Катя проснулась как всегда — раньше всех. Но не потому что надо, а потому что больше не могла спать. В груди будто что-то сжимало — не боль, нет. Пустота. Тяжёлая, вязкая. Та самая, что пришла два дня назад, когда она наконец подала на развод.
Слово «наконец» звучало в голове горько. Как приговор.
На кухне щёлкнул чайник, а в соседней комнате зашевелилась детская кроватка. Катя едва слышно вздохнула и пошла к младшей. Сонная Василиса, её двухлетняя принцесса, тянула ручки.
— Па де? — пролепетала, уткнувшись в плечо.
Катя сжала губы.
— Где папа? Папа на работе, малышка.
Где на самом деле был Олег в шесть утра — можно было только догадываться. Последние месяцы он жил, как ветер. То налетал — с цветами, с игрушками, с дерзким «ну чего ты дуешься?». То исчезал — на день, на два. А то и на неделю.
Всё началось гораздо раньше. Просто Катя тогда ещё не умела смотреть вглубь.
Они познакомились, когда ей было двадцать один. Он был старше, уверенный, обаятельный, с бликами в глазах и обещаниями в голосе. С ним было как в кино — цветы, ночные прогулки, признания, загулы на байке под дождём.
— Ты как из фильма, — смеялась она. — Только сценарий не знаешь.
— А мы его вместе напишем! — подхватывал он.
Поженились быстро. Через полгода Катя уже носила под сердцем Илью, их первенца. Тогда и пришли первые трещины. Коллекторы. Звонки. Нервы. Она гладила живот и пыталась не плакать, слушая, как незнакомый голос требует вернуть долг в сто тысяч.
Олег оправдывался:
— Это старая история, ещё до тебя. Сейчас всё разрулю. Главное — не волнуйся, малыш.
Катя верила. Ей так хотелось верить.
С рождением Ильи многое изменилось. Олег устроился в крупную фирму, стал зарабатывать прилично, появился свет в конце тоннеля. Катя вышла из декрета, они даже ездили в Европу — Вена, Прага, Париж. Он носил её на руках, скупал платья, уговаривал попробовать улиток. Она смеялась до слёз.
— Вот увидишь, у нас всё будет! — говорил он, держа её за руку на мосту через Сену.
Они купили квартиру, потом начали строить дом. Катя была счастлива. Настояще. Без оглядки. И когда он предложил второго ребёнка, она не колебалась.
Василиса родилась как долгожданная сказка. Маленькая, тёплая, родная. Олег сиял:
— Вот она, наша принцесса! Спасибо тебе…
Первое время всё было волшебно. Олег очень помогал, приходил пораньше, играл с детьми. Они вместе рисовали, катались с горки, строили крепости из подушек. Катя смотрела на них и думала: вот оно, настоящее счастье.
А потом… начались тревожные звоночки.
Он стал задерживаться. Говорил — работа, авралы. Деньги вдруг исчезали. Катя находила свёртки купюр, спрятанные на балконе. Он говорил, что это — «про запас». Потом пропадали. Домой приносил минимум. Продукты, подгузники, мелочи — всё тянула она. Хорошо кое-какой вклад в банке имела.
— Олег, у нас вообще есть общий бюджет? — спросила она однажды.
Он фыркнул:
— Я деньги зарабатываю, мне виднее, куда тратить.
Разговоры стали пустыми. В глазах — лёд. Ссоры — как по графику. После них — тишина. Он мог неделями не говорить с ней. Жить под одной крышей, но не вместе, как сосед в коммуналке.
А потом… она случайно увидела выписку со счёта. Лето. Миллион. Куда ушли? Он не ответил.
— Я вас на кредитку кормлю, — шипел. — А ты мне мозг выносишь?!
А дальше… она заметила след от помады. На его рубашке. Но стерпела. Промолчала. Ждала, может сам объяснит.
Потом — сообщение в телефоне. Она не шпионила. Просто он айфон свой как-то дома забыл. Так и увидела — случайно. Или судьба так хотела?
«Спасибо за ночь. Ты был потрясающим. До скорого ;)»
Катя замерла. В глазах потемнело. Сердце застучало, как в панике. Потом — тишина. Холодная, как лёд. Он вернулся поздно, уверенный, спокойный. А она смотрела на него и впервые в жизни чувствовала: чужой. Он стал чужим.
— Это правда? — спросила она.
Он отмахнулся:
— Не выдумывай. Подумаешь, кто-то пошутил.
Но шутки не пахнут чужими духами.
Катя долго молчала. Делала вид, что всё нормально. Что «фаза пройдёт», что это просто усталость, кризис, сезонное…
Но всё внутри уже развалилось. Вскрылись лживые слои, с которых и начиналась их история. Все те микрозаймы, о которых он соврал. Вся та манипуляция, которую она называла любовью.
А потом он исчез на трое суток. Без звонков, без вестей. Вернулся пьяный, с порванной рубашкой и чужим номером в кармане.
— Ты сдурела? — орал он, когда она вцепилась в него. — Не имеешь права мне устраивать сцены! Я пашу, а ты в тапочках сидишь!
Тогда что-то в ней оборвалось. Не с грохотом — тихо. Как тоненькая ниточка, что держала пуговицу. Осталась только пустота. Без гнева. Без обиды. Только чёткое «всё».
Она молча взяла паспорт, документы, собралась и пошла. Подала заявление на развод.
***
Олег пришёл домой вечером. Уставший. Хмурый. Увидел на тумбочке копию заявления — и замер.
— Ты это серьёзно? — выдохнул он, поднимая глаза на неё.
Катя кивнула. Молча.
— Из-за какой-то ерунды?! — он повёл рукой в воздухе. — Ты с ума сошла?! У нас дети, дом! Ты хочешь всё разрушить?!
— Я ничего не разрушаю, Олег. Оно уже разрушено. Ты — разрушил.
Он подошёл ближе, нахмурился:
— Это из-за денег? Я найду. Из-за женщины? Бред! Мы же семья, Катя! Так не поступают!
— Так не поступают? — тихо переспросила она. — А как поступают, по-твоему, те, кто любит? Они лгут, предают, исчезают? Это и есть «семья»?
Он отвернулся. Было видно — не ожидал. Он привык, что она простит. Промолчит. Снова закроет глаза. Но на этот раз — не вышло.
— Не делай глупостей, — буркнул он напоследок и ушёл в спальню, хлопнув дверью.
А в ночь он снова ушёл «по делам», она села за стол и написала себе письмо. Как напоминание. Чтобы не свернуть назад.
«Ты пыталась. Ты терпела. Любила. Но ты не вещь. Не служанка. Не кредитка. Ты — человек. Мама. Женщина. У тебя есть право жить иначе».
Утром, стоя у плиты с малышкой на руках и смотря, как Илья рисует что-то за столом, Катя думала только одно:
— Как я могла так долго жить с закрытыми глазами?
Илья подошёл.
— Мам, а папа снова не придёт?
Катя опустилась на колени, обняла его.
— Не знаю, котик. Но мы с тобой — рядом. Всегда.
Он прижался к ней. А она — сдержала слёзы.
Позже, когда дети уснули, она долго сидела с телефоном в руках. Не звонила. Не писала. Просто смотрела на экран, на чат, где месяц назад он отправлял сердечки. И где теперь — пустота.
Прошлое тянуло, звало назад. Но внутри росло что-то другое — спокойное, твёрдое.
Катя встала. Заглянула в детскую. Василиса спала, уткнувшись в мишку. Илья дышал ровно, положив руку на книгу.
«Я ради них живу», — подумала она. — «Не дам себя сломать. Не позволю обмануть снова».
Она знала, что впереди будет тяжело. Её пугала мысль — остаться одной с двумя детьми. Пугала неизвестность. Пугала нищета. Но сильнее страха было одно: она больше не могла жить во лжи.
Катя надеялась, что родители помогут. Что поддержат. Что не осудят. Она больше не просила чуда. Только тишины. И честности. Хоть какой-то.
На кухне засвистел чайник.
Катя налила себе крепкий чай. И села у окна. Впервые — спокойно.
Это было только начало.
