— Артур, что происходит?! — Мой голос казался мне незнакомым, сдавленным.
— Лариса, прошу, не горячись. Ты делаешь неверные выводы, — он стоял посреди коридора, абсолютно растерянный.
Я перевела взгляд на Галину, которая совершенно спокойно размешивала что-то в моей лучшей, чугунной сковороде. В моём доме. На моей территории. В том мире, который мгновенно рассыпался на части.
— Тогда объясни мне, как это нужно понимать? — Я опустила чемодан и скрестила руки на груди. — Жена уезжает на несколько дней, чтобы навестить подругу, а муж заселяет сюда… кого?
Артур Михайлович запнулся. В его глазах отражалось всё сразу: и явный стыд, и неловкость, и какая-то детская обида на то, что его застали врасплох.
— Галина осталась без крыши над головой. Она развелась, и договор аренды съёмной квартиры не продлили. Она ведь просто бывшая коллега…
— Просто бывшая коллега? — Я усмехнулась. Усмешка получилась горькой. — Артур, мне уже пятьдесят восемь лет, я не наивная девчонка. Галина — это не просто коллега. Это та женщина, с которой у тебя в молодости было… что-то большее.
Галина обернулась от плиты, на её лице играла едва заметная, невозмутимая улыбка. Она всегда умела выглядеть абсолютно невинно.
— Лариса, не надо себя накручивать. Артур просто предложил помощь старому другу. Разве это так плохо?
«Артур». Как же она легко это произносит — будто имеет полное право. Будто тридцати шести лет нашего общего брака никогда и не существовало.
— Ты права, Галина. Это не плохо. Плохо — когда муж считает возможным не ставить жену в известность.
Я повернулась к Артуру:
— Ты хоть представляешь, что я сейчас испытываю? Я вхожу в свой родной дом, а здесь… это.
Он понурил голову. Галина нарочито демонстративно вернулась к готовке. На кухне пахло жареным луком и чем-то ещё — совершенно чужим, резким запахом, заполонившим моё личное пространство.
Когда мы поженились, мне было двадцать два. Артуру — двадцать четыре. Мы были молодыми, безумно влюблёнными, полными больших планов. Он только-только вернулся с завода после службы, я работала учителем в школе. Мы снимали крошечную комнату в коммуналке в Житомире, мечтали о своём гнёздышке.
Этот дом мы строили сами. Собственными руками, собирая каждую гривну. Я отказывала себе в новых нарядах, он — в машине. Каждый квадратный метр, каждое окно — это наше общее, выстраданное решение. Здесь появились на свет наши дети. Здесь мы прошли через все кризисы — и экономические, и, чего уж там, семейные.
А теперь в этом доме хозяйничала она.
— Артур, а где Галина спит? — Я задала вопрос, хотя ответ уже знала.
— В гостиной, на диване, — быстро, почти нервно ответил он.
— Покажешь мне?
Он неохотно повёл меня в комнату. На диване действительно лежала аккуратно сложенная постель, но… на прикроватной тумбочке стоял флакон женских духов. Тех самых, которые Галина использовала ещё в девяностые, когда они работали вместе. Запах детства наших детей теперь пропитался этим едким парфюмом.
— Как долго она здесь живёт? — спросила я тихо.
— Четыре дня.
Четыре дня. Из семи, что я отсутствовала. Значит, буквально на следующий день после моего отъезда он ей позвонил. Или она ему.
— Лариса, не делай из обыкновенной мухи слона. Я думал, ты проявишь понимание. Мы же взрослые, интеллигентные люди…
— Взрослые? — Я резко развернулась к нему. — Взрослый человек должен советоваться с женой, прежде чем впустить в свой дом постороннего. Взрослый человек не прикрывается словами об «интеллигентности».
Галина появилась в дверях с тарелкой в руках.
— Я приготовила борщ. Артур говорил мне, что это его самое любимое блюдо.
Его любимое блюдо. Она помнила. Спустя столько лет она помнила, что он обожает борщ. А я, прожившая с ним тридцать шесть лет, даже не задумывалась об этом. Готовила то, что быстро, что полезно, что привычно.
— Спасибо, Галина, но я не голодна, — холодно ответила я.
— А я поем, — Артур направился на кухню.
Они сели за стол. Разговаривали о чём-то своём, вспоминали общих коллег. А я стояла в дверях и смотрела, как в моём доме, за моим столом, двое людей создают атмосферу уюта, из которой я исключена.
«Что же это происходит?» — думала я. «Неужели я тридцать шесть лет жила рядом с человеком, которого совершенно не знала?»
Инна встретила меня без лишних расспросов. Подруга она мудрая — понимала, что если я приехала к ней поздно вечером с дорожной сумкой, то случилось нечто из ряда вон выходящее.
— Будешь чай? — только и спросила она.
— Буду.
Мы сидели на её кухне, и я рассказывала ей всё. Всё — от первой фразы до запаха чужого парфюма. Инна слушала внимательно, изредка кивая или качая головой.
— Знаешь что, Лариса, — сказала она наконец. — Мужчины иногда бывают настолько глупы, что даже не осознают масштабов своего идиотизма.
— Ты думаешь, он действительно не понимает, что делает?
— Думаю, он понимает, но видит это по-своему. Для него это — благородная помощь старому знакомому. Для тебя — чистое, неприкрытое предательство. И, что самое противное, вы оба по-своему правы.
— А что мне предпринять?
— Решать, что для тебя важнее всего — принципы или мир в семье. Если принципы — возвращайся и воюй за свой дом. Если мир — оставайся здесь, пока они сами не примут решение.
Ночью я не могла уснуть. Лежала на раскладушке у Инны и думала: «А что если это действительно конец? Что если в пятьдесят восемь лет мне придётся начинать всё заново?»
Страшно. Было невероятно страшно. Мы с Артуром прожили вместе больше половины всей жизни. У нас общие дети, любимые внуки, устоявшиеся привычки. Общая, долгая история. Неужели всё это можно разом перечеркнуть из-за бывшей коллеги?
А с другой стороны — что я за женщина, если позволяю кому-то другому распоряжаться моим домом? Что я за жена, если муж может принимать такие судьбоносные решения, совершенно не считаясь с моим мнением?
Утром я точно знала, что должна делать.
Я вернулась домой в половине двенадцатого. Артур сидел во дворе, курил — вредная привычка, от которой он так и не смог избавиться. Увидел меня — вскочил, бросил окурок в пепельницу.
— Лариса! Ты приехала…
— Я здесь живу, — коротко ответила я. — Где Галина?
— Она ушла в магазин.
— Прекрасно. У нас появилось время поговорить наедине.
Мы присели в беседке, которую он сам построил пять лет назад к моему юбилею.
— Артур, я хочу, чтобы ты меня очень внимательно выслушал, — начала я. — Мне категорически не нравится, что ты принял такое решение без моего согласия. Мне не нравится, что в моём доме живёт женщина, которая когда-то была тебе небезразлична. И мне не нравится, что ты считаешь меня настолько безропотной, что я всё равно всё стерплю.
Он слушал, не перебивая меня ни единым словом.
— Я не буду этого терпеть, — продолжила я. — Либо Галина покидает наш дом сегодня, либо завтра уезжаю я. Навсегда.
— Лариса, ты говоришь серьёзно?
— Абсолютно.
Он долго молчал, затем спросил:
— А если ей действительно некуда податься?
— Артур, в нашем городе Житомире есть и социальные общежития, и съёмное жильё, и, возможно, родственники. У взрослого человека всегда есть варианты. А если их нет — значит, она сама создала такую безвыходную ситуацию.
— Но мы же можем ей помочь…
— Мы? — Я посмотрела на него в упор. — Или ты?
Он замолчал. В его глазах я увидела то, чего боялась больше всего — глубокое сомнение. Он сомневался в обоснованности моих требований. Он сомневался в том, что его жена имеет право на ультиматум.
— У тебя есть время до вечера, — сказала я. — Я поеду к Инне. Вечером вернусь. И хочу застать дома только тебя одного.
Галина вернулась, когда я уже собирала вещи. Зашла в спальню, где я складывала одежду, и спросила с фальшиво невинным видом:
— Лариса, опять собралась куда-то ехать?
— Да, — ответила я, не поднимая глаз. — Предоставляю мужу возможность чётко определить свои приоритеты.
— Он очень добрый мужчина, твой Артур. Всегда готов прийти на помощь.
Я выпрямилась и посмотрела ей в глаза:
— Галина, давай обойдёмся без этих игр. Ты отлично понимаешь, что ты делаешь. И я прекрасно понимаю, что ты делаешь. Посмотрим, что выберет «добрый» Артур.
Она улыбнулась — той самой самодовольной улыбкой, которую я помнила ещё по заводским праздникам тридцать лет назад.
— Посмотрим.
Я приехала к Инне около двух часов дня. Подруга встретила меня молча, сразу же поставила чайник на плиту. Мы сидели, пили горячий чай, и я рассказывала ей о разговоре с мужем.
— Думаешь, выберет тебя? — спросила Инна.
— Не знаю. Впервые за тридцать шесть лет — я не знаю, что он сделает.
— А если он выберет её?
Я задумалась. Этот вопрос пугал меня больше всего.
— Тогда это будет означать, что все эти тридцать шесть лет я прожила с совершенно чужим человеком.
Время тянулось бесконечно. В пять часов вечера я начала собираться обратно. Инна проводила меня до машины.
— Лариса, что бы ни произошло — ты поступаешь абсолютно правильно. Женщина обязана уважать себя.
— Спасибо тебе. За всё спасибо.
Я подъехала к дому в половине седьмого. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, его стук слышен на всю улицу. Машины Галины не было видно. Хорошо это или плохо — я пока не могла понять.
Артур встретил меня на крыльце. Лицо было серьёзным, глаза виноватыми.
— Она уехала, — сказал он очень тихо.
— Сама?
— Я объяснил ей ситуацию. Сказал, что не могу рисковать семьёй ради… ради прошлого.
Я прошла в дом. Пахло чистящими средствами — он явно навёл порядок. На кухне стояли только мои чашки, в ванной висели только мои полотенца. Галины здесь как будто и не было.
— Артур, — позвала я его.
— Да?
— Спасибо тебе за то, что принял верное решение. Но нам с тобой предстоит очень серьёзный разговор. Сегодня ты доказал, что можешь принимать решения, как взрослый человек. Теперь мы должны понять, почему дошло до необходимости ультиматума.
Он кивнул.
— Я понимаю. Я был неправ.
— Ты был не «неправ». Ты проявил легкомыслие. И я хочу, чтобы ты осознал разницу.
Мы сели за кухонный стол — тот самый, за которым ещё вчера обедали он и Галина. Но теперь это был снова наш стол в нашем доме.
— Артур, я не какая-то там ревнивая истеричка или скандалистка, — начала я. — Но я женщина, которая имеет полное право знать, кто находится в её доме. Я жена, с которой необходимо советоваться по всем важным вопросам. Я хозяйка этого дома, и никто не имеет права решать за меня, кому здесь место, а кому нет.
— Я осознал, — он взял меня за руку. — Прости меня. Я действительно не подумал о том, как ты это воспримешь.
— А почему ты не подумал?
Он помолчал, затем честно признался:
— Потому что я привык считать, что ты всё всегда поймёшь и простишь. Что ты не станешь скандалить.
— И что, это плохо — не скандалить?
— Нет, это, конечно, хорошо. Но я расслабился. Подумал, что можно не объяснять, не спрашивать разрешения…
— Артур, я не прошу тебя спрашивать разрешения. Я хочу, чтобы ты советовался. Чувствуешь разницу?
Он кивнул.
— Чувствую.
Вечером мы сидели на нашей террасе, пили чай и любовались закатом над Житомиром. Долго молчали — каждый обдумывал произошедшее.
— Лариса, — вдруг сказал Артур. — А что бы ты на самом деле сделала, если бы я выбрал её?
Я задумалась. Ответила честно.
— Не знаю. Наверное, начала бы жизнь с чистого листа. Страшно, конечно, в пятьдесят восемь лет начинать всё сначала. Но ещё страшнее жить с человеком, который не ценит то, что у него уже есть.
— А ты ценишь? То, что есть у нас?
— Раньше не задумывалась. Принимала как данность. А теперь… теперь понимаю, что это невероятная редкость — прожить вместе столько лет и всё ещё хотеть спокойно разговаривать друг с другом.
Он улыбнулся:
— Редкость, да.
— Артур, пообещай мне кое-что.
— Что именно?
— Больше никогда не принимай решения за меня. О чём бы ни шла речь. Даже если тебе кажется, что я точно буду согласна.
— Обещаю.
Прошёл месяц. Галина больше не появлялась — ни в нашем доме, ни в его телефоне. Артур нашёл новую работу на полставки — говорит, хочет чувствовать себя полезным. А я наконец-то записалась на курсы флористики — давно мечтала, но всё никак не хватало времени.
Мы изменились. Не радикально — мы те же люди, что и раньше. Но теперь мы советуемся друг с другом. Не спрашиваем разрешения — именно советуемся. И это меняет всё.
Иногда я думаю: «А что если бы я тогда промолчала? Проглотила обиду, как всегда?» Наверное, Галина так и осталась бы жить с нами. А я бы превратилась в жалкое приложение к собственной жизни.
Но я не промолчала. И теперь точно знаю: дом принадлежит тому, кто готов за него бороться. А любовь принадлежит тому, кто её по-настоящему ценит.
В нашем доме теперь живём только мы вдвоём. И мне это очень нравится.
Конфликт с «бывшей коллегой» стал для Ларисы и Артура настоящей проверкой на прочность. Поступок Артура был продиктован, как он сам сказал, расслабленностью и уверенностью в «прощении» жены.
Как вы считаете, является ли такое «расслабление» мужа после стольких лет брака признаком того, что жена сама «перестала быть женой» и стала просто частью интерьера? Или это абсолютная незрелость мужчины, который не ценит партнёра, пока не столкнётся с угрозой потери?
