— Ну а если бы я не посмотрела почту? — голос у Алеси дрожал, но не от растерянности — от бешенства. — Мы бы с тобой просто… жили. На чемоданах. Под залогом. Без квартиры. Весело, да?
Дмитрий, с выражением великомученика и чуть подёргивающимся глазом, продолжал размешивать ложечкой кофе. Будто в этот кофе он влил себе железные нервы.
— Алесь… Ты всё утрируешь, — протянул он и даже не смотрел в её сторону. — Это временно. Всего на пару месяцев. Там прибыль пойдёт — и мы всё выкупаем обратно.
— Мы?! — Алеся вскочила из-за стола, так, что табурет с жалобным скрипом отодвинулся. — Ты даже не посоветовался со мной, когда оформлял на себя дарственную, ты не мыкал ни разу, когда тащил документы в нотариальную! А теперь «мы»?!
Он поднял глаза. Спокойно. С ноткой «устал я от твоей драмы, милая женщина».
— Я хотел тебя уберечь от нервов. Всё бы сработало, если бы банк не ляпнул раньше времени. Это просто бизнес.
Она рассмеялась. Сухо, зло. Улыбка без губ. Как гримаса у сломанной куклы.
— «Просто бизнес», — повторила она. — Дмитрий, ты меня променял на кофе в бумажном стакане и несчастный автосервис в Бирюлёво! Ты даже ни разу не поехал туда сам, ты просто подписал документы! Это не бизнес. Это — твоё хобби «поразоряй жену».
— Ты меня унижаешь, — вдруг резко сказал он. — Я тоже человек. И я устал от того, что ты вечно в дамках, а я — у разбитого корыта. Ну прости, что я не маркетолог с премиями и командировками в Питер.
Алеся молчала. Несколько секунд. Глядела, как он в сотый раз размешивает уже холодный кофе.
— Ты сам выбрал не быть маркетологом. Ты хотел быть «предпринимателем». Ты же не бизнесом занимаешься, Дим. Ты мне изменяешь… с идеями.
— Опять начинается! — взорвался он и ударил ладонью по столу. — Да ты сама себе всё напридумывала! Тебе лишь бы обвинять!
Алеся оперлась на стол и наклонилась к нему:
— Письмо из банка, Дим. Письмо. Не мои фантазии, а бумага с печатью. Ты заложил мою квартиру, которую мы покупали вместе. Я её тянула. Пока ты вкладывался в крафтовое пиво и капсульные отели для собак!
— Ты просто злишься, — отрезал он, встал и подошёл к окну. — Потому что я не даю тебе полностью мной управлять. Всё, Алесь. Хватит. Устал я.
— Устал? — фыркнула она. — От чего? От лежания на диване с блокнотом для стартапов? От разговоров про «у меня есть чуйка»? Или от того, что жена тебя кормит и ипотеку тянет?
Тут в комнату, как по расписанию, вплыла Людмила Геннадьевна. На ней был красный халат с золотыми цветами, как у китайского дипломата на пенсии, и губы, накрашенные с такой мстительной точностью, будто она сама собиралась укусить кого-нибудь за душу.
— Ну началось, — произнесла она, даже не скрывая наслаждения. — Я только мусор выбросить вышла, а уже вернулась в театральную постановку. «Жена против мужа: драма в трёх частях».
— Мама, не начинай, — простонал Дмитрий, упершись лбом в стекло.
— Я вообще молчу! — вскинула руки свекровь. — Но раз уж вы обсуждаете финансы, я скажу: ты, Алеся, всегда была эгоисткой. Всё про работу, карьеру, маркетинг. Мужа надо поддерживать, а не тыкать в него кредитными письмами, как шпагой.
— Людмила Геннадьевна, — спокойно сказала Алеся. — Когда вы в последний раз работали? Хотя бы на кассе в «Пятёрочке»? Я просто к тому, что у нас тут разговор про деньги. Не про макраме и не про «женскую мудрость».
— А ты не наглей! — подалась вперёд свекровь. — Я сына родила и воспитала. В отличие от тебя — не работала, но зато умею любить и быть рядом. А ты — карьеристка. Всё тебе мало. Ты и мужа своего выжрешь до дна, если он тебя не бросит первым.
Молчание в кухне повисло, как молочный туман после падения кастрюли с манной кашей.
Алеся медленно, по слогам:
— Он меня уже бросил. Финансово. С юридической стороны. Вчера. Просто ты ещё не прочитала почту.
Дмитрий отвернулся от окна.
— Не преувеличивай. Я всё верну. Бизнес запустится — и…
— Ты закладываешь дом, чтобы купить билет в лотерею, — отрезала она. — И ты даже не сказал мне об этом. Ты решил. За нас обоих. Тихо. Мелко. По-пацански.
Он подошёл ближе. Лицо — каменное. В глазах — уставшая злость, как у человека, которого поймали на воровстве мелочи.
— Потому что знал — ты не дашь. Ты всегда всё контролируешь. Деньги, людей, меня. Я хотел сделать хоть что-то без твоего благословения.
Алеся взяла телефон, молча, как автомат. Покрутила в руках, потом прижала к груди.
— Хорошо. Тогда теперь я тоже приму решение. Без твоего благословения. Завтра — юрист. Послезавтра — банк. А потом, Димочка, ты начнёшь бизнес с нуля. Потому что квартиры у тебя уже не будет.
Людмила Геннадьевна шумно втянула воздух, как будто только что вдохнула всю свою мудрость через ноздри.
— Вот и всё, — спокойно сказала Алеся. — Кофе допей. Твой. Без сахара. Как ты любишь. И без жилья. Как ты выбрал.
***
Юрист был молодой, слишком уверенный и очень лысый. Причём лысина его блестела не от ума, а от не по возрасту частого натирания ладонью — видно, переживал, чтобы «образ солидного профессионала» удержался хотя бы в воронке клиентской доверчивости.
Алеся сидела напротив, в клетчатом пиджаке и с чёткой мыслью: «Я не разведусь. Я отрежу всё лишнее, как гангрену. Сухо. Холодно. Без наркоза».
— Значит, смотрите, — бубнил юрист, хрустя пальцами. — Сделка оспариваемая. Квартира была куплена в браке, оформлена на мужа, но приобретена на совместные средства. Дарственная — это, конечно, весело… но если есть доказательства вложений с вашей стороны — можно бить.
— У меня и переводы, и сканы, и даже чеки с «Леруа Мерлена», где я покупала двери, пока он создавал «стартап по доставке свежих роз в метро». — Она криво улыбнулась.
— Ну, это победа, — бодро заявил юрист. — А ещё банк. Если он оформил залог без вашего согласия — можно признать договор недействительным. Готовьте все бумаги. И да, подготовьтесь морально: суд — это не просто нервотрёпка, это когда вас плюют, а вы должны вежливо вытираться и улыбаться.
— Я уже почти профессионал, — бросила Алеся. — Меня плюют дома каждый день. Особенно одна особа в халате с золотыми листьями.
Дома было тихо. Подозрительно. Как в фильме ужасов, где маньяк уже под кроватью, но ты ещё надеешься, что это кот.
На пороге коридора стоял чемодан. Маленький, с отломанным колесиком. Сверху лежала оранжевая футболка Дмитрия с надписью «I’m CEO, bitch», которую он купил на конференции и носил даже в магазин за хлебом.
Алеся остановилась. На кухне кто-то возился.
— Алёся, — позвала свекровь, растягивая имя, как пластырь с волосами, — ты куда это утром ускакала? На рынок за эмоциями?
— В ад, — сухо ответила Алеся. — С картой и юристом.
Людмила Геннадьевна вышла из кухни, с тарелкой котлет и лицом, где было всё: от «ты всё испортила» до «я, между прочим, женщина с сердцем».
— Сын сказал, ты собираешься его выселить. Вот прямо так, да? По-собачьи? С вещами?
— По-человечески. За предательство. Не надо делать вид, что он — ребёнок, которого я забираю из песочницы. Это взрослый мужик, который положил нашу квартиру под залог и ничего не сказал.
— Он хотел как лучше!
— Он хотел как быстрее и втихаря.
— Ты убиваешь семью!
— Семью он убил, когда подписал ту грёбаную бумагу без моего ведома!
Из спальни вывалился Дмитрий. В мятой футболке, со следами сна и несмытым раздражением.
— Ты специально хочешь позорить меня перед матерью, да?
— Да ты сам себя позоришь, — рявкнула Алеся. — Что это вообще? — Она ткнула пальцем в чемодан. — Вы выселяете меня? Или я уже в программе реновации?
— Это его решение, — вмешалась свекровь. — Он — мужчина. Он глава семьи. А ты…
— А я — человек с юристом. — Алеся обошла чемодан, будто это был дохлый голубь, и пошла в спальню.
— Не смей! — закричал Дмитрий и встал в проёме. — Ты туда не пойдёшь!
— Серьёзно? — она остановилась в двух сантиметрах от него. — Ты меня ещё и выгоняешь из моей квартиры?
Он резко схватил её за руку.
— Ты всё ломаешь, Алесь! Ты! Не я!
— Отпусти, — прошипела она. — Я тебе не бухгалтерша из твоей доставки — меня ты не построишь.
Рывок — и она уже освободилась. И тут же — шлёп! — с полки на них полетел пыльный чайник. Случайно. Или нет. Но врезался об пол между ними с характерным звуком «сейчас тут будет катастрофа».
— Да чтоб тебя!.. — выдохнула свекровь. — Что вы творите?!
— Он меня схватил, — крикнула Алеся.
— Она меня провоцирует, — в голосе Дмитрия прорезалась паника.
— Всё. — Алеся подняла ладонь. — Следующий раз — с полицией. Следующий раз — с участковым. Я тебе не истеричка, Дим. Я женщина, которую ты кинул. И за это ты будешь платить. Бумажками. А может, и жильём.
— Это моё жильё! — заорал он. — Я его оформлял!
— На мои деньги. С моих карт. С моих бессонных ночей в офисе, пока ты разрабатывал приложение для аренды шезлонгов!
— Ага, — пробормотала свекровь, — и кто тут теперь шезлонгом лежит? Под сыном моим карьеристка провалилась…
Алеся просто повернулась и пошла в ванную. Заперлась. Села на край ванной. И вдруг — внезапно, нелепо — разрыдалась.
Не в голос. В себя. Плечи дёргались, как у старого лифта, а слёзы лились без звука.
Она рыдала не из-за квартиры, и даже не из-за денег. Она плакала, потому что наконец призналась себе: всё. Он её не любит. И не любил, скорее всего, давно. Он просто жил рядом. Удобно. Пока не понадобилось что-то заложить.
Вечером она вышла. Дом был тих. Чемодан всё ещё стоял у двери, только теперь рядом с ним валялся его паспорт.
Записка.
«Если ты выгонишь меня — ты станешь одна. Пойми это. Я не враг. Я — муж. Или был им.»
Она засмеялась.
— Ты даже записку написал, как бизнес-план. «Риск потерять — 100%, если вы не инвестируете в прощение». Удачи тебе, инвестор.
***
Суд был в здании, где пахло казёнщиной, пыльной краской и кофе из автомата, который жевал стаканчики, как прожорливый хомяк.
Алеся стояла у окна, смотрела, как во дворе судьи курят, будто выдыхают не дым, а нервные срывы предыдущих дел. Дмитрий опаздывал. Юрист, лысый и всё ещё слишком уверенный, шепнул:
— Он приедет. Такие всегда приезжают — с лицом, как будто у них украли детство.
И правда, через восемнадцать минут (и два нервных срыва у секретаря) Дмитрий ввалился в зал, с растрёпанными волосами и папкой, из которой торчала детская раскраска. Видимо, чужая.
— Простите, пробки, — сипло сказал он, глядя в глаза судье, как котик, только не милый, а такой, что дерёт всё подряд.
Алеся сидела прямо. Она была в платье цвета мокрого асфальта и со сдержанным макияжем. В зале суда она была не женщиной, а позицией. Сильной. Чёткой. С холодной губной помадой, за которой пряталась усталость.
— Подпись на дарственной — ваша? — уточнял судья.
— Его, — отозвалась Алеся. — Но он её поставил без моего ведома. На имущество, нажитое в браке.
— Я просто хотел… бизнес, — выдохнул Дмитрий. — Возможность. Это было важно. Я думал, она поймёт. Мы же семья.
— А ты, когда трахался с этой своей… как её… Кариной, — тихо, почти ласково, как змейка, прошипела Алеся, — ты тоже думал, что мы семья?
— Это… — Дмитрий покраснел, — не имеет отношения к делу.
— Имеет, — не подняв голоса, сказал её адвокат. — Это иллюстрирует уровень доверия между супругами, ваш честь.
Судья вздохнул. Кивнул. Попросил всех удалиться для совещания.
И вот тут, прямо в коридоре, начался настоящий суд. Без мантий. Без стенограммы. Но с болью.
— Ну ты молодец, конечно, — начал Дмитрий. — Месть — это прям твоё.
— Это не месть. Это санитарная обработка. Меня больше не интересует твоя жизнь. Но я не дам тебе украсть мою.
— Ты думаешь, я это сделал специально? Ты знаешь, как мне было тяжело?
— Ты не покупал тяжести. Ты покупал себе «крутость». За мои деньги. Под моё доверие.
— Я хотел сделать тебе подарок! Ты всегда хотела свободы!
— Такую «свободу», чтобы платить ипотеку за квартиру, которую ты заложил? Очень мило.
Тут появилась она. Как в плохом сериале, с драматическим таймингом.
Карина.
Молодая, рыжая, с ресницами до потолка и клатчем цвета инфаркта.
— Дим, я… — начала она и замерла, увидев Алесю.
Алеся посмотрела на неё, как на тень в дверях роддома, которая ошиблась этажом.
— Ты кого привёл? — устало спросила она.
— Я не знал, что она приедет, — Дмитрий глядел в сторону. — Она… просто приехала поддержать.
— Ах, как трогательно. У тебя в зале суда теперь группа поддержки? «Вперёд, Дмитрий, обмани ещё кого-нибудь»?
— Послушай… — Карина шагнула ближе, — я не хотела всё усложнять.
— Ты уже достаточно упростила. — Алеся повернулась к ней лицом. — Давай так: сейчас ты уходишь, или я подам на тебя в суд за соучастие в мошенничестве. Ты же знала, что он женат, да?
— Это… — Карина сглотнула, — это была любовь.
— Нет, девочка. Это был его очередной стартап.
Суд вынес решение: дарственную признать недействительной. Кредит — незаконным. Квартира — в совместной собственности.
Дмитрий сдулся. Он не рыдал. Не умолял. Просто сидел с выдохшимся видом человека, который понял: ставка не сыграла. Ни в жизни, ни в любви, ни в ипотеке.
Через неделю Алеся выкупила его долю.
Половина квартиры обошлась ей в два с половиной миллиона, нервный тик в левом глазу и потерю способности спать больше четырёх часов.
Она заехала в свой дом с одной сумкой и пакетом из «Азбуки Вкуса». На кухне не было ни вилки. Только записка на холодильнике, оставленная Людмилой Геннадьевной:
«Ты разрушила жизнь моего сына. Надеюсь, тебе комфортно в пустом доме. Он тебя всё равно никогда не любил. Он говорил, что ты пахнешь офисом.»
Алеся приклеила записку обратно к холодильнику. Пусть висит. Напоминание.
А потом включила чайник. На новой кухне. Без стартапов. Без кредитов. Без него.
И впервые за много лет почувствовала: тишина — это не одиночество. Это, чёрт возьми, свобода.
Прошло три месяца. Дмитрий — где-то. Возможно, с Кариной. Возможно, снова с мамой. Может, даже с новым приложением.
Алеся купила себе собаку. Чёрного, нахального мопса. Назвала его… CEO.
Он храпел по ночам, ел носки и был единственным мужчиной в её жизни, который не пытался на ней заработать.
