— Да, я выставила вашего сынулю. Без возврата. Нет, он не «бедняжка» — просто лишился своей бесплатной содержанки!

Содержание
  1. Когда Людмила Фёдоровна вдруг решила, что квартира сына — теперь её владения, а невестка в ней — всего лишь временное неудобство, началось самое интересное. — Собирайте свою сумку и выметайтесь! — Наталья сказала это почти шёпотом, но голос предательски дрогнул. Брови взлетели, как у педагога, которую ученики довели до ручки. — Ах вот как? — в голосе свекрови звенела наигранная обида. Она по-хозяйски поправила на плечах клетчатый плед и откинулась на подушку. — Это я, больная женщина, после болезни, еле передвигаюсь, а она меня на улицу? Да жестокая ты, Наташенька. Женщина без сострадания — уже не женщина. Запомни это. — Запомню, — кивнула Наталья. — Только учти: я процитирую это либо в суде, либо в психиатрической больнице. Куда раньше доведёшь. Она ловко расправляла диванные подушки — слишком уж настойчиво, будто подготавливая диван к возвращению его настоящей хозяйки.
  2. Соседи наверняка затихли — каждый у себя за дверью, как в старые времена, когда объявляли воздушную тревогу. Внизу лаяла собака, не выдержав нервного напряжения. Наталья смотрела на мужа, на его маму, на распахнутую дверь — и поняла, что что-то внутри неё щёлкнуло. Всё. Назад — только через суд. — Хорошо, — сказала она спокойно. — Давайте так. Я уезжаю. Завтра. Я не стану больше спорить. Живите здесь вместе. Хотите — составьте расписание, кто у плиты стоит. А я пока подумаю, где у меня заканчивается терпение. И стоит ли мне спасать то, что ты, Антон, уже слил в унитаз. — Наташ… — он сделал шаг к ней. — Ну ты же понимаешь, она одна. Она уже старенькая… — А я что? Я по-вашему, робот-пылесос? Меня включили — и забыли? Людмила Фёдоровна впервые за утро промолчала. То ли что-то дошло, то ли просто ждала, когда представление закончится. Наталья взяла сумку, собранную ещё с утра, и пошла к двери. — Не беспокойтесь, — сказала на прощание. — Я вернусь. Но не одна. С адвокатом. И, возможно, с грузчиками. Хлопнула дверью. И на лестнице впервые за долгое время вдохнула полной грудью. Воздух был странно чистый. Без запаха лекарств, без лука, без чужого мнения. «Когда уходишь с одной сумкой, а возвращаешься с юристом и новым характером, — жизнь уже другая».
  3. Наталья стояла на пороге адвокатского бюро. Белая рубашка, собранные волосы, в руках папка: «Людмила Фёдоровна, 63 года. Захват территории». В сумке — термос с кофе. Лицо у неё было такое, будто пришла не бумаги подписывать, а плотину строить. — Вам к кому? — спросила секретарь, не глядя. — К тому, кто поможет мне выселить свекровь, — отрезала Наталья. — И желательно до того, как она назначит генеральную уборку по фэншую. Вчера она выбросила мои тапочки. Сказала — слишком вызывающие. Адвокат оказался худощавым мужчиной в очках. Слушал внимательно, делал пометки. На середине рассказа даже усмехнулся: — Вы не первая. Ситуация классическая. Собственница — вы. Прописаны — только вы и муж. Свекровь — фактически гость. Без регистрации. — Гостья на четыре месяца. С того момента, как начала раздавать указания, кого приглашать, а кого нет. Я даже не поняла, когда она из «мамы мужа» превратилась в самопровозглашённую хозяйку. Видимо, где-то между выносом новогодней ёлки и запретом на чеснок. — Всё решаемо, — кивнул юрист. — Но будьте готовы: муж будет мешать. Зато закон на вашей стороне.

Когда Людмила Фёдоровна вдруг решила, что квартира сына — теперь её владения, а невестка в ней — всего лишь временное неудобство, началось самое интересное. — Собирайте свою сумку и выметайтесь! — Наталья сказала это почти шёпотом, но голос предательски дрогнул. Брови взлетели, как у педагога, которую ученики довели до ручки. — Ах вот как? — в голосе свекрови звенела наигранная обида. Она по-хозяйски поправила на плечах клетчатый плед и откинулась на подушку. — Это я, больная женщина, после болезни, еле передвигаюсь, а она меня на улицу? Да жестокая ты, Наташенька. Женщина без сострадания — уже не женщина. Запомни это. — Запомню, — кивнула Наталья. — Только учти: я процитирую это либо в суде, либо в психиатрической больнице. Куда раньше доведёшь. Она ловко расправляла диванные подушки — слишком уж настойчиво, будто подготавливая диван к возвращению его настоящей хозяйки.

— Да, я выставила вашего сынулю. Без возврата. Нет, он не «бедняжка» — просто лишился своей бесплатной содержанки!

Из кухни донеслось тревожное бряцание кастрюль. Антон, муж, а по совместительству сын Людмилы Фёдоровны, включил любимый мужской режим — «я здесь ни при чём». Некоторые самые хитрые мужчины в таких ситуациях начинали мыть посуду, как будто звук воды мог заглушить женскую ссору. Но Антон был не из хитрых. — Антон! — позвала Наталья, уже не притворяясь милой. — Ты участвуешь в этом театре или мы будем продолжать без тебя? — Я посуду мою, — пробурчал он из кухни. — Можно попозже? — Попозже юрист тебе объяснит, как делятся квартиры. Потому что покупала её я. А если твоя мама решила превратить всё это в оздоровительный центр для уставших, то пусть хотя бы медицинскую карту себе заведёт. Людмила Фёдоровна резко выпрямилась, словно подушка обожгла: — Это ты квартиру покупала?! А ипотека? А кто платил? Мой сын! Антон! Своей спиной, своими руками! Он тогда вообще без выходных был! — А кто ему мешал? — язвительно напомнила Наталья. — Ты ведь сама тогда твердила: «Нужна нам квартира. А то ты, мол, мужик не мужик, стыд один». Я запомнила, Людмила Фёдоровна. Я многое помню. Даже то, как ты отговаривала его от брака со мной. Говорила — слишком умная, со своим мнением. Ну что ж, вот он и проснулся, мой характер. Доброе утро. Антон заглянул в комнату, держа в руках мокрую тарелку. Выглядел он при этом, как мальчишка, которого поймали за сладостями перед ужином. — Ну давайте спокойно… — попросил он. — Мам, тебе сейчас просто негде жить. А Наталь… ну, может, немного потерпим? Всего несколько месяцев. Наталья повернулась к нему с видом палача, уже занёсшего топор: — Скажи честно, когда она уедет? В ответ — тишина. Только с его локтя капля упала на пол. — То есть никогда? — голос Натальи стал ледяным. — Ну почему… Пока поправится. Пока решим с её жильём… — С тем самым жильём, что она переписала на племянника год назад, чтобы «не досталось мне»? — Наталья рассмеялась, почти истерически. — Ты серьёзно, Антон? Свекровь демонстративно отвернулась к окну, кашлянула. Наталья шагнула к двери и распахнула её настежь, словно отрезая всё прошлое: — Я жду. Сумку. На выход. Или я выйду сама. Но уже с юристом. — Да не кричи ты! — неожиданно вспыхнул Антон. — Ты думаешь, я рад? Думаешь, не вижу, что вы как кошка с собакой? — Ошибаешься! — вспыхнула в ответ Наталья. — Потому что кошки с собаками хотя бы не запираются в одной квартире! А у нас — всё! Хватит! Я не обязана быть няней взрослой женщине, которая в семь утра роется в холодильнике и кричит, что у меня «слишком резкая капуста»! — Это забота! — не выдержала свекровь. — Я проверяла, чтобы ты мужа не отравила просроченным. У тебя на нижней полке йогурт лежал с ноября! — Это был крем! Для лица! — заорала Наталья.

Соседи наверняка затихли — каждый у себя за дверью, как в старые времена, когда объявляли воздушную тревогу. Внизу лаяла собака, не выдержав нервного напряжения. Наталья смотрела на мужа, на его маму, на распахнутую дверь — и поняла, что что-то внутри неё щёлкнуло. Всё. Назад — только через суд. — Хорошо, — сказала она спокойно. — Давайте так. Я уезжаю. Завтра. Я не стану больше спорить. Живите здесь вместе. Хотите — составьте расписание, кто у плиты стоит. А я пока подумаю, где у меня заканчивается терпение. И стоит ли мне спасать то, что ты, Антон, уже слил в унитаз. — Наташ… — он сделал шаг к ней. — Ну ты же понимаешь, она одна. Она уже старенькая… — А я что? Я по-вашему, робот-пылесос? Меня включили — и забыли? Людмила Фёдоровна впервые за утро промолчала. То ли что-то дошло, то ли просто ждала, когда представление закончится. Наталья взяла сумку, собранную ещё с утра, и пошла к двери. — Не беспокойтесь, — сказала на прощание. — Я вернусь. Но не одна. С адвокатом. И, возможно, с грузчиками. Хлопнула дверью. И на лестнице впервые за долгое время вдохнула полной грудью. Воздух был странно чистый. Без запаха лекарств, без лука, без чужого мнения. «Когда уходишь с одной сумкой, а возвращаешься с юристом и новым характером, — жизнь уже другая».

Наталья стояла на пороге адвокатского бюро. Белая рубашка, собранные волосы, в руках папка: «Людмила Фёдоровна, 63 года. Захват территории». В сумке — термос с кофе. Лицо у неё было такое, будто пришла не бумаги подписывать, а плотину строить. — Вам к кому? — спросила секретарь, не глядя. — К тому, кто поможет мне выселить свекровь, — отрезала Наталья. — И желательно до того, как она назначит генеральную уборку по фэншую. Вчера она выбросила мои тапочки. Сказала — слишком вызывающие. Адвокат оказался худощавым мужчиной в очках. Слушал внимательно, делал пометки. На середине рассказа даже усмехнулся: — Вы не первая. Ситуация классическая. Собственница — вы. Прописаны — только вы и муж. Свекровь — фактически гость. Без регистрации. — Гостья на четыре месяца. С того момента, как начала раздавать указания, кого приглашать, а кого нет. Я даже не поняла, когда она из «мамы мужа» превратилась в самопровозглашённую хозяйку. Видимо, где-то между выносом новогодней ёлки и запретом на чеснок. — Всё решаемо, — кивнул юрист. — Но будьте готовы: муж будет мешать. Зато закон на вашей стороне.

Через неделю Наталья вернулась в квартиру. Не одна. С ней — юрист, участковый и тётя Леся из соседнего подъезда, которая случайно оказалась на лестнице и категорически отказалась уйти: «Я же говорила, что эта Люда ещё та лиса!» Людмила Фёдоровна сидела в кресле, словно императрица. Жилет, благородная бледность, глаза томные, как у актрисы, которой не дали главную роль. — То есть ты решила, что я мешаю? — голос был тихий, опасный. — Нет. Я решила, что мешаю сама себе. Своей мягкотелостью. Я позволила тебе хозяйничать, а теперь напомню, кто здесь хозяйка. Демократия закончилась. Ввожу чрезвычайное положение. — Антон, скажи ей! — вскрикнула свекровь. — Это безумие! Она хочет выгнать пожилую женщину на улицу! Антон стоял у стены. Опущенные плечи, виноватые глаза. Понял ли он что-то? Или просто испугался? — Антон ничего не скажет, — перебила Наталья. — У меня теперь отдельный счёт, отдельная жизнь и отдельная спина, которую я больше не подставлю. А вы, Людмила Фёдоровна, собирайте вещи. Сегодня ночуете у племянника. Вы же ради него квартиру переписали? — Он в Ивано-Франковске! — закричала она. — Я туда не поеду! — А я не буду делить кухню с женщиной, которая прячет мои специи и называет их «вонючими». Чемодан я собрала. Там только ваше. Всё остальное постирала. Из гуманности. — Из гуманности! — прошипела свекровь. — Вот вырастишь сына — и тебя так же вышвырнут! Наталья резко обернулась: — Если у меня вырастет сын, который позволит жене стать мебелью на фоне своей мамы, я уйду сама. Потому что мне нужен мужчина. А не мальчик, который вечно прячет глаза. Тётя Леся захлопала в ладоши, громко и с удовольствием. Участковый кивнул: «Подпишите бумаги». Юрист подал ручку. Людмила Фёдоровна пошла к выходу медленно, будто на казнь. Антон двинулся следом: — Я поеду с ней. Ты… я позвоню. Наталья кивнула. Слёз не было. Только лёгкость. Освобождающая. Когда дверь за ними закрылась, в квартире воцарилась тишина. Настоящая. Без критики, без шагов, без щёлканья выключателей в шесть утра — «проверка пожарной безопасности». Наталья встала посреди комнаты. И вдруг рассмеялась. Потом заплакала. Но уже не от боли. А от того, что перестала быть вечной жертвой. Потому что бывают в жизни моменты, когда единственный способ сохранить себя — это выбрать себя.

А вы, друзья, как считаете, правильно ли поступила Наталья? Есть ли у вас подобные истории, когда ради сохранения своего спокойствия приходилось идти на крайние меры?

👉Здесь наш Телеграм канал с самыми популярными и эксклюзивными рассказами. Жмите, чтобы просмотреть. Это бесплатно!👈
Рейтинг
OGADANIE.RU
Добавить комментарий