— Да я в суд на тебя подам! Узнаешь, как меня, мать родную, обижать! Всю жизнь на моей шее ехала! Моей учительской зарплатой питалась! Если бы не я, ты бы до сих пор в этом… в — Бургер Кинге— котлеты жарила!
Дверь переговорной хлопнула за моей спиной, и я глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в руках. Мама, как всегда, вошла с громом, словно генерал на парад. — Ох уж эта ваша охрана! Проторчала полчаса у администратора, будто я тут шпионка! — сразу же начала она, сверля меня взглядом своих вечно недовольных глаз.
Я устало потерла переносицу.
— Мам, это офис. Не чайный домик для задушевных бесед.
— Офис! Да я тебе эту «британскую лицензию» оплатила, помнишь? Дачу продала, между прочим! Холодильник пришлось сбагрить, чтобы ты, такая умная, в Лондон смогла поехать!
Я не собиралась отрицать. Мамина помощь в начале моего пути была неоценима.
— Я помню все, мам. И каждый месяц тебе перевожу приличную сумму. Квартира, санатории, маникюр, массаж… тебе же вроде всего хватает?
— Хватает? Я что, попрошайка какая-то, чтобы крохи подбирать? Я мать твоя! Я жизнь на тебя положила! — ее голос звенел от обиды. — Мне нужна доля в бизнесе. Формальная, конечно, но с правом голоса.
Я изумленно выдохнула. Доля в бизнесе? Какое мама имеет к этому отношение?
— Мам, ну ты же совсем в этом не разбираешься…
— Не разбираюсь? А кто тебя на эти проклятые курсы таскал, когда ты в этих финансах, как свинья в апельсинах, барахталась? А кто тебе этот дурацкий школьный проект по экономике делал? Кто, спрашиваю?
Я почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Мам, это было сто лет назад.
Чтобы хоть как-то успокоиться, я распахнула окно. В лицо пахнуло свежестью, но мамино недовольство настигло меня и здесь.
— Да я в суд на тебя подам! Узнаешь, как меня, мать родную, обижать! Всю жизнь на моей шее ехала! Моей учительской зарплатой питалась! Если бы не я, ты бы до сих пор в этом… в «Бургер Кинге» котлеты жарила!
— Мам, хватит! — резко оборвала я ее. — Я тебе кредиты помогала гасить, резюме составляла, когда тебя сократили, к психотерапевту возила после увольнения с первой работы. Я все помню. Да, ты была рядом, когда я была совсем девчонкой. Но то, что у меня есть сейчас, я заработала сама.
— А сейчас ты что? Звездой себя возомнила? Будешь мне указывать, что делать? Я, между прочим, тоже имею право голоса! Я же тебя вырастила!
— Вырастила как банкомат, мам?
— Ну да! Вложилась в актив! И пришло время получать дивиденды! — она торжествующе вскинула подбородок.
— Хорошо, мам, давай начистоту. Что тебе нужно на самом деле?
— Место в совете директоров. Пять процентов от прибыли. И кабинет с видом на парк, не хуже твоего. Она замолчала, словно давая мне время осмыслить весь масштаб ее требований. — И консультанта найму, чтобы он мне все объяснял. Мне важен статус! Признание! Я устала быть просто «мамой Вероники Ковалевой». Хочу быть членом правления!
— Мам, это не театр. Роли просто так не раздают. Давай я тебе такси вызову…
— Нет! Я никуда не уйду, пока не получу то, что мне положено!
Я глубоко вздохнула, пытаясь сохранить остатки самообладания.
— Мам, я обеспечила тебе стабильную, спокойную жизнь. Прошу тебя, оставь меня в покое.
— Я тебя вырастила одна! Ты мне обязана!
Я распахнула дверь.
— Мам, прошу тебя, уйди. А то я сейчас наговорю тебе такого, о чем потом пожалею.
—————-
После ее ухода в переговорную заглянул Глеб, мой муж.
— Ну как ты? — участливо спросил он, обнимая меня за плечи. — Готов ко всему. Долю на себя оформим, компанию продадим, если понадобится. Ты не должна сдаваться. Иначе она тебя сожрет полностью.
— Я знаю, — устало проговорила я. — Просто… я устала от этой бесконечной войны.
— Видел ее, когда она шла. Как победитель на выборах. Улыбается во все тридцать два. Настроена решительно.
Я вздохнула.
— Может в суд подать. Налоговиков натравить. Чтобы доказать всем, какая она «мать года»…
Мы оба понимали, что война только начинается.
Глеб и я вместе уже несколько лет. Помимо личных отношений, нас связывал еще и совместный бизнес. Однажды Глебу позвонила… правильно, мама.
— Глебушка, здравствуй, дорогой! Это Нина Павловна. Мне нужна твоя помощь… — ее голос сочился приторной сладостью. — Вероника совсем из рук выбилась! Я подаю в суд! На компенсацию морального и материального ущерба! И на перераспределение прибыли ее компании. Я имею на это право! Я в нее столько вложила!
Глеб попытался ее успокоить, но мама была настроена решительно. Выдала целую тираду о неблагодарности детей и о том, как она ночами не спала, чтобы Вероника выросла успешной.
— Она совсем обезумела! — возмущалась я, когда Глеб пересказал мне их разговор. — Это уже переходит все границы! Она всегда пыталась меня контролировать. Сначала выбирала мне платья, потом университеты, а теперь лезет в мой бизнес!
— Она не успокоится, пока не добьется своего. Ты же знаешь ее, — Глеб обнял меня. — Помнишь, как ты в детстве конфеты у подружки взяла без спроса? Она тебя потом так отругала, что ты неделю не разговаривала. А теперь сама требует долю в компании!
— Да она скоро права на процесс родов предъявит! — я попыталась пошутить, но смех получился каким-то натянутым. — Все, с меня хватит. Я иду к юристу.
Юрист, молодой энергичный парень по имени Игорь, внимательно выслушал нашу историю.
— С юридической точки зрения у вашей мамы нет никаких оснований для иска. Но… она может создать вам серьезные репутационные проблемы, если поднимет шум в прессе. Такие дела любят смаковать.
— И что нам делать? — спросил Глеб.
— Действовать жестко. Отправить претензионное письмо, провести встречу с медиатором. Если потребуется — подать встречный иск.
Глеб нахмурился.
— Игорь, а ты бы так со своей матерью поступил?
Игорь вздохнул.
— Да. У нас с мамой тоже отношения… непростые. Она считает, что я должен был стать врачом, как отец, а не заниматься этой ерундой — корпоративным правом.
Не успели мы до конца обсудить стратегию, как у меня зазвонил телефон. Незнакомый номер. Я осторожно ответила.
— Вероника? Это Антон. Ты меня помнишь?
Антон! Мой бывший парень, с которым я не общалась лет шесть. Откуда он взялся?
— Антон… конечно, помню. Что случилось?
— Твоя мама меня нашла в Фейсбуке. Сказала, что ты ее жилья лишаешь. Что она чуть ли не на улице осталась.
Я похолодела. Мама пошла ва-банк. Она готова использовать любые средства, чтобы навредить мне.
— Спасибо, что позвонил, Антон. Я разберусь, — сказала я, отключая телефон.
— Ну все, — проговорила я, глядя на Глеба. — Больше ждать нельзя. Пора устанавливать жесткие границы.
Через два дня Нина Павловна получила письмо от моего юриста. Она, конечно, не растерялась. Побежала за помощью к своей знакомой Зинаиде Степановне, у которой сын работает… где бы вы думали? В налоговой!
И вот, через неделю, меня вызвали в налоговую инспекцию. В маленькой переговорной меня уже ждали две женщины. Одна — молоденькая сотрудница налоговой с серьезным лицом, а вторая… моя дорогая мамуля, сияющая от предвкушения победы.
— Вероника Глебовна, — начала сотрудница налоговой, — к нам поступило заявление от гражданки Ковалевой Нины Павловны о возможных нарушениях в налоговой отчетности вашей компании.
— Это абсурд! — взорвалась я. — Моя мама вмешивается в мой бизнес из-за личной обиды!
— Личная обида? — воскликнула Нина Павловна. — Я всю жизнь в тебя вкладывала! А ты даже не посоветовалась со мной, когда открывала свою эту… шарашку!
— Мам, ты просто хочешь оттяпать кусок чужого пирога, чтобы потешить свое тщеславие!
— Я?! Да на мне все держалось! Ты без меня — ноль без палочки!
— А ты — злая стареющая женщина, которой не хватило аплодисментов! — выпалила я, не в силах сдержаться.
Сотрудницы налоговой переглянулись. Кажется, они не ожидали такого бурного развития событий.
— Полагаю, это семейный конфликт, а не финансовое преступление, — сказала одна из них, поднимаясь со стула. — Мы свяжемся с вами, если потребуется дополнительная информация.
Нина Павловна бросила мне напоследок злобный взгляд.
— Ты еще пожалеешь, Вероника! Ко мне еще приползешь! И никто тебе больше не поможет!
Через две недели налоговая прислала официальное письмо о том, что проверка завершена и никаких нарушений не выявлено. Глеб ликовал, но я чувствовала себя опустошенной.
— Она хотела не долю в бизнесе, — сказала я, обнимая Глеба. — Она хотела власть надо мной. Контроль над моими решениями. Чтобы я каждое свое действие с ней согласовывала. Как в детстве.
— Ну и что ты будешь делать? — спросил Глеб.
— Жить своей жизнью, — твердо ответила я. — Без маминых монологов и угроз. Если она вернется, я предложу ей устроиться к нам курьером. Зато хоть какая-то польза будет.
Я рассмеялась, чувствуя, как медленно, но верно ко мне возвращается ощущение свободы.
В конце концов, она — моя мать, но я — не ее собственность. И я больше не позволю ей отравлять мою жизнь своим бесконечным недовольством…
