— Ну ты, конечно, молодец, Сергей. Просто аплодисменты. Только скажи, когда мы с тобой превратились в гостиницу для обездоленных? — Элла стояла в дверях кухни, скрестив руки, и смотрела на мужа так, как смотрят на таракана в раковине: с отвращением, но и с намерением уничтожить.
— Да что ты начинаешь опять, а? — Сергей обречённо поставил кружку в раковину. — Это же родня. Не на улицу же их выгонять?
— А почему бы и нет? — Элла чуть не подавилась своим возмущением. — Это моя квартира. МОЯ. Купленная на деньги МОИХ родителей. И я должна делить душ с Виктором, который бреется по полчаса, как будто у него не борода, а ковёр персидский?
— Не драматизируй, — буркнул он, отводя глаза. — Две недели — не срок. Зато люди хоть отдохнули. У Марины там вообще ремонт адский, гастарбайтеры стены перепутали.
— Знаешь, что я перепутала, Сергей? Я перепутала мужа с человеком, у которого есть позвоночник. А у тебя, похоже, его вытащили вместе с аппендицитом.
Сергей молчал. Молча пошёл в комнату, где уже который вечер обитали Марина и Виктор, и постучал. Оттуда донёсся звук чипсов и смеха из телевизора.
— Я вообще-то работаю! — крикнула Элла в коридор. — Это, если что, моя работа — проводить зумы, писать отчёты и не слушать, как Виктор обсуждает цену куриных шеек в «Пятёрочке»!
— Ты опять скандалишь, Элл, — вздохнула Марина, появляясь в проёме с полотенцем на голове. — Мы же временно. Ну неделю, ну максимум две… Сейчас всё наладится.
— Марина, это уже третья неделя. И ты вчера съела мой творог. Диетический. За двести пятьдесят рублей.
— Да ты же сама говорила, что он тебе не нравится, — удивлённо хлопнула ресницами Марина. — Я решила, что он портится.
— Ага. А мой шампунь ты тоже решила, что он испортился?
— Ну, он какой-то жидкий был… — пожала плечами Марина и снова скрылась в комнате.
Элла обернулась к мужу. У неё дрожали пальцы. Не от холода — от бессилия. От этой липкой злости, которая копится, как плесень в ванной, если не закрывать дверь.
— Я больше так не могу, Серёжа. Или ты с ними, или со мной.
Он молча сел на диван. Взял пульт. Сделал вид, что ищет новости.
— Значит, с ними, — тихо сказала Элла. И пошла в спальню. Не к себе — просто в ту, где ещё не пахло чужими носками.
В ванной снова капала вода. Стиралка пыхтела — стиралась футболка брата Сергея, Николая, который вчера позвонил и сказал: «Ну ты же не против, если я пока к вам, а? Танька совсем с катушек съехала, посуду через балкон выкинула. Сковородку — прикинь!»
Элла тогда чуть не рассмеялась. Но не от юмора, а от предчувствия конца.
Сергей радостно подхватил: «Конечно, приезжай! Мы ж семья».
Слово «семья» у него было как универсальный ключ. Как будто оно автоматически стирало любые границы, стены, двери и личное пространство. Элла же понимала, что «семья» — это не толпа, а доверие. Тихое, спокойное, вдвоём. А не с храпящим под боком Виктором и кастрюлями, в которых Нина Михайловна варит бульон «на весь дом».
Телефон завибрировал. Мама.
— Ну что, как там твой фронт? — спросила мама, даже не здороваясь.
— Мама, я устала. Я хочу убежать.
— Беги. У тебя есть ключ. Дом — всегда открыт.
Она отключилась. Без поцелуев, без «держись». Просто — беги. Потому что она знала: если не побежишь сейчас, потом будет поздно.
Когда вечером Элла зашла в кухню, Николай уже сидел за столом и ел борщ.
— А ты кто? — спросила она, глядя на незнакомую девушку в его обнимку.
— Это Лена, — с полным ртом сказал Николай. — Она пока со мной. Мы ж теперь как бы свободны, надо на новом месте осваиваться.
— А у тебя нет ощущения, что ты осваиваешься на моей шее? — спросила Элла холодно.
Сергей бросил на неё взгляд. Уже с раздражением. Уже без извинений.
— Элла, ну хватит уже, правда. Все нервничают из-за тебя. Ты только и делаешь, что дуешься.
И вот тогда в ней что-то щёлкнуло. Внутри, не громко, но окончательно.
Она пошла в спальню, достала чемодан. Положила ноутбук, два платья, зарядку. Захлопнула его. Не громко, но с таким звуком, что в доме стало тихо.
— Куда? — спросил Сергей, когда она уже обулась.
— Куда. — Элла надела пальто. — Домой.
— Это и есть твой дом.
— Нет, Серёжа, это — проходной двор. А домой я поеду к людям, у которых есть стыд. И дверь закрывается.
Она ушла. Не оглянувшись.
***
— Ты серьёзно? — Сергей застыл у порога квартиры родителей Эллы, разглядывая её решительный вид, — уехать, как подросток, из-за гостей, которые всего-то неделю пожили?
— Ты называешь две недели «всего-то»? — Элла нахмурилась, — Это не гости, это оккупация. Они здесь, как блохи на собаке — жрут, гадят и не уходят.
— Ну не драматизируй! — Сергей раздражённо отбросил сумку на кресло. — Родня — это святое. А твои… ну, маме и папе это же не больно.
— Вот именно, не больно. А мне — больно. Ты даже не замечаешь, что я каждый день срываюсь. Что я плачу в ванной, чтобы никто не слышал.
— Ну, ты же взрослый человек! — попытался оправдаться он, — Ты должна понимать, что семья — это компромиссы.
— Компромиссы? — Элла шагнула ближе, голос стал холодным и твёрдым. — Ты, кажется, забыл, что в нашей квартире живут не только твои родственники, но и я. Твой законник с расстройствами нервов и непрекращающейся усталостью.
— Ты сейчас совсем с ума сошла! — Сергей не выдержал и резким движением подвинул стул, почти сбив с ног Эллу.
— Вот и отлично, — шипела она. — Хочешь сделать из дома поле боя — получай!
— Элла! — позвал он с опаской, — давай без драк.
— С дурацкой терпимостью покончено, Серёжа. Ты сегодня видел, как Виктор забрал мой стул в кухне, чтобы поставить свою сумку? Я просила вернуть — он посмеялся.
— Не надо меня вовлекать в эти разборки. Это их дом тоже.
— Нет, Сергей, их дом — это барак в деревне, и там им место. А тут — моя квартира.
Он нахмурился, рот сжал тонкой линией, глаза заблестели раздражением.
— Если ты думаешь, что я заставлю родственников съезжать, то ты глубоко ошибаешься.
В этот момент в комнату ворвалась Марина, как гром среди ясного неба.
— Ой, вы опять устроили тут какой-то цирк? Николай вчера опять машину уронил на парковке! — заявила она с уставшим выражением лица. — А вы тут друг другу глаза выкалываете.
— Это не цирк, а моя жизнь, — прохрипела Элла, — а вы — шумные обезьяны.
— Хорошо, — сказала Марина, — Николай сейчас пойдёт искать другую квартиру. Понимает, что здесь он никому не нужен.
— Ага, и до каких пор ты будешь тут сидеть? — прошипел Сергей.
— Пока я не устану от этого балагана, — Элла уже не сдерживалась. — Пока я не верну своё спокойствие.
— Ты знаешь, что я люблю порядок, — добавила Марина, — а тут — полный хаос. И работа у тебя дома, и стирка, и гости… Никого не хватает, чтобы стены покрасить и плитку положить.
— Если бы ты хотя бы однажды убралась сама, — сказала Элла, — а не сваливала всё на меня, то, может быть, не было бы хаоса.
— Ладно, — вмешался Сергей, — давайте все успокоимся. Элла, я понимаю, что тебе тяжело, но мы вместе. Мы — семья.
— Семья, — подхватила Марина с ехидцей, — это когда ты за всех отвечаешь, а тебе никто не помогает.
— Вот именно! — Элла крикнула, — я одна и делаю всё по дому, пока вы отдыхаете. И ты, Сергей, только руками разводишь!
— Ты меня достала! — Сергей ударил по столу, и посуда зазвенела.
— Что дальше? — Элла шагнула к нему, так близко, что запах его после работы в гараже ударил ей в нос. — Ты хочешь мне сказать, что мои слова — это бред? Что я просто вредная женщина, которой всё не так?
— Не так, — хрипло ответил Сергей, — не так, Элла.
И тут случилось то, чего Элла боялась — его рука взлетела в воздух и едва не коснулась её щеки.
— Сергей! — крикнула она, отшатываясь, — Что ты делаешь?
Он резко опустил руку, сжался в комок.
— Я не хотел, — прошептал он.
— Вот это уже не шутки, — холодно сказала Элла, — ты переступил черту. Ты не тот, кого я люблю.
— Элла, — он попытался приблизиться, но она шагнула назад, — давай поговорим спокойно.
— Уже поздно, — сказала она. — Я уеду к родителям. Ты пойми — я не могу так жить.
Сергей опустил голову и молчал.
Следующие дни были похожи на бурю: короткие звонки, разбитые надежды и холодные взгляды, когда Сергей приходил к её родителям, пытаясь договориться.
Но Элла уже решила — чтобы сохранить себя, нужна тишина и пространство. И пусть это будет дорога через одиночество.
***
— Элла, ну ты же слышишь меня? — Сергей почти умолял, стоя у порога её детской комнаты в доме родителей. — Я понял, как ошибался. Прошу, вернись.
— Знаешь, Сергей, я столько раз слышала эти слова, — Элла села на край кровати, руки сжаты в кулаки, — и каждый раз всё заканчивалось тем же: я терплю, ты надеешься, а потом снова… проходной двор, постоянный шум, вторжение.
— Но теперь по-другому, — он отчаянно пытался найти в ней ту девушку, в которую влюбился на том корпоративе три года назад. — Я поговорил со всеми, с Мариной, с Николаем, с родителями… Все понимают, что это несправедливо.
— Ты же обещал… — голос Эллы дрогнул, — обещал, что семья — это не только их потребности, но и мои.
— И я хочу это доказать. Ты ведь знаешь, что для меня ты — самое важное. Больше никто и ничто не должно стоять между нами.
Она подняла глаза и увидела в них искренность и страх потерять. Эта смесь всегда была сильнее всего.
— Но, Серёжа, для меня это не просто слова. Я боюсь, что опять окажусь в клетке, где никто не слышит, где я — тень на заднем плане.
— Тогда давай вместе построим новый дом, — мягко предложил он, — не только кирпичи и штукатурка, а именно тот, где у каждого будет своё пространство, и твои границы будут уважать.
— И ты обещаешь, что если кто-то придёт, я буду первой, кого предупредят?
— Да, и никаких больше ночёвок без твоего согласия.
— И если я устану и захочу уехать — ты не будешь мешать?
— Не буду, — Сергей кивнул. — Только вернись ко мне, Элла. Мне без тебя пусто.
Она закрыла глаза и вздохнула. Сколько раз уже казалось, что всё потеряно? Сколько раз разбивалась надежда на маленькое счастье?
Но в этот раз — была искра. Маленький свет в конце туннеля.
— Хорошо, — сказала она наконец, — я попробую. Но если снова повторится то же, я уйду навсегда.
— Согласен, — он улыбнулся, держа её за руки, — начнём заново.
Прошло несколько месяцев. Дом изменился. Гости приезжали нечасто и всегда предупреждали. Элла вернулась к работе с новым вдохновением, а Сергей стал внимательнее и заботливее.
Однажды вечером, сидя на даче с чашкой чая и наблюдая закат, Элла почувствовала, что на этот раз у неё действительно есть шанс на счастье.
— Слушай, — сказала она, — знаешь, я никогда не думала, что 50 лет — это время для новых начал.
— А я всегда говорил, что возраст — это просто цифры, — улыбнулся Сергей. — Главное — не терять надежду.
Они посмотрели друг на друга, и в этом взгляде было столько искренности, что все старые раны, кажется, начали заживать.
