— Мы решили дачу продать, — произнесла Анна Петровна, ставя на стол кружку с остывшим чаем. — Деньги необходимы на лечение.
Маргарита Григорьевна оторвала взгляд от своего вязания. Шестьдесят два года дружбы, и вдруг такие новости.
— Как это продать? Там же Максимушка похоронен…
— Собака, Маргарита. Всего лишь собака. А нам операцию нужно делать. Кардиолог сказал — срочно, иначе Степан не доживет до весны.
Маргарита молча кивнула. Она всё понимала. В их возрасте каждый день — это подарок, а любая операция — настоящая лотерея. Но всё равно внутри что-то сжалось при мысли о продаже дачи. Сорок лет они приезжали туда вместе, растили детей, потом внуков. Степан Иванович и Павел Константинович строили баню, женщины варили варенье. А теперь…
— Покупатель уже есть, — продолжила Анна Петровна. — Молодая пара. Хотят снести всё. Новый дом строить будут.
— Снести? — Маргарита сжала спицы. — Но там же ваш дом, сад…
— Маргарита, нам семьсот тысяч гривен дают. За участок в шесть соток. Такие деньги! — В голосе Анны Петровны звучало нечто похожее на отчаяние. — Ты понимаешь, мы можем позволить себе хорошую клинику. Не областную больницу, где он может не выжить, а частную. С нормальными докторами.
Маргарита поставила кружку. Логика была железной. Жизнь дороже, чем воспоминания. Но почему же тогда так больно?
— А что дети говорят?
— Пётр молчит. Ты же знаешь, как он переживал, когда Максимушки не стало. А Оля… — Анна Петровна замялась. — Оля сказала, что мы всё правильно решили. Что в нашем возрасте дача — это обуза.
Обуза. Маргарита мысленно повторила это слово. Значит, сорок лет совместных выходных, праздников, детского смеха — это обуза?
— Когда продаете?
— Через неделю документы подписываем. — Анна Петровна встала, прошлась по кухне. — Маргарита, я хотела тебя попросить…
— Что?
— Поехать со мной туда. В последний раз. Разобрать вещи. Я одна не смогу. Степан не в состоянии, а дети… Пётр в командировке, а Оля очень занята.
Маргарита кивнула. Конечно, она поедет. Хотя внутри уже поднималась знакомая горечь. Дети всегда заняты. Всегда есть дела важнее, чем старые родители и их проблемы.
На следующие выходные они поехали на дачу. Автобус, как и двадцать лет назад, медленно ехал по знакомой дороге мимо берёзок и полей. Только вместо радостного предвкушения в груди лежал камень.
Участок встретил их осенней тишиной. Яблони, которые сажал ещё Павел Константинович, стояли с почти облетевшими ветками. Под ними — горка гнилых яблок, которые некому было собрать.
— Помнишь, как мы здесь первый раз картошку сажали? — Анна Петровна остановилась у крыльца. — Твой Павел говорил, что у нас ничего не вырастет. Руки не из того места.
— Зато какая картошка выросла! — Маргарита улыбнулась. — А помнишь, как Пётр с моей Катей в пруду лягушек ловили?
— А потом плакали, когда мы суп из них собирались варить.
Они рассмеялись, но смех получился грустный.
Внутри дома пахло прошлым. Старые занавески, потертый диван, стол, за которым столько раз собиралась вся семья. На стенах — фотографии: дети маленькие, потом подростки, а затем уже и со своими детьми.
— Оля говорит, фотографии заберёт, — сказала Анна Петровна, снимая рамки. — Остальное на помойку.
— Как на помойку? — Маргарита взяла в руки вышитую скатерть. — Ты же сама её делала!
— Маргарита, кому она нужна? Дети живут в квартирах, у них всё современное. Им эти старые вещи ни к чему.
Маргарита молча сложила скатерть в сумку. Заберет себе. Пусть хотя бы у неё будет память о том времени, когда они были молодыми и верили, что всё самое хорошее ещё впереди.
К вечеру они разобрали почти всё. Оставался только чердак. Там, в старых коробках, хранились детские игрушки, книги, какие-то документы.
— Я не могу туда забраться, — сказала Анна Петровна. — Лестница крутая.
— Давай я, — Маргарита взяла фонарик.
На чердаке было душно и пыльно. В углу стояли коробки, обклеенные старыми газетами. В одной — игрушки. Плюшевый мишка без одного глаза, машинки, куклы с отломанными руками. В другой — школьные тетради, дипломы, грамоты.
А в третьей…
Маргарита открыла коробку и замерла. Там лежали письма. Стопки писем, перевязанные ленточками. Она взяла одно, посмотрела на адрес. Степан Иванович Морозов. Обратный адрес — воинская часть.
Армейские письма. Степан служил два года, писал Анне каждую неделю. Маргарита помнила, как подруга ждала почтальона, как светилась от счастья, получив конверт.
— Анна! — крикнула она вниз. — Иди сюда!
— Что там?
— Письма! Степины письма из армии!
Наверх поднялась Анна Петровна, тяжело дыша.
— Боже мой, — прошептала она, взяв коробку. — Я думала, они пропали при переезде.
Она открыла одно письмо, пробежала глазами по строчкам.
— «Аннушка моя, скучаю безумно. В увольнение поеду к твоим родителям знакомиться. Хочу официально просить твою руку…» — голос её дрогнул.
— Сколько их тут? — спросила Маргарита.
— Сто четыре. Я когда-то считала. — Анна Петровна прижала письма к груди. — Каждую неделю, два года.
— Что будешь с ними делать?
Анна Петровна долго молчала.
— Сожгу, наверное. Зачем они нужны? Степан их уже не помнит, а детям… Детям какая разница до наших старых писем?
— Как сожжёшь? — Маргарита взяла у неё коробку. — Это же история! Ваша история!
— Маргарита, мне шестьдесят девять лет. Степану семьдесят один. У нас нет времени на сентименты. — Анна Петровна вытерла глаза. — Я должна думать о том, как его спасти, а не о том, что было сорок лет назад.
Вечером они вернулись в город. Анна Петровна взяла несколько фотографий и документы. Всё остальное осталось в доме — ждать бульдозеров.
Через неделю состоялась продажа. Степан Иванович лежал в больнице, готовился к операции. Анна Петровна подписывала документы одна.
— Как дела? — спросила Маргарита, когда подруга вернулась домой.
— Продали. Завтра деньги переведут. — Она села в кресло, устало откинулась назад. — Покупатели уже экскаватор заказали. На следующей неделе снесут.
— А письма?
— Какие письма? — Анна Петровна посмотрела на неё непонимающе.
— Степины письма из армии. Ты их забрала?
— Ах, да… Нет, забыла. Да и неважно уже.
Маргарита больше ничего не сказала. Но в воскресенье села в автобус и поехала на дачу. В последний раз.
Дом стоял пустой, с выбитыми стёклами. Новые хозяева уже начали подготовку к сносу. Маргарита поднялась на чердак. Коробка с письмами стояла на том же месте.
Она взяла её и спустилась вниз. У калитки её остановил мужчина лет тридцати пяти.
— Вы кто? — спросил он. — Дом уже продан.
— Я… друг семьи. Забрала кое-что из вещей. — Маргарита прижала коробку к себе.
— А, понятно. Слушайте, а вы не знаете, где тут собака похоронена? Старые хозяева говорили, что есть могилка.
— Там, под яблоней, — Маргарита показала рукой. — Максимушка. Овчарка была.
— Спасибо. Мы хотели перенести останки на специальное кладбище. Неудобно как-то строить дом на…
— Это хорошо, — кивнула Маргарита. — Правильно.
Дома она долго сидела с коробкой на коленях. Читать письма было нельзя — они не её. Но и выбросить рука не поднималась.
На следующий день она позвонила Анне Петровне.
— Как дела у Степана?
— Операция прошла хорошо. Врачи довольны. Говорят, всё будет нормально. — В голосе Анны Петровны звучала такая радость, что Маргарита поняла: решение было правильным.
— Анна, я вчера ездила на дачу. Забрала письма.
— Какие письма? — В трубке была тишина.
— Степины письма из армии. Помнишь, мы их на чердаке нашли?
— Ах, да… Ну и правильно. Выброси их, Маргарита. Нам сейчас не до этого.
— Не выброшу.
— Как не выбросишь?
— Привезу тебе. Когда Степан Иванович выпишется. Почитаете вместе.
— Маргарита, зачем? — В голосе Анны Петровны появилось раздражение. — У нас реабилитация будет, процедуры…
— Анна, вы прожили вместе сорок лет. У вас есть прошлое. Прекрасное прошлое. Зачем его выбрасывать?
— Потому что у нас есть настоящее! И, надеюсь, будущее! — Анна Петровна повысила голос. — Маргарита, я не понимаю, что с тобой. Какие письма, какое прошлое? Степан жив, это главное!
Маргарита положила трубку и заплакала. Не от обиды, а от понимания. Анна была права. В их возрасте каждый день жизни дороже любых воспоминаний.
Но письма она не выбросила. Поставила коробку на антресоль, рядом с альбомами и старыми фотографиями. Пусть лежат. Мало ли что.
Через месяц Степан Иванович вернулся домой. Чувствовал себя хорошо, даже лучше, чем до операции. Врачи обещали ещё лет пять, а то и больше.
— Спасибо тебе, — сказала Анна Петровна, когда они встретились. — За дачу тогда. Ты помогла мне всё разобрать.
— Не за что.
— И за то, что не осуждала. Понимаю, тебе было тяжело смотреть, как мы всё это распродаём.
Маргарита кивнула. Да, было тяжело. Но она понимала. В их возрасте приходится выбирать: прошлое или будущее. И Анна выбрала правильно.
— А письма ты всё-таки выбросила? — спросила Анна Петровна.
— Нет, — честно ответила Маргарита. — Лежат у меня.
— Маргарита…
— Анна, когда-нибудь ты за них спасибо скажешь. Может, не сейчас, но когда-нибудь обязательно.
Анна Петровна покачала головой, но спорить не стала.
А через два года, когда Степан Иванович отмечал семидесятый день рождения, Маргарита принесла коробку с письмами.
— Что это? — спросил он, развязывая ленточку.
— Твои письма из армии, — сказала Маргарита. — Те, что ты Анне писал.
Степан Иванович открыл первое письмо, прочитал несколько строк, и лицо его изменилось.
— Аннушка, — позвал он жену. — Иди сюда.
Они читали всю неделю. По вечерам, когда заканчивались домашние дела. Читали, смеялись, плакали. Вспоминали себя молодыми, влюблёнными, верящими в вечность.
— Спасибо, — сказала Анна Петровна, когда они закончили читать последнее письмо. — Спасибо, что сохранила.
— Я же говорила, — улыбнулась Маргарита. — Когда-нибудь скажешь спасибо.
Степан Иванович взял руку жены, поцеловал.
— А знаешь, — сказал он, — может, мы зря дачу продали?
— Поздно теперь думать, — вздохнула Анна Петровна. — Там уже новый дом стоит.
— Значит, на новом месте начнём, — сказал Степан Иванович. — Участок купим, домик построим. Небольшой. Для себя.
— В нашем возрасте? — удивилась жена.
— А почему нет? Врачи обещали ещё лет пять, а то и больше. Только теперь будем всё правильно делать. Грядки поменьше, дом попроще. Главное — чтобы было где письма хранить.
Маргарита смотрела на них и понимала: иногда, чтобы сохранить будущее, приходится жертвовать прошлым. А иногда прошлое возвращается само и дарит новую надежду.
Анна Петровна была права, когда продавала дачу. Жизнь мужа была дороже воспоминаний. Но права была и Маргарита, когда сохраняла письма. Потому что память о любви — это не обуза. Это топливо для новых планов, новых надежд, новой жизни.
А письма теперь лежали на почётном месте, в красивой шкатулке, которую подарили дети на годовщину свадьбы. И каждый вечер Степан Иванович читал жене по одному. Как в молодости, только теперь не писал их, а перечитывал. И это было не менее прекрасно.
Иногда, чтобы обрести что-то новое, нужно отпустить старое. Как думаете, в какой момент вы бы решились пожертвовать прошлым ради будущего? ❤️
