— Слушай, может, просто выбросим эту дрянь и купим новое? — предложила Мария, морщась от неприятного запаха.
Пётр Николаевич покачал головой, продолжая копаться в мусорном ведре под кухонной раковиной. Механик по натуре, он привык чинить, а не выбрасывать. Даже если речь шла о дешёвом пластиковом ведре с треснувшим дном.
— Заклею, и ещё год прослужит, — буркнул он, выгребая содержимое в газету.
Среди картофельных очисток и использованных чайных пакетиков его пальцы нащупали что-то незнакомое. Прямоугольная упаковка, наполовину пустая. Пётр повернул находку к свету и замер.
Противозачаточные таблетки. Почти законченная пластинка.
Сердце забилось так громко, что, казалось, его должна была услышать жена. Но Мария уже ушла в комнату, бормоча что-то о том, что пора застелить постель.
Двадцать лет брака. Двое взрослых детей. И вот теперь — это.
Пётр осторожно сунул упаковку в карман рабочей куртки. Руки дрожали так, что пришлось несколько раз подряд глубоко вдохнуть, прежде чем продолжить ремонт ведра.
Зачем Марии противозачаточные? В их возрасте? После того, как врачи два года назад прямо сказали, что детей у них больше не будет?
Мысли метались, как загнанные звери. Может, для регуляции цикла? Слышал, что такое бывает. Или…
Пётр зажмурился, не желая додумывать очевидное.
— Петя, ты там живой? — донёсся голос жены из комнаты.
— Живой, — хрипло отозвался он.
Следующие три дня превратились в пытку. Пётр наблюдал за женой с болезненным вниманием, выискивая изменения в поведении, новые привычки, странности в расписании.
Мария работала бухгалтером в районной поликлинике. Режим у неё был чёткий: с восьми до пяти, обед с двенадцати до часу. Но в последнее время стала задерживаться. То отчётность срочная, то коллега заболела.
Раньше Пётр не обращал внимания. Работа есть работа. Теперь каждая задержка казалась подозрительной.
— У тебя новое платье? — спросил он в четверг вечером.
Мария удивлённо посмотрела на него поверх очков, которые надевала для чтения.
— Новое? Петя, это платье висит в шкафу уже полгода. Просто раньше не надевала.
— А зачем сегодня надела?
— Захотелось. Нельзя, что ли?
Конечно, можно. Но почему захотелось именно сегодня? И почему она стала чаще смотреться в зеркало перед выходом на работу?
Пётр чувствовал, как постепенно сходит с ума. Недоверие разъедало изнутри, как ржавчина.
Пятница началась с того, что Мария долго разговаривала по телефону в ванной. Пётр прислушивался через дверь, но разобрать слова не мог — только интонацию. Мягкую, почти нежную.
— Кто звонил? — спросил он, когда жена вышла.
— Софийка, — ответила Мария, не глядя в глаза. — Хотела приехать на выходных.
София, их дочь, работала медсестрой в областной больнице, снимала однокомнатную квартиру в центре. Приезжала редко, в основном по праздникам.
— Что-то случилось? — насторожился Пётр.
— Соскучилась просто.
В субботу утром Мария собралась на рынок за продуктами. Пётр вызвался составить компанию, но жена отказалась.
— Отдыхай, ты всю неделю в автосервисе пропадал.
Когда за ней закрылась дверь, Пётр принял решение, от которого потом будет страдать всю жизнь. Он начал обыскивать квартиру.
Начал с комода в спальне. Марииного ящика с бельём. Ничего необычного. Затем прошёлся по карманам её одежды в шкафу. Тоже пусто.
В сумочке, которую жена забыла на кухонном столе, обнаружил чек из аптеки. Дата — позавчера. Время — семнадцать двадцать. Но домой Мария пришла только в половине седьмого.
Сорок минут. На что потратила сорок минут после аптеки?
Пётр присел на табуретку, чувствуя, как подгибаются ноги. В чеке значились витамины и… презервативы.
Презервативы.
Их не покупали уже лет пять. Зачем теперь?
Звук ключей в замке заставил мужчину вскочить и сунуть чек обратно в сумку. Мария вернулась с тяжёлыми пакетами и озабоченным лицом.
— Петя, помоги разобрать продукты. И не морось — на улице дождь начинается.
Она говорила как обычно, но Пётр видел напряжение в уголках её рта, скованность движений. Или ему только казалось?
В воскресенье приехала София. Высокая, стройная, с тёмными кругами под глазами. Работа в больнице выматывала, но дочь держалась молодцом.
— Как дела, пап? — обняла она отца.
— Нормально, — солгал Пётр. — А у тебя? Не замёрзла в своей конуре?
— Нормально отапливают. Зато тихо и никто не мешает.
За ужином София рассказывала о работе, о сложных больных, о том, что собирается поступать в медицинский институт заочно. Мария слушала с гордостью, Пётр кивал, но мысли его были заняты совсем другим.
Как сказать дочери, что их семья, которую она считает крепкой и надёжной, разваливается? Что мать, возможно, изменяет отцу?
— Мам, а можно я у вас переночую? — спросила София. — Завтра рано на работу, отсюда ближе добираться.
Мария согласилась охотно. Слишком охотно, подумал Пётр. Может, дочь — алиби? Прикрытие для чего-то?
Ночью он долго не мог заснуть. Лежал рядом с женой, к которой привык за двадцать лет, и чувствовал себя чужим. Мария дышала ровно, изредка вздыхая во сне.
Утром за завтраком София вдруг спросила:
— Пап, а ты не мог бы не рассказывать маме о том, что я иногда встречаюсь с одним человеком?
Пётр поперхнулся кофе.
— С каким человеком?
— Это… сложно объяснить. Он хороший, но пока рано о серьёзном говорить.
— Почему маме нельзя рассказывать? — насторожился Пётр.
София замялась.
— Он старше. Намного старше. Мама будет переживать.
— Насколько старше? — голос отца стал жёстким.
— Лет на пятнадцать.
Пётр молча допил кофе. Мужчина сорока лет и двадцатичетырёхлетняя девушка. Что может связывать их, кроме одного?
После ухода дочери он подошёл к жене, которая мыла посуду.
— Маша, мне кажется, нам нужно поговорить.
— О чём? — не оборачиваясь, спросила она.
— О нас. О том, что происходит в нашей семье.
Мария выключила воду и медленно повернулась.
— Петя, что ты имеешь в виду?
— Я нашёл твои таблетки. И чек из аптеки.
Лицо жены побледнело.
— Какие таблетки?
— Противозачаточные. В мусорном ведре.
Мария опустилась на стул.
— Петя, это не мои таблетки.
— Чьи тогда? — в голосе мужчины звучала боль.
— Софийкины.
Пётр замолчал. Значит, дочь не просто встречается с мужчиной. И мать об этом знает.
— Как долго ты это скрываешь? — спросил он тихо.
— Полгода. Она попросила не говорить тебе. Боялась твоей реакции.
— И ты решила, что я не имею права знать, что происходит с моей дочерью?
— Она взрослая, Петя. Имеет право на личную жизнь.
— Взрослая? — Пётр повысил голос. — Спит с мужиком, который годится ей в отцы, покупает презервативы, таблетки глотает — и это нормально?
— Она его любит.
— Любит? А он? Что он любит — молодое тело или ещё что-то?
Мария встала.
— Не смей так говорить о нашей дочери.
— О нашей? — Пётр усмехнулся горько. — Теперь она наша? А когда решения принимались, она была только твоей.
— Петя, я не хотела…
— Не хотела? Двадцать лет мы вместе, Маша. Двадцать лет. И вдруг оказывается, что ты можешь держать меня в неведении месяцами. Что ещё ты от меня скрываешь?
Мария молчала.
— Может, и сама развлекаешься с кем-то? — не выдержал Пётр. — Задерживаешься на работе, новые платья надеваешь…
— Замолчи, — тихо сказала жена.
— Не замолчу! Я имею право знать правду!
— Какую правду? Что я устала от твоей ревности? Что боюсь с тобой разговаривать, потому что ты из мухи делаешь слона? Что наша дочь просила меня молчать, потому что знает — ты устроишь скандал?
Пётр стоял, не веря услышанному.
— Значит, я виноват?
— Ты виноват в том, что не доверяешь людям, которые тебя любят, — сказала Мария и вышла из кухни.
София приехала вечером того же дня. Мать вызвала её, несмотря на рабочую смену. Девушка выглядела растерянной и испуганной.
— Пап, мам сказала, что ты во всём разобрался.
— Разобрался, — кивнул Пётр. — Кто он?
— Сергей Викторович. Он заведующий отделением кардиологии.
— Женат?
София опустила глаза.
— Да. Но они с женой уже три года не живут вместе. Разводятся.
— Сколько раз я это слышал, — покачал головой Пётр. — Все женатые мужики разводятся. Завтра. Послезавтра. Через год.
— Папа, он не такой!
— Все такие, дочка. И ты через пару лет это поймёшь. Когда он найдёт себе новую молоденькую медсестричку.
София вскочила со стула.
— Почему ты не можешь поверить, что меня можно любить не за возраст?
— Потому что мне сорок пять лет, и я знаю, как устроен мир.
— Тогда живи в своём мире один! — крикнула дочь и выбежала из квартиры.
Мария стояла в дверях кухни.
— Доволен? — спросил Пётр.
— Ты разрушил всё, к чему мы шли двадцать лет, — тихо ответила жена.
— Я? Это я виноват, что вы мне не доверяете?
— Ты виноват в том, что нам нечего тебе доверять. Потому что ты не выслушиваешь. Ты сразу судишь.
Мария прошла мимо него к шкафу, достала сумку и начала складывать вещи.
— Что ты делаешь?
— Ухожу. К Софии. Пока ты не научишься разговаривать с людьми, вместо того чтобы их подозревать.
— Маша, подожди…
— Не надо, Петя. Мне тоже нужно время подумать. О том, хочу ли я жить с человеком, который в любой момент может начать рыться в моих вещах и искать улики измены.
Дверь закрылась. Пётр остался один в квартире, которая вдруг показалась огромной и пустой.
Через неделю Мария забрала остальные вещи. София больше не звонила. Борис, их сын, живущий в другом городе, пытался помирить родителей по телефону, но безуспешно.
Пётр сидел на кухне с банкой пива и смотрел на аккуратно заклеенное мусорное ведро. Если бы тогда просто выбросил его и купил новое, как советовала жена, ничего бы не случилось.
Но он привык чинить сломанное. А некоторые вещи после ремонта работают хуже, чем до поломки.
Или не работают вообще.
Как вы думаете, можно ли было спасти эту семью? И как бы вы поступили на месте героя, узнав такую правду?
