Евгения всегда гордилась своей выдержкой. Даже когда отец бросал в мать всё, что под руку попадалось, даже когда пьяная мать называла её ошибкой, даже в те ночи, когда приходилось спать на лестничной клетке — она не плакала. Но сейчас, глядя на положительный тест, она чувствовала, как рушится всё, что так старательно строила последние семь лет.
— Ты сегодня сама не своя, — Леонид Иванович положил газету и внимательно посмотрел поверх очков. — Случилось что-то на работе?
Евгения помотала головой, не отрываясь от мытья посуды. Как ему сказать? И нужно ли говорить вообще? Живот скрутило так, что она едва не уронила тарелку. Сколько раз она обещала себе, что никогда не повторит судьбу матери, и вот теперь…
— Женя, у меня отгул на следующей неделе. Может, на дачу съездим? — Леонид поднялся, подошёл сзади, положил руки на плечи. — Ты совсем замоталась в последнее время.
Его прикосновение, раньше успокаивающее, теперь обжигало стыдом. Девятнадцать лет разницы никогда не были для неё проблемой. Напротив. После ада родительского дома его спокойствие, уверенность, забота казались спасательным кругом. В семнадцать всё было просто: учись, приходи домой к ужину, не бойся пьяных криков за стенкой.
— У меня сейчас сложный проект, — ответила она, выворачиваясь из объятий. — Не думаю, что получится.
Ей вдруг нестерпимо захотелось позвонить Егору. Просто услышать голос. Но она не могла — не здесь, не сейчас, не с этим тестом, спрятанным на дне сумки.
Леонид отстранился, и она почувствовала облегчение. А затем и стыд за это облегчение.
— Иди, отдохни, — сказал он. — Я сам закончу с посудой.
Она благодарно кивнула, вытерла руки и почти сбежала в ванную. Включила воду, пытаясь заглушить нахлынувшие мысли. Когда всё пошло не так? Когда Егор смотрел на неё через весь стол на дне рождения Ксении, будто зная о ней что-то, чего она сама не знала? Или когда он проводил её домой, а она, словно сумасшедшая, пригласила его на кофе, хотя Леонид был в ночной смене? Или когда увидела шрам на его спине — точно такой же, как у Леонида, и пошутила об этом, а Егор вдруг стал серьёзным и отстранённым?
Евгения уперлась руками в холодный кафель. Ей двадцать семь. У неё стабильная работа, муж, квартира. Почему же она чувствует себя всё той же испуганной девчонкой, готовой бежать куда глаза глядят?
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Егора: «Не могу перестать думать о тебе. Встретимся завтра?»
Её пальцы двигались быстрее мыслей: «Нам нужно поговорить. Очень серьёзно».
Ответ пришёл мгновенно: «Что-то случилось? Я могу приехать сейчас».
«Нет! Завтра. После работы. В нашем кафе».
Она спрятала телефон и несколько раз глубоко вдохнула. Завтра всё встанет на свои места. Она просто скажет ему, что беременна, и они вместе решат, как быть. Да, так и поступит.
Выйдя из ванной, она застала Леонида у шкафа с документами.
— Женя, ты не видела папку с документами на дачу? Хотел завтра в БТИ заехать.
— В нижнем ящике посмотри, — ответила она, проходя мимо.
Леонид открыл ящик и вдруг замер. Сердце Евгении пропустило удар.
— Это что? — он медленно вытащил старую фотографию в деревянной рамке. На ней молодой Леонид стоял рядом с темноволосой женщиной, держащей на руках маленького мальчика.
— Не знаю, — честно ответила Евгения. — Первый раз вижу.
— Откуда она здесь? — в его голосе слышалось напряжение, которого она никогда раньше не замечала.
— Понятия не имею. Может, сама положила и забыла?
Леонид покачал головой.
— Это невозможно. Я сжёг все эти фотографии пятнадцать лет назад.
Евгения впервые почувствовала, как между ними вырастает стена из недосказанности. Она никогда не спрашивала о его прошлом, а он никогда не рассказывал.
— Кто эти люди, Лёнь? — осторожно спросила она.
Он молчал так долго, что она уже решила, что не дождётся ответа.
— Это моя первая жена. И сын.
Часть 2: Тайны
— Почему ты никогда не рассказывал о них? — Евгения сидела на краю кровати, наблюдая, как Леонид меряет шагами комнату.
— Зачем? — он резко остановился. — Что именно тебе рассказать? Как я сломал ей руку, когда она пыталась защитить сына от меня? Как ребёнок потом шарахался от каждого моего движения? Или как я собрал вещи и ушёл, потому что понял, что ещё немного — и убью их обоих?
Евгения невольно отшатнулась. Леонид — и насилие? Человек, который за семь лет ни разу не повысил на неё голос?
— Но… почему? — только и смогла выдавить она.
Он опустился в кресло, вдруг постарев лет на десять.
— Потому что я был как твой отец, Женя. Пил, срывался, ненавидел весь мир. А больше всего — себя.
— Но…
— Когда я встретил тебя, я был уже другим. Пять лет как бросил пить, ходил к психотерапевту. Пытался искупить. И знаешь, что самое страшное? Я искал Егора. Хотел хоть как-то помочь. Узнал, что Зинаида умерла через год после моего ухода. Рак. А сына забрали родственники. И следы потерялись.
Евгения замерла, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
— Как его полное имя? — спросила она осипшим голосом.
— Егор Леонидович Коваленко. Ему должно быть уже…
— Восемнадцать, — закончила она.
Леонид поднял на неё удивлённый взгляд.
— Да. Откуда ты…
Но Евгения уже не слышала. Перед глазами стояло лицо Егора, его упрямый подбородок — точь-в-точь как у Леонида. Шрам на спине, о котором он отказывался говорить. Его странное поведение, когда она упоминала мужа… Неужели он знал? Неужели всё это время…
— Женя? Женя! — Леонид тряс её за плечо. — Что с тобой?
— Мне нужно на воздух, — она вскочила, хватая куртку. — Я… мне надо подумать.
— Куда ты? На улице уже поздно!
— Просто… дай мне час, ладно? — Евгения выскочила за дверь, не дожидаясь ответа.
На улице было промозгло и сыро. Мартовский снег превратился в серую кашу под ногами. Она брела, не разбирая дороги, пока не оказалась в знакомом дворе. Квартира Егора светилась жёлтым в окнах третьего этажа.
Что она делает? Зачем пришла? Что скажет ему? «Привет, кажется, ты спишь с женой своего отца, и, кстати, я беременна»?
Телефон завибрировал.
«Женя, где ты? Я волнуюсь. Уже час ночи».
Сообщение от Леонида заставило её опомниться. Она развернулась и быстро пошла к метро. Несколько раз она доставала телефон, чтобы написать Егору, но каждый раз убирала обратно. Не по телефону. Только не это.
Дома Леонид ждал её в кресле, не включая свет. Когда она вошла, он лишь молча посмотрел, не задавая вопросов.
— Я не знала, — первое, что она сказала. — Клянусь тебе, я понятия не имела.
— О чём ты?
— О Егоре. О твоём сыне.
Леонид дёрнулся, словно от удара.
— Ты… ты его знаешь?
— Да, — она опустилась на пол у его ног, как делала раньше, когда ей нужно было чувствовать его поддержку. — Я знаю его через Ксению. Он… он ищет тебя, Лёнь. Давно ищет.
Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов.
— И что он говорит обо мне? — наконец спросил Леонид.
Евгения закрыла глаза.
— Он ненавидит тебя. Говорит, что ты сломал его матери жизнь. Что из-за тебя она…
— Умерла, — закончил Леонид. — Он прав. Если бы я не ушёл тогда…
— Ты не виноват в её болезни.
— Нет. Но виноват во всём остальном.
Они молчали, каждый погружённый в свои мысли.
— Ты должен с ним поговорить, — наконец сказала Евгения. — Объяснить всё.
— Он не захочет меня слушать.
— Но ты должен попытаться. Ради него. Ради себя.
Леонид кивнул, и она увидела слёзы в его глазах — впервые за все эти годы.
— Я люблю тебя, Женя. Что бы ни случилось — помни это.
Она не нашла в себе сил ответить тем же.
Часть 3: Развязка
Кафе было почти пустым в это время дня. Евгения заняла их обычный столик у окна, заказала чай и теперь нервно мяла салфетку, поглядывая на дверь. Как сказать ему? С чего начать? Может, встреча с отцом важнее, чем её новости?
Егор появился ровно в шесть, как всегда пунктуальный. Высокий, порывистый, с этой его особой улыбкой, от которой у неё каждый раз перехватывало дыхание.
— Привет, — он наклонился, чтобы поцеловать её, но она отстранилась. — Что случилось?
— Садись, пожалуйста. Нам нужно серьёзно поговорить.
Его лицо моментально изменилось, став жёстче.
— Ты возвращаешься к нему? — напрямик спросил он. — После всего, что было между нами?
— Егор, это не так просто…
— Что может быть проще? Ты либо любишь меня, либо нет. Выбирай.
Евгения глубоко вдохнула.
— Я беременна.
Он замер, и выражение его лица смягчилось.
— Это… это от меня?
— Да. Но есть кое-что ещё, что ты должен знать.
— Что? Женя, ты же знаешь, я готов ко всему. Мы справимся. Я найду работу получше, сниму квартиру…
— Речь не об этом, — она взяла его за руку. — Егор, я знаю, кто твой отец.
Он резко отдёрнул руку.
— При чём тут мой отец? Я не хочу о нём говорить. Никогда.
— Тебе придётся. Потому что… — её горло перехватило, но она заставила себя продолжить. — Потому что твой отец — мой муж. Леонид Иванович Коваленко.
Лицо Егора застыло, словно маска. Он смотрел на неё, не моргая, и в его глазах медленно разгоралось понимание.
— Что? — хрипло выдавил он. — Что ты сказала?
— Это правда, Егор. Я узнала только вчера, когда Леонид нашёл фотографию. Там вы с мамой…
— Ты лжёшь, — он вскочил на ноги. — Зачем ты это делаешь? Он заставил тебя? Пригрозил чем-то?
— Нет, Егор, послушай…
— Это ты слушай, — его глаза блестели от ярости. — Я знал, кто ты такая с самого начала. Знал, что ты — его жена. Я следил за ним годами, искал способ отомстить. А потом встретил тебя на дне рождения Ксении и понял — вот оно. Я заберу у него то, что для него важнее всего. Как он забрал у меня мать.
Евгения почувствовала, как холодеет внутри.
— Так всё это… всё было ложью? Ты использовал меня?
— Сначала — да, — он внезапно сник, гнев ушёл, оставив лишь усталость. — Но потом всё изменилось. Я правда влюбился в тебя, Женя. Клянусь. И сейчас я хочу только одного — быть с тобой и нашим ребёнком. Подальше от него.
— Это не выход, Егор. Вы должны поговорить. Он сломлен не меньше тебя. Всю жизнь искупает вину перед тобой, перед твоей мамой…
— Не произноси её имя! — рявкнул Егор. — Он не имеет права даже помнить о ней. Тем более — пытаться искупить. Некоторые вещи нельзя простить.
— Но можно понять, — тихо сказала Евгения. — Егор, я тоже выросла в семье, где насилие было нормой. Но твой отец — он изменился. Он выбрался из этого ада, создал новую жизнь. Да, на обломках старой, и это непростительно. Но он страдает каждый день, зная, что сделал с тобой и твоей мамой.
— И что, мне его пожалеть? — горько усмехнулся Егор.
— Нет. Но ты можешь выслушать. Хотя бы ради себя самого. Ради нашего ребёнка, который не должен родиться в семье, где дед и отец ненавидят друг друга.
Егор молчал, глядя в окно на проезжающие машины. Наконец он медленно опустился на стул.
— Я не могу обещать, что выслушаю. Или что не ударю его, как только увижу.
— Просто… попробуй, — она сжала его руку. — Ради нас.
Он кивнул, не глядя на неё.
— Что ты скажешь ему? О ребёнке? О нас?
— Правду, — просто ответила она. — Всю правду.
Часть 4: Примирение
Евгения вошла в квартиру и замерла на пороге. Леонид сидел за столом, перед ним лежала стопка каких-то бумаг.
— Я всё знаю, — сказал он, не поднимая головы. — Знаю про тебя и Егора.
Она прислонилась к стене, чувствуя, как подгибаются ноги.
— Как давно?
— Три месяца. Видел вас вместе возле твоей работы. Не хотел верить сначала. Думал, показалось. Но потом… следил. Видел, как вы целовались у подъезда. Как он провожал тебя домой. Как ты смотрела на него.
— Почему не сказал ничего?
Леонид поднял на неё глаза, красные от недосыпа.
— Боялся потерять. Думал, может, это просто увлечение, пройдёт. Врал себе, что ты вернёшься ко мне душой. А потом… потом нашёл эту фотографию.
— Ты сам её достал?
— Нет. Егор подложил. Пока был здесь на прошлой неделе, когда ты приглашала его на ужин. Он сам признался… сегодня.
Евгения медленно опустилась на стул напротив.
— Вы виделись?
— Да. Он пришёл на работу. Ждал у проходной, — Леонид невесело усмехнулся. — Я думал, он меня ударит. Был готов к этому. Но он просто сказал: «Нам нужно поговорить. О маме. И о Жене».
— И вы…?
— Говорили. Четыре часа. Я рассказал ему всё. Про то, как сам рос с отцом-тираном. Как поклялся, что никогда не буду таким, и как нарушил эту клятву. Как пытался спасти его мать и не смог. Как искал его все эти годы. — Леонид помолчал. — А он рассказал, как рос без отца. Как винил меня в смерти матери. Как ненавидел. И как потом встретил тебя и всё изменилось.
Евгения опустила голову, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.
— Прости меня.
— За что? — Леонид грустно улыбнулся. — За то, что полюбила молодого мужчину вместо старика? За то, что не побоялась бороться за своё счастье? Я скорее должен просить прощения у тебя — за то, что держал рядом с собой, когда ты уже была далеко.
— Я никогда не хотела причинить тебе боль. Ты спас меня когда-то. Дал дом, семью…
— И теперь пришло время отпустить тебя, — Леонид подвинул к ней бумаги. — Это документы на развод. И на квартиру. Я переписал её на тебя. А ещё — дарственная на дачу, на имя Егора. Это, конечно, не искупит всего, но…
— Лёнь, нет, — Евгения покачала головой. — Я не могу это принять. Мы с Егором справимся сами.
— Знаю. Но я хочу это сделать. Ради внука. Или внучки, — он слабо улыбнулся, заметив её удивлённый взгляд. — Егор рассказал. Поздравляю.
Она вытерла слёзы.
— Что будешь делать теперь?
— Уеду в Луцк, к брату. Давно зовёт. Начну с чистого листа, — он поднялся. — Я уже собрал вещи. Если ты не против, я бы хотел уйти сегодня. Егору будет… спокойнее.
— Конечно, — она тоже встала. — Могу я… могу я обнять тебя на прощание?
Вместо ответа он раскрыл объятия, и она прижалась к его груди, как делала сотни раз, когда ей было страшно или грустно. От него пахло машинным маслом, табаком и чем-то неуловимо родным, что вдруг заставило её разрыдаться, как маленькую девочку.
— Всё будет хорошо, Женечка, — прошептал он, гладя её по голове. — У тебя всё будет хорошо.
Когда он ушёл, унося единственный чемодан, Евгения долго стояла у окна, глядя, как он идёт к машине. Почему сейчас, когда всё разрешилось, ей так больно? Почему она чувствует потерю, когда обрела любовь и новую жизнь?
Телефон зазвонил, вырывая её из раздумий. Егор.
— Всё в порядке? — его голос звучал напряжённо.
— Да. Он уехал. Оставил квартиру мне, а дачу — тебе.
— Я не возьму ничего от него.
— Егор, ради ребёнка. Не отказывайся хотя бы от квартиры, — она вздохнула. — Ты придёшь?
— Уже выхожу. Буду через полчаса.
Евгения положила трубку и ещё раз оглядела квартиру, ставшую такой пустой без Леонида. Сколько ещё ран придётся залечить? Сколько шрамов останется?
Но она справится. Они справятся. Ради этой новой жизни, что растёт внутри неё — маленького человека, который не должен нести на себе грехи прошлого.
Эпилог
Прошло два года. Егор нервно поправлял галстук, оглядывая празднично накрытый стол. Первый день рождения Даши — особый праздник. Не только для маленькой именинницы, но и для всей семьи.
— Всё готово? — Евгения вошла в комнату, держа на руках розовощёкую девочку в пышном платье. — Гости скоро будут.
— Почти, — Егор подошёл, чмокнул дочь в щёку. — Ты уверена, что это хорошая идея?
— Да, — твёрдо ответила Евгения. — Он имеет право видеть внучку. И она должна знать своего деда.
Егор кивнул, хотя желваки на его скулах выдавали напряжение. За два года многое изменилось. Он окончил университет, устроился на хорошую работу. Они с Евгенией поженились, когда Даше исполнилось полгода. А вот с Леонидом виделись лишь однажды — в роддоме, когда он приезжал познакомиться с новорождённой внучкой.
Звонок в дверь заставил их обоих вздрогнуть.
— Это он, — Евгения передала дочь Егору. — Ты справишься?
— Постараюсь, — он поцеловал её в висок. — Ради тебя. Ради Дашеньки.
Егор наблюдал, как Евгения идёт открывать дверь. Он знал, что никогда не сможет полностью простить отца. Слишком много боли, слишком много потерянных лет. Но ради этой крошки с голубыми глазами, что сейчас увлечённо тянула его за галстук, он готов был попытаться.
На пороге стоял Леонид — заметно постаревший, с новой сединой в волосах. В руках он держал огромного плюшевого медведя.
— Здравствуй, Женя, — он неуверенно улыбнулся. — Спасибо, что пригласили.
— Проходи, — она отступила, пропуская его внутрь. — Мы ждали тебя.
Когда Леонид вошёл в комнату и увидел Егора с малышкой на руках, он замер. Егор тоже. Они смотрели друг на друга через всю комнату — два поколения одной семьи, разделённые горем, болью и, наконец, крохотной девочкой, ставшей для них обоих центром вселенной.
— Здравствуй, сынок, — тихо произнёс Леонид.
И Егор, помедлив, кивнул в ответ.
— Здравствуй… отец.
Как вы думаете, можно ли полностью простить человека, который причинил такую глубокую боль? Или принятие и попытка наладить отношения — уже достаточный шаг на пути к исцелению?
