— София, подойди сюда, немедленно! — голос бабушки прозвучал из столовой более резко, чем обычно.
София тут же оторвалась от своего скетчбука, где как раз доводила до ума набросок старого городского дворика за окном. Что-то в интонации Ольги Николаевны заставило её мгновенно напрячься.
— Что это такое? — бабушка потрясла в воздухе плотным белым конвертом, когда внучка появилась на пороге.
София узнала его сразу — добротная бумага, казённый, официальный штамп. Тот самый, прихода которого она ожидала уже две долгие недели. Тот, из-за которого она почти перестала спать по ночам.
— Это из художественной академии, — еле слышно проговорила она.
— Из какой ещё академии? — Ольга Николаевна тяжело опустилась на стул, прижимая конверт к груди. — Ты что, отправила туда документы? Без моего согласия?
— Бабуля, мне уже шестнадцать лет. И я же тебе рассказывала о своих намерениях…
— Рассказывала? — теперь голос бабушки стал совсем приглушённым. — Ты говорила о каких-то легкомысленных занятиях, о своём рисовании. А не о том, что планируешь от нас уехать!
София ощутила, как в душе поднимается это гнетущее, привычное чувство вины. Каждый раз, когда она пыталась начать разговор о будущем, о своих заветных желаниях стать художником, бабушка принимала такой вид. Словно её внучка совершала что-то абсолютно непристойное.
— Я не собиралась никуда переезжать, — София присела рядом с ней. — Это учебное заведение находится здесь, в нашем городе. Я бы каждый день возвращалась домой.
— Каждый день! — Ольга Николаевна всплеснула руками. — А кто будет готовить обеды? А кто будет присматривать за домом? Твой отец с утра до ночи пропадает на работе, а я уже далеко не молода. Нет, даже не смей думать об этой бессмысленной затее.
Бабушка с решительностью разорвала конверт пополам, так и не открыв его. Белые обрывки бумаги упали на клеёнчатую скатерть.
— Бабушка! — София вскочила, как ужаленная. — Что ты наделала? Там же должны быть итоги вступительных испытаний!
— Какие ещё испытания? Когда ты успела экзамены сдать?
— Ещё в июле. Помнишь, я говорила, что хожу к Ксении Викторовне на занятия? Мы там не только рисовали, но и сдавали тесты досрочно, для поступления.
Ольга Николаевна медленно подняла взгляд на внучку. В нём читалось что-то новое — не просто изумление, а настоящая растерянность, граничащая с болью.
— Ты… ты всё это время меня обманывала?
— Я не обманывала! Я действительно посещала Ксению Викторовну. Просто не уточняла, что это были подготовительные курсы для поступления в училище.
В столовой воцарилась полнейшая тишина. Слышно было лишь, как размеренно тикают старые часы на стене да как во дворе Одессы лает соседская собака. София смотрела на разорванный конверт и чувствовала, как внутри неё что-то безвозвратно трескается. Два месяца томительного ожидания. Бессонные ночи. Все мечты о том, как она, наконец, сможет учиться любимому делу.
— Бабуль, ну почему ты так поступаешь? — голос Софии предательски дрогнул. — Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива?
— Счастлива? — Ольга Николаевна поднялась со стула. — Ты полагаешь, что подлинное счастье — оно там, в твоей академии? А как же наша семья? Наш дом? Разве это не счастье для тебя?
— Конечно, счастье! Но я мечтаю о большем. Я хочу рисовать не только для себя, я хочу стать профессиональным художником!
— Профессиональным художником, — бабушка покачала головой, вздохнув. — Ты знаешь, что ждёт таких творческих людей? Они всю жизнь еле сводят концы с концами, не имеют ни нормальной семьи, ни детей. А потом, когда уже поздно что-либо изменить, понимают, что бессмысленно потратили свою жизнь.
София хотела что-то возразить, но бабушка не дала ей вставить ни единого слова.
— Ты поступишь в педагогический университет, как твоя мама. Будешь преподавателем, как я. У тебя будет стабильность, хорошая пенсия. А рисовать ты сможешь для души, в любое свободное время.
— Как мама? — София вдруг почувствовала, как внутри загорается настоящий огонь гнева. — А мама была счастлива? Ты помнишь, какой она была печальной в последние годы? Как часто она жаловалась, что жизнь прошла мимо, что она не осуществила свои мечты?
Ольга Николаевна резко развернулась к внучке. На её лице было такое выражение, словно София нанесла ей физическую боль.
— Не смей так говорить о своей матери!
— Я не говорю о ней плохо! Я просто помню. Помню, как она тихонько плакала, когда думала, что её никто не видит. Помню, как она рассказывала, что в юности тоже мечтала стать художником, но вышла замуж, родила меня…
— Замолчи, я сказала!
Бабушка схватила со стола обрывки конверта и второпях выбросила их в ведро для мусора. Затем долго стояла, повернувшись к внучке спиной, тяжело и прерывисто дыша.
Дверь в коридоре щёлкнула — вернулся отец.
— Игорь! — позвала Ольга Николаевна. — Зайди сюда. Нам нужно серьёзно поговорить о твоей дочери.
Игорь Владимирович появился в дверях столовой, ещё не успев снять пиджак. Усталое лицо, слегка помятая рубашка — привычный вид после рабочего дня, длившегося двенадцать часов.
— Что случилось? — он окинул взглядом расстроенные лица матери и дочери.
— Твоя дочь, — бабушка указала пальцем в сторону Софии, — втайне подала документы в какую-то художественную академию. Обводила нас вокруг пальца два месяца.
Отец медленно снял пиджак, неторопливо повесил его на спинку стула. София видела, как он пытается собраться с мыслями после долгого дня.
— София, это действительно так?
— Да, — она гордо вскинула подбородок. — И я ни о чём не жалею.
— Вот видишь! — Ольга Николаевна снова всплеснула руками. — Даже не чувствует себя виноватой!
— Мама, — Игорь устало провёл ладонями по лицу, — давай не будем кричать. София, объясни спокойно, что произошло.
Она рассказала. О курсах, о вступительных испытаниях, о своей заветной мечте стать профессиональным художником. Отец слушал её молча, лишь изредка кивая. А бабушка постоянно вставляла свои реплики: «Ерунда!», «Несерьёзно!», «А как же семейные ценности?»
— И что было написано в конверте? — спросил отец, когда София закончила свой рассказ.
— Не знаю, — она посмотрела на мусорное ведро. — Бабушка разорвала его, не читая.
Игорь Владимирович встал, подошёл к ведру, достал из него порванные клочки.
— Игорь, что ты делаешь? — возмутилась мать.
— Читаю, что пришло моей дочери.
Он предельно аккуратно сложил кусочки, словно собирая мозаику. На его лице появилось какое-то совершенно особенное, странное выражение.
— «Поздравляем Вас с успешным прохождением вступительных испытаний, — читал он вслух. — Приглашаем Вас для зачисления на живописное отделение…»
— Я поступила? — София вскочила, затаив дыхание. — Это правда, я прошла?
— Второе место среди ста двадцати претендентов, — отец дочитал до конца, его голос смягчился. — Поздравляю тебя, дочка.
Ольга Николаевна тяжело опустилась на стул. Её лицо стало пепельно-серым.
— Теперь она точно от нас уйдёт, — прошептала бабушка с болью. — Как Светлана.
— Мама, о чём ты говоришь? — Игорь нахмурился.
— О твоей жене. Она ведь тоже хотела уехать учиться. В Львов, в консерваторию. Помнишь? А я её отговорила. Сказала, что семья всегда важнее. И что в итоге? Она всю жизнь была глубоко несчастна. А теперь и София нас покинет.
В столовой наступила мёртвая тишина. София смотрела на бабушку и внезапно поняла — она не сердится. Она испугана. Испугана тем, что останется одна.
— Бабуль, — София подошла и осторожно взяла её морщинистую руку в свои. — Я никуда от тебя не уйду. Училище же совсем близко, в нашем городе. Я буду возвращаться домой каждый вечер. И обязательно буду помогать тебе с готовкой, и с уборкой.
— А потом? — в голосе Ольги Николаевны звучала такая неподдельная тоска, что у Софии сжалось сердце. — А потом ты закончишь учёбу, уедешь искать работу в другой город. Выйдешь замуж. А я останусь здесь совсем одна.
— Мама, — Игорь подсел с другой стороны, — ты же не одна. Я всегда здесь, рядом.
— Ты пропадаешь на работе с утра до вечера. А София — она как лучик света в доме. Что же мне делать без неё?
София почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Она никогда раньше не задумывалась о том, как одиноко может быть бабушке. После смерти дедушки пять лет назад Ольга Николаевна жила исключительно заботами о семье сына.
— Знаешь что, бабуль, — София крепче сжала её руку. — А давай ты тоже начнёшь рисовать. Я тебя обязательно научу. У тебя такие изящные руки, у тебя точно всё получится.
— Что за нелепости, — но голос у бабушки стал заметно мягче.
— Никакие не нелепости. Мама мне рассказывала, что ты в юности очень красиво занималась вышивкой. А рисование — это практически то же самое, только на бумаге.
Ольга Николаевна задумчиво посмотрела на внучку.
— И ты правда будешь каждый день возвращаться домой?
— Конечно! А по выходным мы будем рисовать вместе. Я научу тебя работать и акварельными красками, и углём. Увидишь, как это увлекательно!
Отец смотрел на них, и на его лице, впервые за много дней, появилась искренняя улыбка.
— Знаете, что я думаю? — сказал он наконец. — София получила бесценный дар — возможность учиться тому, что искренне любит. И это просто замечательно. А мы с мамой получили другой подарок — талантливую художницу в семье. Которая будет делиться с нами своим уникальным искусством.
— Ты действительно так считаешь? — Ольга Николаевна посмотрела на сына, ища в его глазах поддержку.
— Абсолютно. И знаешь, что ещё? Светлана была бы невероятно горда Софией. Наша дочь достигла того, чего не смогла осуществить её мама.
София почувствовала, как что-то тёплое и светлое разливается у неё в груди. Наконец-то. Наконец-то её поняли и полностью поддержали.
— Спасибо тебе, папа. И тебе спасибо, бабуля.
Ольга Николаевна молча погладила внучку по голове. А потом, совершенно неожиданно, спросила:
— А когда у вас начинаются занятия?
— Первого сентября. Осталось всего две недели.
— Ладно, — бабушка встала со стула, стряхивая крошки с фартука. — Значит, нужно начинать подготовку. Что там требуется из художественных принадлежностей?
София не поверила своим ушам.
— Правда? Ты не против?
— Против чего против? Если уж ты приняла решение стать художником, то должна быть лучшей в своём деле. Как во всём, что ты делаешь.
Ольга Николаевна принялась убирать со стола, стараясь создать видимость, что эти слова дались ей легко. Но София заметила, как слегка дрожат её руки.
Вечером, когда бабушка отлучилась к соседке за солью, отец позвал Софию в свою комнату.
— Дочка, — сказал он тихо, — мне нужно тебе кое-что показать.
Он достал из ящика письменного стола старую, красивую тетрадь в кожаном переплёте.
— Это дневник твоей мамы. Она вела его последние годы. Хочешь прочесть?
София открыла тетрадь наугад. Мелкий, аккуратный почерк матери: «София сегодня нарисовала невероятный портрет кота с соседского балкона. У неё такой поразительный талант… Как жаль, что я не смогла развить свой собственный. Но дочь — она будет другой. Она обязательно станет художником.»
Глаза Софии наполнились слезами.
— Мама знала?
— Мама знала всегда, — отец крепко обнял дочь за плечи. — И она бы гордилась тобой. А бабушка… бабушка просто очень боится. Боится, что потеряет тебя, так же, как потеряла твою маму.
— Но ведь мама ушла из-за болезни, а не из-за того, что поехала учиться.
— Конечно. Но для человека в возрасте любые серьёзные перемены — это всегда страх. Просто дай ей немного времени, чтобы она привыкла к этой мысли.
Через неделю, когда София вернулась домой после первых занятий в академии, бабушка встретила её, держа в руках альбом и набор новых, ярких красок.
— Ну, — сказала Ольга Николаевна, стараясь сохранить строгий вид, — где же обещанный мне урок рисования?
