Марина проснулась в половине шестого. Как всегда. Будильник ещё не звенел, но организм уже привык к чёткому расписанию: подъём, завтрак, основная работа до шести вечера, потом домашние дела, ужин, и удалённая подработка до одиннадцати. А выходные? Это неизменный огород. По сути, без выходных.
Рядом сладко сопел Егор. Спал крепко, раскинув руки. Ему можно — его рабочий день заканчивается ровно в пять, а дальше полная свобода: рыбалка с друзьями, футбол по телевизору, холодное пиво с сушёной рыбой на диване.
— Я же работаю, — отвечал он, когда Марина осторожно намекала на помощь по дому. — Мужчина добывает, женщина ведёт хозяйство.
Очень удобная философия. Особенно когда «женщина» тоже добывает. Да ещё как.
Марина встала и включила чайник. За окном ещё царила темнота, но она любила эти тихие утренние минуты. Единственное время, когда можно было побыть наедине со своими мыслями.
О том, как три года назад они решили сдать одну из комнат. Деньги были нужны позарез — кредит за машину давил, коммунальные платежи росли, хотелось не просто выживать, а жить свободно. Егор идею поддержал:
— Конечно, сдавай. Только ты этим занимайся, у меня совершенно нет времени.
Конечно, нет. Зато время есть на рыбалку каждые выходные.
Марина сама нашла квартирантов, оформила договор, разобралась с уплатой налогов. Попалась молодая пара — Настя и Павел, студенты-заочники. Тихие, аккуратные, платят всегда вовремя.
Деньги от аренды Марина откладывала на отпуск. Очень хотелось к Чёрному морю, хотя бы на неделю. Но поездка всё время откладывалась. То крыша на даче прохудилась, то машина сломалась, то ещё что-то непредвиденное.
А потом появилась новая статья расходов: время, силы и нервы.
Чужая бабушка, общая обязанность 👵
— Марина, — позвонила Ольга Викторовна полтора года назад, — не могла бы ты заскочить к моей маме? Там нужно кое-что проверить, а у меня спина что-то прихватила.
Феодосия Захаровна, бабушка Егора, ей восемьдесят шесть лет. Жила одна в старом частном доме в пригороде Житомира. Дом ещё держался, но уже заметно покосился. Как и его хозяйка.
Марина приехала — и просто обомлела. Гора немытой посуды, мусор не выносился неделями, на плите засохшая каша превратилась в камень. Пыль, паутина, тяжёлый запах затхлости.
— Бабуля, как же ты так? — спросила тогда Марина.
— Что мне делать, милая? — развела руками Феодосия Захаровна. — Силы уже не те. А Оля только заходит, чайку попьём — и сразу убегает. Дела у неё.
Какие такие дела у пенсионерки? Марина промолчала, закатала рукава. Четыре часа убиралась. Перемыла посуду, полы, окна. Мусор вынесла, продукты купила.
— Спасибо тебе, доченька, — плакала от искренней благодарности старушка. — Хоть кто-то обо мне помнит.
Свекровь приехала к вечеру. Оценила результат:
— Ну вот, а то я уж думала, как быть. Ты у нас такая хозяйственная, тебе это в удовольствие, я знаю…
В удовольствие? Четыре часа драить чужой дом после полного рабочего дня?
— Ольга Викторовна, а вы сами не можете маме помочь?
— Да я бы с радостью! — всплеснула руками свекровь. — Но спина болит, давление скачет. А ты молодая, здоровая.
Здоровая… Значит, обязана.
«Разовая помощь» быстро превратилась в систему. Ольга Викторовна звонила раз в неделю, а то и чаще:
— Марина, слетай к маме. Там мама опять что-то приболела, а мне никак не собраться.
И Марина «летала». Убирала, мыла, готовила, покупала продукты. А свекровь «навещала» — час посидит, чай попьёт, поохает над ценами.
— Всё дорожает, — причитала Ольга Викторовна. — Хлеб тридцать гривен, молоко пятьдесят. На пенсию не проживёшь.
— Может, работу найдёте? — осторожно предложила Марина. — Много где пенсионеров берут.
— Куда я в свои годы? — отмахнулась свекровь. — Здоровье уже не то.
Но на театральную студию при Доме культуры здоровья хватало. И на ежедневные прогулки с подружками. И на походы по магазинам.
Егор в семейные разборки не вмешивался:
— Это мамины дела. Не мужское это.
— Но твоя бабушка живёт в антисанитарии!
— Ну так ты же помогаешь. Справляешься ведь.
Справлялась… Работает на двух работах, ведёт дом, огород, а ещё чужую старушку обслуживает. Конечно, справляется.
Марина не настаивала. Что толку? Мужчины у них в семье особенные — умеют не замечать проблем.
Она помнила, как в первый год брака Егор две недели не видел, что в ванной отвалилась плитка. Ходил мимо, а не замечал дыры в стене. Пока Марина сама не заделала.
— А чего ты молчала? — удивился он тогда. — Сказала бы, я бы починил.
Сказала бы… Будто он сам не видел дырку в стене каждый день.
Теперь то же самое. Егор не видел, что жена выбивается из сил. Главное — его не беспокоить.
Осенью прошлого года Феодосия Захаровна заболела. Грипп, температура, сильная слабость. Марина каждый день после работы ехала к ней — лекарства покупала, суп варила, за больной ухаживала.
Ольга Викторовна тоже «навещала». Заглянет на полчаса, поохает:
— Ой, как плохо выглядишь, мамочка. Я бы осталась, но у меня у самой давление скачет от волнения.
И убегала. А Марина сидела до ночи, старушку поила-кормила.
— Ты не представляешь, как мне тяжело, — жаловалась свекровь. — Вижу, что мама болеет, а помочь не могу. Сердце не выдерживает.
Сердце не выдерживает, а на танцы в клуб ходить может. Логично.
— Хорошо, что ты есть, — добавляла Ольга Викторовна. — Без тебя мы бы пропали.
«Мы»… Марина пропадала одна, а заслуги делились на всех.
«Добавь к пенсии, ты ж не жадная» 💰
Зима выдалась суровая. Феодосия Захаровна после болезни совсем ослабла. Марина теперь приезжала через день — то продукты привезти, то с врачом съездить, то просто посидеть рядом. Старушка очень скучала.
— Доченька, — говорила она Марине, — ты для меня стала роднее родной дочки.
— Марина у нас золотая, — хвалила Ольга Викторовна Егору. — Столько сил в бабушку вкладывает.
Весной случилось то, чего Марина опасалась. Феодосия Захаровна попала в больницу. Ничего критического, обследование, но лежать пришлось три недели.
Марина ездила каждый день после работы. Передачи носила, с врачами разговаривала, бельё стирала. Ольга Викторовна тоже «навещала» — заглянет на полчаса, поохает и уедет.
— Больницы не переношу, — объясняла свекровь. — Запах лекарств, вид больных людей — у меня нервы сдают.
Нервы сдают… А у Марины, значит, железные. Может работать, убирать, ухаживать и ещё по больницам мотаться.
Когда бабушку выписали, дом превратился в помойку. Три недели никто не убирался. Плесень в углах, протухшие продукты, жуткий запах.
— Господи, — ахнула Ольга Викторовна, — как же так?
— А кто должен был убирать? — спросила Марина. — Домовые?
— Ну я же не могла каждый день ездить…
— Почему?
— Да дел много, здоровье не то…
Дела… Театральная студия, встречи с подружками, походы по магазинам. Серьёзные дела.
Марина опять взялась за тряпку. Целый день драила. Егор в это время рыбачил — «отдыхать нужно после трудовой недели».
— Хорошо, что ты есть, — в сотый раз повторила свекровь. — Без тебя мы бы не справились.
Справились бы. Пришлось бы.
Лето прошло в том же ритме. Марина разрывалась между работой, домом, огородом и Феодосией Захаровной. Старушка жару плохо переносила, часто чувствовала себя неважно.
А Егор каждые выходные рыбачил.
— Может, хоть раз к бабушке съездишь? — попросила Марина.
— Да я же не знаю, что ей нужно. Ты лучше разбираешься.
Женские дела… Значит, его восьмидесятишестилетняя бабушка — это «женские дела». Удобная позиция.
— А если она умрёт? — спросила Марина. — Это тоже будет «женское дело»?
— Ну что ты говоришь! — возмутился Егор. — Она же не умирает. Ты же за ней ухаживаешь.
Она ухаживает… Значит, можно не беспокоиться.
Осенью свекровь позвонила с новостью:
— Марина, представь, мама решила доверенность оформить. На пенсию. На меня. Говорит, сама уже не может по банкам ездить.
— Это правильно, — согласилась Марина. — Легче будет.
— Да, только пенсия у неё крохотная. Двенадцать тысяч гривен всего. А цены какие! Лекарства одни сколько стоят!
— Действительно, немного.
— Вот я и думаю… — Ольга Викторовна замолчала, подбирая слова. — Может, кто-то из семьи поможет? Материально?
У Марины внутри что-то ёкнуло. Она почувствовала подвох.
— Кто-то из семьи?
— Ну да. Кто может. У кого возможность есть.
— Ольга Викторовна, вы о чём?
— Да ты же знаешь. Вы с Егором работаете, ты аж на двух работах, комнату сдаёте, доходы хорошие…
— И?
— А я на одну пенсию живу. Маме помочь не могу.
— Но вы же её дочь.
— Дочь-то дочь, но деньги откуда взять?
Марина молчала. Чувствовала, к чему идёт этот разговор.
— Может, ты подумаешь? — продолжала свекровь. — Тысяч пять-семь гривен в месяц. Совсем немного для вас.
— Ольга Викторовна…
— Не сразу, конечно. Подумай, обсуди с Егором.
Марина положила трубку. Руки дрожали от возмущения.
Вечером рассказала мужу:
— Твоя мама хочет, чтобы мы твоей бабушке доплачивали к пенсии.
— Ну и что? — пожал плечами Егор. — Если можем помочь…
— Можем? — Марина не поверила. — Егор, мы сами с трудом концы с концами сводим!
— Не с трудом. Комнату сдаёшь, подработка есть.
— Я сдаю и подрабатываю! Я! А не мы!
— Ну да, ты. И что?
— То, что я уже три года чужую старушку обслуживаю! А теперь ещё и содержать должна!
— Не чужую. А нашу Бабушку.
— Твою бабушку. Не мою.
— Марина, не жадничай. Денег у нас достаточно.
— У нас?! — взвилась Марина. — У меня есть деньги, которые я зарабатываю на двух работах! А у тебя что есть?
— У меня зарплата есть.
— Которой едва хватает на твои рыбалки и дружков!
— Марина, успокойся. Не надо так кричать.
— Надо! Потому что по-хорошему до тебя никогда не доходит!
Егор обиделся, замолчал. Марина тоже замолчала.
«Ты невестка — не значит банкомат» 🛑
Через неделю свекровь позвонила снова:
— Марина, ты подумала о том, что мы обсуждали?
— Подумала. Ответ — нет.
— Почему?
— Потому что у меня нет таких денег.
— Как нет? — удивилась Ольга Викторовна. — Вы же хорошо живёте. Машина новая, квартира хорошая…
— Всё это в кредит. И выплачиваю я.
— Но комнату сдаёте…
— Я сдаю. И эти деньги откладываю на отпуск.
— На отпуск?! — возмутилась свекровь. — А мать голодает!
— Не голодает. Живёт на пенсию, как миллионы других стариков.
— Но ведь можно помочь!
— Можно. Вам можно. Вы её дочь.
— У меня нет денег!
— Устройтесь на работу.
— Куда я в мои годы?
— Туда же, куда и другие пенсионеры. В магазин, в столовую, няней.
— Я не могу работать!
— Почему?
— Здоровье не позволяет!
— Но на театральную студию здоровье позволяет?
— Это другое!
— Чем другое?
— Это… отдых! Для души!
— А работа — для денег. Которые нужны вашей маме.
Ольга Викторовна замолчала. Потом сказала обиженно:
— Я думала, у нас семья дружная.
— Дружная, — согласилась Марина. — Настолько дружная, что все обязанности лежат на одном человеке. На мне. Я работаю, зарабатываю, убираю, готовлю, ухаживаю за чужой старушкой. А вы только требуете.
— Мы не требуем!
— Требуете. Сначала требовали времени и сил. Теперь требуете денег.
— Это не требования, это просьбы!
— Просьбы не звучат как ультиматум.
— Какой ультиматум?
— «Добавь к пенсии, ты же не жадная».
Марина повторила слова свекрови ехидно, с той же интонацией.
— Я так не говорила!
— Говорили. Дословно.
— Ну… может, неудачно выразилась…
— Очень неудачно.
— Но суть правильная! Нужно помогать старшим!
— Нужно. Их детям нужно. А не чужим людям.
— Ты не чужая! Ты невестка!
— Невестка — не значит банкомат.
— Марина, но ведь она старая, больная…
— Я уже помогаю. Убираю у неё, готовлю, покупаю лекарства, вожу по врачам. Этого мало?
— Этого достаточно, но…
— Но денег хочется.
— Не денег! Помощи!
— Помощь бывает разная. Трудовая, материальная. Трудовую я оказываю. Материальную должны оказывать родственники по крови.
— Но у меня нет денег!
— Заработайте.
— Марина, ну как же так можно?
— Никак. Я устала быть единственной, кто всех тянет.
— Мы тебя не принуждаем!
— Не принуждаете? А что тогда делаете?
— Просим помочь!
— Каждую неделю, каждый день. Это не просьба, это эксплуатация.
— Какая эксплуатация? Мы же не заставляем!
— Заставляете. Чувством вины, жалостью, родственными обязанностями.
— Но ведь действительно нужно помогать!
— Нужно. Но в разумных пределах. А не превращать одного человека в прислугу для всех.
— Ты не прислуга! Ты семья!
— Семья делит обязанности поровну. А у нас все обязанности на мне.
— Но Егор работает!
— Я тоже работаю. Даже больше.
— Но он мужчина, ему тяжелее!
— Почему?
— Потому что на нём ответственность!
— Какая ответственность? Он работает восемь часов и идёт рыбачить. Я работаю по четырнадцать часов и ещё чужую старушку обслуживаю.
— Она не чужая!
— Мне чужая. Я её не рожала, не воспитывала. Это не моя мать.
— Но она мать твоей свекрови!
— Пусть твой сын о ней и заботится.
— Он не может! Он не разбирается в таких вещах!
— В каких вещах? В том, как мыть посуду? Как покупать продукты?
— Это женские дела!
— Почему?
— Потому что… потому что так принято!
— Принято кем?
— Всеми! В семье женщина должна заботиться о старших!
— О своих старших. Не о чужих.
— Она тебе не чужая!
— Чужая. И я устала делать вид, что это не так.
Разговор зашёл в тупик. Ольга Викторовна всхлипнула:
— Я думала, ты добрая…
— Добрая. Но не глупая.
— Мне больно слышать такие слова…
— А мне больно три года жить в режиме выживания.
— Но ведь мы не просили тебя так надрываться!
— Просили. Каждый раз, когда звонили: «Съезди к маме, проверь её».
— Но ты же сама соглашалась!
— Соглашалась. По глупости. Думала, это временно.
— А теперь не хочешь?
— Не хочу превращаться в бесплатную домработницу.
— Тогда что делать с мамой?
— Заботиться о ней. Самой. Как это делают все дочери.
— Но я не могу!
— Можете. Просто не хотите.
— Не хочу? — возмутилась Ольга Викторовна. — Да я за неё душой болею!
— Болеете, но не помогаете.
— Помогаю, как могу!
— Как можете? Чаем раз в неделю?
— Я навещаю её!
— Навещать и ухаживать — разные вещи.
— Но ухаживать тяжело!
— Мне тоже тяжело. Но я справлялась.
— У тебя силы есть!
— Силы есть у всех. Было бы желание.
— У меня есть желание! Но нет возможности!
— Возможности есть у всех. Было бы желание.
Ольга Викторовна замолчала. Потом сказала тихо:
— Значит, ты отказываешься помогать деньгами?
— Отказываюсь.
— Окончательно?
— Окончательно.
— Но почему?
— Потому что я не обязана содержать чужую семью.
— Не чужую! Нашу!
— Вашу. Не мою.
— Но мы же родственники! Марина, ну нельзя же быть такой жестокой…
— Жестокой? Три года бесплатно работаю прислугой — это не жестоко. А отказаться платить деньги — жестоко?
— Но ведь она старая!
— Старая. И у неё есть дочь, которая должна о ней заботиться.
— Я забочусь!
— Чаем раз в неделю?
— Я… я приезжаю, разговариваю с ней…
— Разговариваете. А кто убирает? Кто готовит? Кто к врачам возит?
— Ты…
— Правильно. Я. Чужая тётка. А родная дочь только разговаривает.
— Но я же не могу физически!
— Можете. Просто не хотите.
— Не хочу? — закричала Ольга Викторовна. — Да я готова жизнь отдать за маму!
— Готовы жизнь отдать, но не готовы посуду помыть.
— Это не честно!
— Честно. Честнее некуда.
— Тогда что будет с мамой?
— То, что должно быть. Вы наконец начнёте о ней заботиться.
— Марина, но ведь можно же как-то договориться…
— Можно. Вы забираете маму к себе или нанимаете сиделку.
— У меня нет денег на сиделку!
— Устраивайтесь на работу.
— Я не могу работать!
— Можете. Многие пенсионеры работают.
— Но мне же шестьдесят восемь!
— И что? Моей подруге семьдесят, она в магазине работает.
— Я не могу так!
— Можете. Просто не хотите.
— Хорошо! — взорвалась свекровь. — Не хочу! Не хочу в мои годы по чужим дядям работать!
— Но хотите, чтобы я в свои годы на вас работала?
— Это другое!
— Чем другое?
— Ты… ты молодая…
— Я не молодая. Мне сорок два. И я устала.
— Устала от чего?
— От того, что тащу на себе чужую жизнь.
— Не чужую!
— Чужую. Вашу маму я не выбирала. Она мне не мать.
Ольга Викторовна замолчала. Марина слышала, как она тяжело дышит в трубку. Наконец свекровь произнесла:
— Тогда я позвоню Егору.
— Звоните.
— Он мне не откажет.
— Посмотрим.
— Он же сын! Не бросит родную бабушку!
— Не бросит. Но и платить не будет.
— Почему ты так уверена?
— Потому что знаю его двадцать лет.
Ольга Викторовна швырнула трубку. Марина усмехнулась. Наконец-то сказала всё, что думала.
Свобода у синего моря 🌊
Вечером Егор пришёл домой мрачный.
— Мама звонила, — сообщил он. — Очень расстроена.
— Понятно.
— Марина, ну нельзя же так с ней разговаривать.
— Можно. Я слишком долго молчала.
— Она же старая, больная…
— Больная? Каждый день в театральную студию ходит.
— Но с бабушкой действительно проблема.
— Проблема у твоей мамы. Пусть сама и решает.
— Но как?
— Как решают миллионы других детей. Забирает к себе или нанимает сиделку.
— У неё нет денег на сиделку.
— Пусть работает.
— Она не может работать!
— Может. Просто не хочет.
Егор помолчал. Потом спросил:
— А если я буду помогать деньгами?
— Будешь из своей зарплаты?
— Ну да.
— Тогда твоё право.
— Но ведь мы семья, деньги общие…
— Общие, — согласилась Марина. — Но решения тоже должны быть общими.
— А ты против?
— Я против того, чтобы содержать чужую семью.
— Не чужую! Мою!
— Твою. Не мою.
— Но мы же муж и жена!
— Муж и жена — не значит одно лицо.
— Значит, не поможешь?
— Не помогу деньгами.
Егор надулся, включил телевизор. Разговор был закрыт.
Через два дня Ольга Викторовна снова позвонила. Голос жалобный:
— Марина, я подумала… может, всё-таки договоримся?
— О чём?
— Ну, ты хотя бы иногда помогай маме. А я постараюсь больше времени уделять.
— Ольга Викторовна, я уже сказала. Больше не буду.
— Но она же привыкла к тебе!
— Отвыкнет. Привыкнет к вам.
— Но мне тяжело…
— Мне тоже было тяжело. Я справлялась.
— Но ты же молодая!
— Я не молодая. И я устала.
— Тогда что делать?
— Думать самой. Это ваша мама, ваша проблема.
— А если она заболеет?
— Вызовете врача. Как делают все.
— А если что-то серьёзное?
— Положите в больницу.
— Марина, ну ты же не чужая!
— Чужая. И я это наконец поняла.
— Но мы же семья! Но ведь можно же как-то…
— Никак. Я больше не ваша бесплатная прислуга.
— Добавь моей маме к пенсии, ты ж не жадная, — взмолилась свекровь последним аргументом.
— Хватит ныть, — отрезала Марина. — У меня свои расходы. И я не обязана тянуть чужую семью.
Тишина в трубке. Потом короткие гудки.
Ольга Викторовна больше не звонила. Через месяц Егор рассказал — мама устроилась продавцом в магазин около дома. Три дня в неделю. Денег хватает на помощь бабушке.
— Видишь, — сказала Марина. — Смогла, когда захотела.
— Она очень устаёт, — пожаловался Егор.
— Все устают. Я тоже устаю.
— Но ты же привыкшая…
— Привыкшая? К чему? К тому, что меня используют?
— Ты стала жестокой.
— Конечно, как только отказалась делать по чужой указке.
А через полгода Марина впервые за три года поехала к морю. На те деньги, которые копила на отпуск. Без чувства вины и без звонков с просьбами о помощи.
Море было тёплым и синим. Солнце светило ярко. И впервые за долгое время Марина чувствовала себя свободной.
Эта история заставляет задуматься о том, где проходит граница между помощью и эксплуатацией в семье. А как вы считаете, справедливо ли перекладывать заботу о своих родителях или бабушках на невестку/зятя, особенно если родные дети могут, но «не хотят» или «не могут по здоровью»? 🤔 Расскажите, как вы отстаивали свои личные границы! 👇
