства для решения своих финансовых проблем.
— И ты вот так просто нам ее отдашь? — Елена с недоверием посмотрела на мать. В ее глазах смешались надежда и сомнение.
— Не просто отдам, а помогу, — спокойно ответила Мария Степановна. — Потому что, несмотря ни на что, вы — моя семья. И я хочу, чтобы у вас всё наладилось.
Что-то дрогнуло в лице Елены. Она отвернулась, пряча подступившие к глазам слезы.
— А если мы откажемся? — спросил Анатолий, всё еще не готовый поверить в такую удачу.
— Тогда дело пойдет в суд, — вздохнул адвокат. — И, поверьте моему опыту, решение скорее всего будет не в вашу пользу. Мария Степановна сохранит права на квартиру, а вы останетесь с долгами и без возможности их погасить.
В комнате снова повисла тишина, но теперь она была другой — не колючей и враждебной, а задумчивой.
— Я согласна, — неожиданно твердо произнесла Елена, поворачиваясь к матери. Ее глаза были полны слез. — И… прости меня, мама. За всё. Я не знаю, что на меня нашло…
— И я прошу прощения, доченька, — тихо ответила Мария Степановна, протягивая руку. — За то, что не всегда тебя понимала, не всегда поддерживала. Может, если бы я была другой матерью, ты бы и не оказалась в такой ситуации.
Елена порывисто шагнула вперед и опустилась на колени перед матерью, обнимая ее и уткнувшись лицом в колени.
— Мамочка, я так виновата перед тобой, — всхлипывала она. — Я не знаю, как могла даже подумать о таком… Я ведь люблю тебя, правда люблю!
— Ну-ну, — Мария Степановна гладила дочь по голове, как когда-то в детстве, когда маленькая Леночка прибегала к ней с разбитыми коленками. — Всё будет хорошо. Мы справимся. Вместе, как раньше.
Анатолий и Кирилл встретились глазами над головами плачущих женщин. В их взглядах читалось облегчение и надежда на то, что худшее позади.
Прошел год. Много что изменилось в жизни семьи Климовых.
Квартира Марии Степановны была продана, а на вырученные деньги купили две: уютную двухкомнатную в тихом зеленом районе для нее и Кирилла и светлую однокомнатную на другом конце города для сдачи в аренду.
Кирилл перевелся в местный университет и теперь жил с бабушкой, помогая ей по хозяйству и заботясь о ее здоровье. Мария Степановна заметно окрепла — теперь она ходила с изящной тростью, которую Кирилл привез ей из студенческой поездки в Прагу.
Елена и Анатолий сдавали квартиру, которую предоставила им Мария Степановна, и направляли все деньги на погашение долгов. Дела в бизнесе Анатолия медленно, но верно налаживались — кризис отступал, и компания начала приносить пусть небольшую, но стабильную прибыль.
Отношения в семье постепенно теплели. Елена звонила матери каждый день, интересовалась ее здоровьем и делами, а по выходным они все вместе собирались за большим столом в новой квартире Марии Степановны. Кирилл научился готовить по бабушкиным рецептам, и теперь его фирменные блинчики с творогом неизменно вызывали восторг у всей семьи.
Конечно, шрамы от пережитого предательства не исчезли полностью. Иногда в разговорах проскальзывала настороженность, а Мария Степановна невольно вздрагивала, когда речь заходила о финансовых вопросах. Но все старательно делали вид, что не замечают этих моментов, и постепенно их становилось всё меньше.
В этот теплый майский вечер Мария Степановна сидела на балконе своей новой квартиры, наблюдая за закатом. Рядом мурлыкал пушистый рыжий кот по кличке Профессор — подарок Кирилла на новоселье. За спиной слышались голоса Елены и Кирилла, оживленно обсуждавших какой-то новый фильм. Из кухни доносился звон посуды — Анатолий вызвался помыть тарелки после семейного ужина.
Мария Степановна улыбнулась своим мыслям. Жизнь сделала неожиданный поворот, но, пожалуй, именно благодаря этому кризису они все стали ближе друг к другу, научились лучше понимать и ценить друг друга.
Да, пришлось расстаться с квартирой, хранившей столько воспоминаний. Но главное — семья снова была вместе. Одобрил бы Сергей Петрович ее решение? Мария Степановна была уверена, что да. Ведь он всегда говорил: «Главное — не стены, а люди, которые внутри них».
Ласковое солнце последними лучами коснулось ее лица, а теплый ветерок принес запах сирени из соседнего садика. Профессор потянулся, перевернулся на спину и подставил лохматый живот для поглаживаний. Мария Степановна рассеянно почесала кота за ухом и подумала, что, пожалуй, впервые за долгое время она по-настоящему счастлива.
— Бабуль, чай остынет! — в дверях балкона появился Кирилл с дымящейся чашкой в руках. — О чем задумалась?
— О жизни, Кирюша, — улыбнулась Мария Степановна. — О том, как странно она иногда поворачивается. И о том, что для счастья нужно совсем немного — быть рядом с теми, кого любишь.
Кирилл присел рядом на низкий табурет, и они молча стали смотреть, как последние отблески заката растворяются в сгущающихся сумерках. Из комнаты донесся звонкий смех Елены, и Мария Степановна подумала, что не слышала, как дочь так смеется, уже много лет. Может быть, стоило пережить все эти испытания, чтобы вновь услышать этот счастливый звук?
Теплая рука внука легла на ее плечо, и Мария Степановна благодарно накрыла ее своей ладонью. Всё-таки как это важно — не оставаться одной в старости. Иметь рядом близких людей, которые поддержат в трудную минуту. И, несмотря на все обиды и разочарования, она была благодарна судьбе за то, что у нее есть семья. Не идеальная, со своими проблемами и противоречиями, но — своя, родная, единственная.
— Знаешь, Кирюша, — задумчиво произнесла Мария Степановна, — я думаю, что всё-таки не зря прожила жизнь. Если у меня есть такой внук, как ты, значит, я что-то сделала правильно.
Кирилл улыбнулся и крепче сжал ее плечо.
— Конечно, правильно, бабуль. Ты самая лучшая. И мама это тоже понимает, просто не всегда умеет показать.
И в этот момент Мария Степановна поняла, что наконец-то снова обрела дом. Не тот, с четырьмя стенами и крышей, а настоящий — тот, что всегда с тобой, пока рядом есть любящие люди.
