— Почему бы не продать твою машину и отдать деньги на мамину ипотеку? Она нуждается в этом сильнее, — ехидно предложил муж.
Кусочек курицы, не дождавшись, чтобы попасть в мой рот, упал обратно в тарелку, оставив жирное пятно на скатерти. Чёрт. Это ведь та самая скатерть, которую свекровь подарила мне на новоселье. Как же всё у нас здесь теперь выглядит. И вот это пятно, напоминающее мне, как далеко мы от той идеальной жизни, о которой когда-то мечтали. Сколько лет прошло, а всё как раньше — вот это и есть наше счастье?
— Что? — его голос, казалось, не был готов к тому, чтобы услышать ответ на мой вопрос. Я напряглась, и это точно было слышно в моём голосе. Вдруг я почувствовала, как злость нарастает в груди.
Андрей откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. И этот его взгляд. Тот самый. Я знала, что это будет точно не в мою пользу. Он ухмыльнулся так, как всегда, когда ему хочется сделать мне больно.
— Ты слышала, Лен. Мама звонила, опять жалуется на проценты. А твоя «ласточка» стоит в гараже. Может, пора с ней распрощаться? Ты и так на ней почти не ездишь, — сказал он, подбирая каждое слово так, будто наслаждается этим моментом.
Я отложила вилку, и весь аппетит исчез мгновенно. Всё равно не могла уже жевать. Как будто бы в груди что-то сжалось.
— Ты… подумал? — я медленно произнесла эти слова, ощущая, как мой голос срывается. — Ты вообще не понимаешь, что эта «ласточка» — это единственная возможность хоть иногда сбежать? Это мой единственный шанс вырваться из этого всего… — я махнула рукой на кухню, — …болота.
Андрей пожал плечами с тем самым выражением лица, которое меня злил больше всего. И снова этот взгляд. Он будто знал, что сказал мне не то, что следовало.
— Ну, извини. Просто предложил. Я думал, ты хочешь помочь своей маме, — сказал он, как будто эта фраза могла всё решить.
В этот момент я не выдержала. Я вскочила, стул чуть не перевернулся, а тарелка с тарелкой задрожала. Вилка со звоном упала на пол.
— МОЯ мать! И решать, как ей помогать, буду я! — крикнула я, чувствуя, как горячая волна злости перекрывает дыхание. — А ты… ты просто не имеешь права так говорить! — задыхаясь, я не смогла продолжить. Слов не было, да и не надо было.
Не дождавшись его ответа, я выскочила из кухни и влетела в спальню, захлопнув за собой дверь. Удар был таким сильным, что мне показалось, что с ним захлопнулась не только дверь, но и какая-то часть того, что у нас было. Часть той жизни, которая, может, была, а может, и не была.
Я упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Сердце колотилось, как бешеное. В ушах шумело. Всё в голове кружилось.
«Спокойно, Лена. Просто спокойно», — старалась унять себя, делая глубокие вдохи. Вдох, задержка, выдох… Вдох, задержка… Это помогало.
Когда немного успокоилась, я перевернулась на спину и стала смотреть в потолок. Трещинки в побелке стали для меня чем-то странным и знакомым. Я давно обещала себе, что вот-вот закрашу их, да и много других вещей в жизни. Но руки так и не дошли.
Три года назад. Солнечный весенний день, и мы с Андреем в автосалоне. Я сижу за рулем новенькой «Мазды», вдыхаю этот незабываемый запах — запах новой машины, кожи, свежести. Как-то особенно приятно было сидеть в таком кресле, гладить руль.
— Ну как, нравится? — спрашивает Андрей, улыбаясь, глядя на меня через открытую дверцу.
— Она идеальна! — отвечаю я, не удерживаясь. Я правда ощущаю себя в каком-то другом мире, в мире, где все возможно. Но тут же думаю: — Но, может, это слишком? Мы же хотели что-то попроще…
Андрей, как всегда, смотрит на меня с тем взглядом, который всегда мог меня успокоить.
— Брось, Ленка. Ты заслужила. Новая должность, повышение зарплаты — самое время для хорошей машины. К тому же… — он подмигивает, — в ней полно места для детского кресла.
Я смеюсь. Щеки горят, и я чувствую, как сердце начинает биться быстрее. Мы оба знаем, что разговор о детях — это пока что просто мечты. Но такие сладкие мечты, как они могли быть.
— Ладно, уговорил, — говорю я, выбираясь из машины и целуя его. — Будем брать!
Мы идем оформлять документы, держась за руки, иногда переглядываясь. Как же здорово было тогда! Мир казался нашим, будущее — таким светлым и ясным.
…
Полтора года назад. Поздний вечер. Я сижу на кухне, уставившись в одну точку. Чай уже остыл, а телефон крепко зажат в руках. Звонок от мамы снова выбил меня из колеи. Слишком много таких звонков за последнее время. И, похоже, все они одни и те же.
— Леночка, солнышко, ты же знаешь, я бы никогда не попросила, если бы не крайняя нужда… — мамин голос в трубке дрожит, звучит надтреснуто, как будто вот-вот начнёт плакать.
Я сжимаю пальцами переносицу, чувствуя, как в голове начинает нарастать мигрень. Это уже третий такой разговор за месяц. И с каждым разом терпение уходит, как песок сквозь пальцы.
— Мам, я понимаю. Но мы уже отдали тебе всё, что могли. У нас самих кредит за квартиру, ты же знаешь, — говорю я, надеясь, что она меня услышит. Но не верю, что поймёт.
— Доченька, но ведь это всего на полгода! Я обязательно верну, обещаю! Просто сейчас такая ситуация… — её голос срывается, и я чувствую, как у меня сжимается сердце. Жалость переплетается с раздражением, и я не могу с этим справиться.
Я молчала, не зная, что сказать. С одной стороны, я понимала, что мама действительно в сложном положении. Она же не просила, она просто нуждается. Но с другой — мы с Андреем уже вложили почти все наши сбережения в её долги. Ещё чуть-чуть, и нам самим придётся ужиматься, как будто мы и так не живём в постоянной экономии.
— Лен, — вдруг услышала я голос Андрея. Я даже не заметила, как он вошёл на кухню. — Дай-ка мне телефон.
Я протянула трубку, не совсем понимая, чего мне ожидать. Может, он как-то разрулит ситуацию? Андрей всегда умел найти выход из таких тупиковых моментов…
— Ольга Петровна, здравствуйте! — услышала его уверенный голос. — Да-да, понимаю… Конечно, мы постараемся помочь. Нет-нет, что вы, какие проценты между своими! Мы же семья…
Я стояла, не веря своим ушам. Он что, серьезно? Мы же только вчера обсуждали, что больше не можем отправлять ей деньги! Как будто ничего не произошло, как будто эти разговоры — пустое место.
— …Да, конечно, что-нибудь придумаем. Вы не переживайте, всё будет хорошо. До свидания! — Андрей отключил телефон и повернулся ко мне с этой своей добродушной улыбкой. — Ну вот, всё уладили.
— Уладили?! — мой голос сорвался. Я почувствовала, как всё внутри меня сжалось от возмущения. — Ты ей только что пообещал… Андрей, у нас нет этих денег!
Его улыбка сразу же потускнела, он на меня посмотрел с неожиданной усталостью.
— А что я должен был сказать? «Извините, теща, но нам плевать на ваши проблемы?» — произнёс он с какой-то горечью.
— Нет, но…
— Лен, — он подошёл ко мне, положил руки мне на плечи, — я же не говорил, что мы прямо завтра всё отдадим. Просто надо было её успокоить. Разберёмся как-нибудь, потихоньку, ладно?
Я кивнула, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Андрей обнял меня, и на минуту мне действительно показалось, что всё будет в порядке, что мы справимся.
Но я не знала тогда, что это станет началом конца.
Полгода назад. Мы с Андреем ехали в машине, возвращались от мамы. Очередной визит, очередные её жалобы, просьбы о помощи. Я смотрела в окно, на дома, мелькавшие за окном, чувствуя себя как выжатый лимон. Говорят, что семья — это семь «я». А мне сейчас кажется, что моего «я» вообще не осталось.
— Может, стоит ей предложить переехать к нам? — вдруг сказал Андрей, не отрывая глаз от дороги. — Всё-таки так будет проще помогать. Как говорится, с глаз долой — из кармана вон.
Я резко повернулась к нему.
— Ты с ума сошел? Где мы её разместим? У нас и так две комнаты! В тесноте, да не в обиде — это, конечно, хорошо, но всему есть предел.
Андрей пожимает плечами, продолжая смотреть вперёд.
— Ну, можно продать квартиру, взять побольше… Чем больше дом, тем меньше уюта, но что поделать.
— Стоп, — я протянула руку вперёд, словно пытаясь остановить этот безумный поток мыслей. — Ты предлагаешь продать НАШУ квартиру, которую мы с таким трудом купили, чтобы поселить туда мою маму? Своя рубашка ближе к телу, ты не забыл?
Андрей снова бросил на меня быстрый взгляд, даже не останавливаясь.
— А что такого? Мы же всё равно помогаем ей деньгами. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Так хоть будем точно знать, на что они идут.
Я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева.
— То есть ты не доверяешь моей матери? Думаешь, она нас обманывает?
— Я этого не говорил, — отрезал Андрей, сдерживая раздражение. — Просто пытаюсь найти выход из ситуации. А ты всегда недовольна!
— Я недовольна?! — мой голос сорвался на крик. — Это ты постоянно намекаешь, что мы должны жертвовать всем ради моей мамы! А как же наши планы? Как же наше будущее?
Андрей резко затормозил и повернулся ко мне.
— А что, у нас ещё есть будущее, Лена? Мы уже год как… как банкоматы для твоей мамы! Какие тут могут быть планы?
Его слова больно ударили в грудь, словно пощечина. Я выскочила из машины и захлопнула дверь с такой силой, что стекла звякнули.
— Знаешь что? Я ухожу!
Я шла по тротуару, не разбирая дороги, слёзы застилали глаза. В ушах стучала кровь. Где-то позади слышался голос Андрея, зовущий меня, но я не остановилась.
В тот момент я впервые подумала: а может, всё это было ошибкой? И наш брак, и эта бесконечная помощь маме, и…
Звук открывающейся двери вырвал меня из воспоминаний. Я моргнула и вернулась в реальность. На пороге стоял Андрей, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, как будто не знал, стоит ли ему вообще входить.
— Лен, ты как? — спросил он, так и не решившись сделать шаг внутрь. В его голосе я услышала не только раскаяние, но и настороженность, как у человека, который только что нарушил что-то важное и теперь боится увидеть последствия.
Я села на кровати, скрестив ноги по-турецки. Несколько секунд я просто смотрела на него, пытаясь понять, что чувствую. Злость? Усталость? Отчаяние? Внутри, как кошки, так и скребли, а на сердце был такой тяжёлый камень, что казалось, не смогу с ним справиться.
— А как ты думаешь? — наконец, ответила я вопросом на вопрос. Мой голос был хриплым, как будто я не разговаривала уже несколько дней. Молчание — золото, но оно иногда бывает тяжелее свинца.
Он вздохнул, присел рядом, но оставил между нами достаточное расстояние, как будто боялся, что я оттолкну его, если он подойдёт слишком близко. «Близок локоть, да не укусишь», — наверное, эта поговорка крутилась у него в голове.
— Слушай, я… погорячился. Извини. — сказал он, глядя в пол. — Не знаю, что на меня нашло.
Я молчала, разглядывая узор на покрывале. Эти геометрические фигуры переплетались, создавая причудливый лабиринт, точно как наша жизнь в последнее время. Беспорядок, запутанность и чувство, что ты ходишь по кругу.
— Просто… — он замялся, подбирая слова, — я устал, понимаешь? Мы оба устали. Эти бесконечные долги, проценты, жалобы… Иногда мне кажется, что мы живём не своей жизнью.
Его слова эхом отозвались в моей душе. Как часто я сама думала об этом, лежа без сна по ночам, мучаясь от того, что не могу найти выхода.
Я подняла глаза и посмотрела на него: — И поэтому ты решил избавиться от моей машины? — В моем голосе уже не было прежней злости, только горечь.
— Да нет же! — Он взъерошил волосы — жест, который всегда выдавал его нервозность. — Я просто… не знаю. Хотел что-то сделать, как-то разрубить этот узел. Понимаешь, каждый раз, когда я вижу твою машину в гараже, я вспоминаю, как мы её покупали. Какими счастливыми мы были, сколько планов строили…
Его слова звучали искренне, но я почувствовала, как что-то внутри меня холодеет. Сколько раз я смотрела на эту машину и не могла избавиться от чувства, что это не просто вещь, а памятник нашим мечтам, которым не суждено было сбыться?
Он замолчал, и я почувствовала, как к горлу подступает комок. Я тоже помнила тот день — солнечный, полный надежд и мечтаний, когда все казалось возможным, а впереди был только светлый путь.
— А теперь что? — тихо спросила я, пытаясь справиться с тем, что внутри меня стало слишком тяжело. — Теперь мы просто… сдаемся?
Андрей покачал головой, глаза его были непонимающие, как у человека, которому вдруг открылось, что то, к чему он шел, не приносит ни радости, ни облегчения.
— Нет, Лен. Не сдаемся. Но, может быть… может, нам стоит что-то изменить?
— Разрубить узел? — я невесело усмехнулась, почувствовав, как скользит горечь по языку. — Андрей, это же не какая-то абстрактная проблема. Это моя мать. И твоя теща, между прочим.
Он поморщился, как будто его тоже этот вопрос уже беспокоил, но он не знал, как это решить.
— Знаю, но согласись, ситуация ненормальная. Мы не можем вечно тащить на себе её долги. Это разрушает нас, Лен. Разрушает то, что между нами было.
Я подошла к окну, почувствовав, как тело становится тяжёлым от усталости. Через стекло я смотрела на мир, который сливался в тумане, капли дождя барабанили по стеклу, словно каждый их удар был частью этой борьбы, части меня, что давно не знала, как найти выход.
— Знаешь, — произнесла я тихо, не оборачиваясь, а продолжая смотреть на размытые очертания домов напротив, — самое горькое в этой ситуации то, что я понимаю твою правоту.
Мой голос звучал приглушённо, почти сливаясь с шумом дождя. В нём была усталость и какая-то обречённая мудрость, как у человека, который за много лет научился видеть невозможное как неизбежное. Мы действительно не могли так больше жить. Но я не знала, что делать. Я не могла бросить маму, ты понимаешь? Она у меня одна.
Я услышала, как он подошёл сзади, и его руки осторожно легли мне на плечи. Его прикосновения, такие простые и такие тёплые, немного сняли напряжение. Как говорится, доброе слово и кошке приятно, а уж теплые руки любимого и подавно.
— И что нам делать? — спросил он, и в его голосе была не только растерянность, но и настоятельная потребность в ответах, которые я, может, и не могла дать. — Как нам выбраться из этого… болота?
Я закрыла глаза, на мгновение погружаясь в его тепло. Тише едешь – дальше будешь, подумала я. Может, нам не нужно сразу найти идеальное решение? Может, шаг за шагом мы справимся?
— Знаешь, — медленно начала я, отпуская его руки, но не его присутствие, — может, нам стоит действовать постепенно. Глаза боятся, а руки делают. Давай для начала просто составим план, шаг за шагом.
Я повернулась к нему, взглянув прямо в глаза. — Для начала — поговорить. По-настоящему поговорить, без этих дурацких подколок и намеков. Нам нужно понять, чего мы хотим. Оба.
Он кивнул, и я почувствовала, как он собирается что-то сказать.
— Хорошо. Давай поговорим. Только… — он замялся, и я поняла, что для него это не так просто.
— Что? — спросила я, чувствуя, как сердце немного сжалось. Он, наверное, сейчас скажет что-то важное, но я не была готова.
— Может, закажем пиццу? — сказал он, и эта его улыбка… такая же, как тогда, когда мы впервые встретились. Она как-то по-особенному светилась в его глазах, как бы напоминая мне, что всё ещё возможно. Даже если что-то не так, он всегда может это поправить своим взглядом. — А то ужин, кажется, не удался.
Я не смогла удержаться и рассмеялась, отступив от тяжести момента: — Ладно, уговорил. Но учти — я закажу самую большую, с двойным сыром!
— Договорились, — сказал он, чмокнув меня в нос. И вот это, знакомое, совсем не ожидаемое, но столь близкое движение — я не могла не почувствовать тепло от его слов и действий. — И, Лен…
— М?
— Я люблю тебя. Что бы ни случилось, мы справимся, ладно?
Я кивнула, в груди стало легче. Может, не всё потеряно? Может, правда, мы найдем выход, если начнем с малого? Если снова будем вместе, несмотря на всё.
…Пицца приехала через полчаса. Мы устроились на диване в гостиной, включив какой-то старый фильм. Но вместо того, чтобы смотреть на экран, мы говорили. Говорили так, как не говорили уже давно, как будто вернулись в те времена, когда всё было проще и понятнее.
— Итак, — сказал Андрей с набитым ртом, жуя пиццу, — с чего начнем?
Я отложила кусок и посмотрела ему в глаза. — С правды. Какой бы горькой она ни была.
Он отложил свою пиццу, встретил мой взгляд и кивнул. — Хорошо. Тогда я начну… — он сделал паузу, глубоко вдохнув. — Лен, я боюсь. Боюсь, что мы теряем друг друга. Что эта ситуация с твоей мамой… она как чёрная дыра, которая затягивает нас. И я не знаю, как из неё выбраться.
Я почувствовала, как его слова больно режут. Я заставила себя слушать, не отворачиваясь, потому что я тоже знала, что он прав. Мы не были рядом, и это было больше, чем просто «недоразумение».
— Понимаешь, — продолжил он, взгляд сосредоточенный, — когда мы только поженились, у нас были мечты. Мы думали о путешествиях, о своем доме, о детях… А сейчас что? Мы едва сводим концы с концами, живем от зарплаты до зарплаты, каждый раз переживаем, где взять деньги на очередной платеж. Это не жизнь, Лен. Это выживание.
Я почувствовала, как глаза сгорелись от слез. Я действительно это понимала, но… всё было не так просто.
— Думаешь, я этого не понимаю? — голос мой дрожал. — Андрей, она моя мать. Я не могу просто…
— Бросить её? — он покачал головой, как будто это был вопрос, на который не надо было отвечать. — Я и не прошу тебя об этом. Но, может быть, есть какой-то другой выход? Может, мы можем помочь ей найти работу? Или… продать её квартиру и купить что-то поменьше?
Я замолчала. Мысль о продаже квартиры уже мелькала в голове, но как-то сразу исчезала, как дым. Это было бы… предательством.
— Не знаю, — честно ответила я. — Мама так привязана к этой квартире. Там столько всего… столько воспоминаний.
— А как насчёт наших воспоминаний, Лен? — его голос стал мягким, но твердость в нём была. — Как насчёт нашего будущего?
Мы говорили долго, даже иногда на повышенных тонах. О её долгах, о наших деньгах, о несбывшихся мечтах и ожиданиях, которые с каждым годом становились всё более невозможными. О том, как мы вдруг стали чужими друг для друга, не замечая, как это случилось.
И потом — о том, как всё исправить.
Когда на улице начало светать, мы, уставшие, но почему-то спокойные, лежали на диване, обнявшись.
— Знаешь, — сонно сказала я, приподнявшись, — а ведь ты был прав насчёт машины.
— М? — Андрей приоткрыл один глаз, будто не до конца веря, что слышит.
— Ну, может, не насчёт продажи. Но я действительно почти не пользуюсь. Можно сдать её в аренду — и деньги будут, и машина останется.
Он улыбнулся с той лёгкостью, с которой улыбаются, когда думают, что вот, что-то получилось. — А я говорил, что ты умница?
— Сегодня ещё нет.
— Тогда говорю: ты умница. И я тебя люблю.
— И я тебя, — прошептала я, погружаясь в сон.
…Утром нас ждал трудный разговор с мамой. Нужно было искать новую работу и решать проблемы, которые никуда не делись.
Но вот, что было странно — впервые за долгое время я почувствовала, что у нас есть надежда. Словно мы с Андреем наконец-то проснулись, и в голове прояснилось. Вспомнили, что мы — команда.
Я знала, что всё будет не так легко, как хотелось бы. Что не обойтись без компромиссов, что придётся принимать трудные решения. Но теперь у нас был план. И главное — у нас было мы. Как в той поговорке: один в поле не воин, а вдвоём и море по колено.
Глядя на спящего Андрея, я подумала: может быть, иногда нужно дойти до края пропасти, чтобы понять, как сильно ты не хочешь упасть? Может, всё, что мы пережили, было нужно, чтобы вспомнить, что такое настоящая любовь и поддержка? И правда, не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь эта поговорка приобрела для меня новый смысл.
Я осторожно поцеловала его в щеку и прошептала: — Спасибо, что не сдался. Что не дал мне опустить руки.
В этот момент я поняла: бывают минуты слабости, но сила приходит, когда мы вместе. Терпение и труд всё перетрут, а любовь поможет преодолеть любые преграды.
