— Мужчина должен держать себя в руках, — говорил Андрей детям. — Всегда.
Маша и Сева привыкли. Дома тишина, порядок, никаких лишних разговоров. Папа работает, они — учатся. Ужин в семь, домашнее задание, спать в девять.
Как в армии.
Андрей — бывший военный, теперь — старший охранник на заводе. Спина прямая, взгляд жёсткий, слова — только по делу.
После смерти жены он стал ещё строже.
— Пап, а можно собаку? — спросила как-то Маша.
— Нет.
— Почему?
— Потому что я сказал нет.
И всё. Вопрос закрыт.
Андрей вообще не любил животных. Точнее, не то чтобы не любил. Просто считал их лишними. Проблемы, грязь, лишние траты.
У него и так хватало проблем.
Двое детей на руках, работа с утра до ночи, квартира, которую нужно тянуть. Какие ещё собаки?
— Мы справимся, — повторял он себе каждое утро. — Без всяких там…
«Всяких там» было много. Слёзы, объятия, разговоры по душам. Всё то, что жена делала легко, а он — не умел.
В тот вечер Андрей возвращался с ночной смены.
Уставший. Злой на весь мир.
На работе — опять сокращения. На него навалили ещё один участок, а зарплату не подняли. «Потерпи, — сказал начальник. — Времена тяжёлые».
Тяжёлые…
У него каждый день тяжёлый.
Андрей припарковал машину у дома, выключил двигатель. Сидел минуту, собирался с силами. Дома дети ждут ужина, а в холодильнике — пустота. Надо в магазин зайти.
Хотя бы за хлебом.
Он вышел из машины, пошёл к «Пятёрочке».
И тут увидел.
У входа, рядом с урнами, лежала собака. Большая, лохматая, вся в грязи. Лежала неподвижно — только грудная клетка чуть вздымалась.
Живая.
Но еле-еле.
— Опять эти бродячие, — буркнул Андрей и прошёл мимо.
Купил хлеб, молоко, что-то на ужин. Вышел из магазина — собака всё там же. Не шевелилась.
— Сдохнет скоро, — подумал он. — Зимой им тяжело…
И пошёл дальше. Оглянулся.
Все проходили мимо.
Как он сам.
— Твою мать, — прошептал он. — Ну почему…
Вернулся к собаке. Присел рядом.
Она открыла глаза. Посмотрела на него — без страха, без надежды. Просто посмотрела.
— Эй, — тихо сказал Андрей.
Собака попыталась поднять голову. Не смогла.
А Андрей вдруг вспомнил…
Чечня. Блокпост. Дождь, грязь, усталость. И щенок под БМП — такой же грязный, такой же умирающий.
Рыжий, маленький.
Они с Сашкой его выходили. Кормили из шприца, грели на печке. Щенок ожил, начал играть, лаять.
А потом был обстрел.
И Сашка не вернулся.
А щенок… щенок умер у Андрея на руках. От страха, от разрывов, от того, что мир слишком жестокий для маленьких существ.
Он снял куртку.
Осторожно завернул в неё собаку.
— Пойдём, — сказал он. — Что-то придумаем.
Собака была тяжёлой. И воняла. И, наверное, больная.
Но Андрей нёс её к дому.
А в голове крутилась одна мысль: «Дети меня не поймут. Соседи возмутятся. А я… я даже не знаю, что делать с собаками».
Но нёс.
Потому что иногда… иногда просто нельзя пройти мимо.
Даже если ты бывший военный, который давно забыл, что такое сострадание.
Лифт поднимался на седьмой этаж.
А Андрей думал: «Господи, во что я влез?»
Но было уже поздно поворачивать назад.
Ключ в замке.
Андрей вошёл в прихожую с собакой на руках — завёрнутой в куртку, тяжёлой, пахнущей псиной и чем-то ещё… болезнью, что ли.
— Пап? — раздался голос Севы из комнаты. — Ты чего так долго?
— Сейчас…
Андрей остановился посреди коридора. Что он им скажет? «Привет, дети, я принёс умирающую собаку»?
— Пап, ужинать будем? — Маша выглянула из кухни и замерла.
Уставилась на куртку в руках у отца. Откуда торчала лохматая морда.
— Пап?! — заорала она на весь дом. — Ты кого принес?!
Сева выскочил из комнаты:
— Что случилось… — Увидел собаку. Глаза округлились. — Это… это кто?
— Собака, — коротко ответил Андрей.
— Какая собака?! — Сева был в шоке. — Ты же сам говорил…
— Говорил. А теперь молчи и помоги.
Андрей прошёл в ванную, осторожно опустил собаку на пол. Та даже не пыталась встать — лежала, тяжело дыша.
— Господи, какая грязная… — прошептала Маша. — И худая…
— И воняет, — добавил Сева, зажимая нос.
— Не воняет, а пахнет, — резко сказал Андрей. — Живое существо пахнет.
Дети переглянулись. Такого папу они не знали.
Андрей включил тёплую воду, намочил полотенце:
— Сева, принеси миску. Маша — найди что-нибудь мягкое, подстелить.
— Но пап, — начал Сева.
— Быстро!
Они носились по квартире, как заведённые. Андрей аккуратно отмывал собаку — сначала морду, потом лапы. Вода в тазу становилась чёрной.
— Сколько ж ты на улице была, девочка? — бормотал он. — Месяц? Два?
Собака смотрела на него благодарными глазами.
— Пап, а что с её лапой? — спросила Маша, показывая на заднюю ногу.
Андрей посмотрел. Рана. Старая, гноящаяся.
— Завтра к ветеринару, — сказал он. — Обязательно.
— А может, её… отдать кому-то? — осторожно предложил Сева. — Ну, людям, которые понимают в собаках…
Андрей остановился, полотенце замерло в руках:
— Отдать?
— Ну да. У нас же и денег на лечение нет.
— Сын, — тихо сказал Андрей. — Подойди ко мне.
Сева подошёл. Отец посмотрел ему в глаза:
— Видишь её состояние?
— Вижу.
— Она умрёт без помощи. Понимаешь? Умрет. — Андрей говорил медленно, веско. — И ты предлагаешь её кому-то отдать? Чтобы они с ней мучились?
— Не… не хотел…
— А я хочу, чтобы ты понял одну вещь. Когда берёшь ответственность за живое существо — это навсегда. Не на день, не на неделю. Навсегда.
Сева молчал.
— Если хочешь быть мужчиной, — продолжал Андрей, — научись отвечать за тех, кто слабее.
Вечером собака лежала на старом одеяле в углу кухни. Ела понемногу — варёную курицу, которую Андрей резал мелкими кусочками.
— Как её назовём? — спросила Маша.
— Пока не назовём, — ответил Андрей. — Сначала выходим, потом имя дадим.
Вечером Андрей сидел рядом с собакой, капал ей в рану зелёнку. Та терпеливо лежала, даже не скулила.
— Больно? — тихо спросил он. — Терпи, девочка. Терпи.
Сева подошёл, присел рядом:
— Пап… а почему ты её взял? Честно?
Андрей долго молчал. Потом сказал:
— Помнишь, я тебе про армию рассказывал?
— Помню.
— Там был у нас щенок. Рыжий такой, маленький… Мы с другом его подобрали. Выходили, как могли.
— И что с ним стало?
— Погиб. Вместе с моим другом. — Андрей гладил собаку по голове. — Я тогда решил — всё. Больше никого спасать не буду. Слишком больно терять.
— А сейчас?
— А сейчас понял — нельзя жить в страхе потери. Иначе вообще жить незачем.
Сева кивнул:
— Пап, а можно мне тоже её покормить?
— Можно.
— И лекарство дать?
— И лекарство.
На следующий день в дверь позвонили. Андрей приготовился к порции жалоб…
А на пороге стояла соседка из пятого этажа — бабушка Вера.
— Андрей, привет! Слышала, собачку подобрал.
— Да, а что?
— Да ничего! Молодец! — Она протянула ему пакет. — Тут корм специальный, для больных. И игрушка мягкая… От моего Шарика подарок.
Андрей взял пакет, не зная, что сказать.
— Спасибо, Вера Михайловна…
— Да что ты! — махнула рукой старушка. — Я тоже когда-то подобрала. Щенка слепого. Все говорили — зачем тебе это? А я десять лет с ним живу. Лучшие годы жизни.
Она ушла, оставив Андрея стоять с пакетом в руках.
А вечером Маша сказала:
— Пап, а давай назовём её Сара?
— Сара, — повторил он. — Неплохо.
Собака тихонько гавкнула.
Первый раз за все эти дни.
Четвёртый день.
Сара лежала на боку и почти не дышала.
Утром ещё ела — по чуть-чуть, с уговорами. А к вечеру совсем ослабла. Глаза мутные, язык высунут.
— Пап, с ней что-то не так, — прошептала Маша, сидя рядом с собакой.
Андрей знал. Видел по дыханию — поверхностное, прерывистое. Видел по взгляду — уходящему.
— Температура высокая, — сказал он, приложив руку к носу собаки. — Совсем плохо…
— А что делать?
— Ветеринара надо. Срочно.
Но была проблема. Ночное время — клиники закрыты. А круглосуточная одна на весь город, дорогая.
И денег почти не было.
Зарплата — только через неделю. На карте — три тысячи. А круглосуточный приём стоит пять, плюс анализы, плюс лечение…
— Займу у кого-нибудь, — сказал Андрей себе. — Обязательно займу.
Но у кого? Друзей настоящих не было — работа, дом, работа. Коллеги… те сами еле концы с концами сводят.
— Сева! — позвал он сына. — Помоги донести её до машины.
— Пап, а деньги?
Андрей остановился. Да, деньги…
— Что-нибудь придумаем, — сказал он. — Главное — довезти.
Они завернули Сару в одеяло, понесли к лифту. Собака была тяжёлой, но не сопротивлялась — сил не хватало.
В машине Андрей включил печку на полную:
— Держись, девочка. Потерпи немного.
Клиника «Белый клык» работала круглосуточно. Яркие неоновые вывески, чистые коридоры, дорогой ремонт.
— У вас экстренный случай? — спросила девушка на ресепшен.
— Да. Собака умирает.
— Паспорт животного есть? Прививки?
— Она бездомная. Я подобрал.
Девушка поморщилась:
— Бездомная… Тогда сначала нужно оформить карточку, сдать анализы на инфекции…
— Она умирает! — взорвался Андрей. — Какие анализы?!
— Простите, но это требования СанПиН…
— Да пошли ваши СанПиН!
К стойке подошёл мужчина лет пятидесяти — видимо, главврач:
— В чём дело?
— У человека собака при смерти, а ваша сотрудница требует справки, — зло сказал Андрей.
Врач посмотрел на Сару:
— Тяжёлый случай… Проходите в кабинет. Оформим потом.
В кабинете врач — его звали Игорь Семёнович — осматривал Сару внимательно. Слушал, щупал, светил фонариком в глаза.
— Истощение критическое. Обезвоживание. Интоксикация от нагноения раны… — бормотал он. — Сколько она так?
— Не знаю. Подобрал четыре дня назад.
— Месяцы, наверное, голодала. Организм на пределе… — Врач выпрямился. — Нужна срочная операция. Чистить рану, ставить дренаж. Плюс капельницы, антибиотики…
— Сколько это стоит?
— Операция. Реанимация. Лекарства… В общем, тысяч пятнадцать минимум.
Пятнадцать тысяч.
У Андрея в кармане — три.
Андрей стоял и молчал. Дети смотрели на него с надеждой.
— Пап, — тихо сказал Сева. — А можно в долг?
— Мы не берём в долг, — покачал головой врач. — Только предоплата.
— Тогда… — Андрей достал бумажник, выложил на стол все деньги. — Три тысячи. Это всё, что есть.
— Этого мало…
— А что можно сделать на три тысячи?
Врач подумал:
— Обезболивающее. Капельницу одну. Продлить мучения на день-два…
— Значит, она умрёт?
— Скорее всего — да.
Маша заплакала. Тихо, в кулачок.
А Андрей вдруг почувствовал, как что-то ломается внутри. Всё, что он строил годами — стена из равнодушия, панцирь из «не моё дело».
Трещало и рушилось.
— Доктор, — сказал он хрипло. — У меня есть машина. «Лада-Калина», две тысячи десятого года. Возьмите в залог.
— Мы не ломбард.
— Тогда что?! — Андрей схватился за голову. — Что вы хотите?! Я принёс умирающее животное, у меня двое детей, денег нет, а вы…
— Папа, — Сева тронул его за рукав. — Не кричи.
— Я не кричу! — заорал Андрей. И сразу замолчал.
Дети смотрели на него испуганно.
А он впервые за три года не смог сдержаться.
— Простите, — прошептал он. — Простите.
И тут случилось неожиданное.
В кабинет вошла санитарка — пожилая женщина:
— Игорь Семёнович, я его узнала! Этот мужчина… он ведь тот самый охранник?
— Какой охранник?
— Ну который мою внучку спас! Помните, в прошлом году? Когда она за ворота завода убежала, а там собаки злые. Он её вынес на руках!
Врач посмотрел на Андрея:
— Это правда?
— Я… не помню…
— Ещё как помнит! — оживилась санитарка. — Антонина, фамилия Ковалёва. Пять лет девочке было. Он её час искал, потом в больницу сам отвёз…
— Лиза, — врач обернулся к санитарке. — Ты уверена?
— Конечно! Мы с дочкой потом приезжали благодарить, а он даже телефон не дал. Сказал — «работа такая».
Игорь Семёнович долго смотрел на Андрея. Потом сказал:
— Ладно. Оперируем. Деньги потом отдадите.
— Но вы же сказали…
— Я много чего говорю. Несите собаку в операционную.
Операция длилась два часа.
Андрей сидел в коридоре, держал детей за руки. Маша дремала, уткнувшись ему в плечо. Сева листал телефон, но каждые пять минут поднимал голову:
— Долго они…
— Операция сложная, — отвечал Андрей. — Терпи.
А сам думал: «Господи, дай ей ещё один шанс. Прошу…»
В три ночи вышел врач:
— Живая. Операция прошла нормально. Рану почистили, дренаж поставили. Теперь главное — чтоб организм не сдался.
— Можно её увидеть?
— Завтра днём. Пусть отойдёт от наркоза.
Домой ехали молча.
Только у подъезда Маша сказала:
— Пап, а она точно выживет?
— Не знаю, дочка. Но мы сделали всё, что могли.
— А если не выживет?
Андрей остановился, присел рядом с дочерью:
— Тогда мы будем знать — мы пытались. Боролись до конца. А это важнее, чем результат.
— Почему?
— Потому что так поступают люди.
В квартире было тихо и пусто. В углу кухни лежало одеяло — Сарино место.
— Завтра она вернётся, — сказал Сева.
— Завтра, — согласился Андрей.
И впервые за много лет помолился по-настоящему.
Через месяц Сара уже радостно встречала его с работы.
Хвост метёлкой, глаза счастливые, лай радостный — не собака, а живое воплощение благодарности.
— Сара, тише! — смеялся Андрей, снимая куртку. — Соседи спать ложатся.
Но сам гладил её по голове, чесал за ушами. И кто бы мог подумать — тот самый строгий отец, который месяц назад запрещал даже мечтать о собаке.
— Пап, смотри! — Маша хлопала в ладоши. — Сара, дай лапу!
Собака послушно подавала лапу. Сева её этому учил — каждый вечер, терпеливо.
— Умница, — кивал Андрей. — Способная девочка.
Соседи привыкли. А бабушка Вера частенько заходила — то корм принести, то просто поговорить.
— Как дела у вашей красавицы? — спрашивала она.
— Отлично. Вес набирает, ест хорошо… Врач сказал — полное восстановление.
— Вот и славно! А дети как?
Дети… Дети изменились.
Сева стал мягче, ответственнее. Каждое утро выводил Сару на прогулку — сам, без напоминаний. Покупал ей игрушки на карманные деньги.
А Маша расцвела. Постоянно что-то рассказывала собаке, секретничала с ней, смеялась.
В доме появилась жизнь.
Вместо армейской тишины — смех, возня, разговоры. Сара носилась по квартире с мячиком, Маша визжала от восторга, Сева командовал: «Апорт! Ко мне!»
А Андрей… Андрей сидел в кресле и улыбался.
Когда он последний раз улыбался дома?
Вечерами они гуляли вместе — Андрей, дети и Сара. По дворам, по парку. Встречали других собачников, разговаривали.
— Красивая у вас собака, — говорили прохожие.
— Спасибо, — отвечал Андрей с гордостью.
Долги за лечение он выплатил за два месяца. Игорь Семёнович не торопил, но Андрей принципиально не задерживал ни рубля.
— Спасибо вам, — сказал он врачу при последнем платеже. — За всё.
— Это вам спасибо. За то, что не бросили.
— А как же иначе?
— По-разному бывает, — грустно усмехнулся врач. — Многие бросают, когда денег нет.
На работе коллеги поначалу подтрунивали:
— Андрей, ты что, совсем размяк? Дворняг подбираешь.
— Дворняга — это тот, кто бросает, — отвечал он спокойно. — А не тот, кого бросили.
Постепенно перестали подтрунивать.
А когда узнали, во сколько обошлось лечение, даже зауважали:
— Ты, Андрей, молодец. Не каждый на такое решится.
А Андрей понял — он больше не тот человек, который месяц назад поначалу прошёл мимо умирающей собаки.
Теперь он никогда не пройдёт мимо.
Никогда.
