«Готовь ужин на двадцать человек, и чтобы всё было идеально!» — бросила свекровь за пару часов до своего юбилея. Я кивнула: «Хорошо», но через час уже сидела в самолёте в Испанию, оставив дома лишь записку и мешок картошки.
Телефон завибрировал в половине пятого утра, выдернув Анну из сна резче любого будильника. Она потянулась к телефону, щурясь от яркого экрана в тёмной спальне. Глаза слипались, веки казались тяжёлыми, как камни. Октябрьские ночи в Киеве уже дышали холодом. Анна поёжилась, натягивая одеяло до подбородка и пытаясь разобрать сообщение.
«Аннушка, доброе утро!» — писала свекровь, будто пять утра — лучшее время для чатов. «Не забудь, сегодня мой юбилей. Двадцать гостей, как минимум. Всё должно быть на высоте. Учти, тётя Оксана следит за холестерином, а у маленького Сашка аллергия на цитрусовые. Никаких магазинных заготовок! Все должны восхититься твоими кулинарными шедеврами. Мясо не пересуши, как на Рождество. Целую».
Рядом посапывал Виктор, её муж, укутанный в одеяло, словно в кокон. Двадцать лет брака, а он ни разу не просыпался от таких сообщений, не вставал на рассвете, чтобы помочь с готовкой. Свекровь почему-то никогда не писала сыну в пять утра, не напоминала о меню и аллергиях гостей.
Анна смотрела на его спокойное лицо, на знакомую складку между бровями, и чувствовала, как внутри зарождается что-то новое. Не злость, а холодное, ясное отстранение.
Она села на кровати, ощутив непривычное спокойствие вместо обычной суеты. Этот юбилей станет тридцатым праздником, который она готовит одна. Тридцатым днём, когда она с утра до ночи будет стоять у плиты, а потом ещё полночи отмывать кухню. Тридцатым разом, когда она — невидимка с половником, которую замечают, только когда тарелки пустеют.
— Витя, — она коснулась его плеча. Обычно она бы не стала его будить, тихо выскользнула бы из спальни. Но сегодня что-то изменилось. — Твоя мама пишет про юбилей.
— Ммм, — пробормотал он, не открывая глаз.
На миг ей показалось, что он сейчас встанет, обнимет её, скажет: «Давай готовить вместе». Но Виктор лишь перевернулся на другой бок.
— Ты же всё купила? Справитесь, как всегда.
«Как всегда». Вот именно. Она встанет, побежит на кухню, будет резать, мешать, жарить, запекать. Как всегда, свекровь приедет за час до гостей, окинет стол критическим взглядом и скажет: «Аннушка, а почему салаты в таких простых мисках? У меня же есть хрустальные вазы». Как всегда, к обеду, когда придут гости, она услышит: «Почему так мало закусок? А утка суховата! Где твой фирменный торт? В прошлом году он был такой вкусный». И, как всегда, никто не заметит, что хозяйка не присела за стол ни на минуту.
**Побег**
Анна встала и пошла на кухню. Включила свет. Тусклая лампочка осветила вчерашний беспорядок. Она убирала до полуночи, но на столе всё ещё виднелись пятна муки, а в раковине громоздилась посуда.
Рядом с разделочной доской лежал потрёпанный блокнот в зелёной обложке. Список продуктов на двадцать человек был готов. Всё закуплено. Половина блюд заготовлена с вечера. Тесто для пирогов поднималось в старой эмалированной кастрюле — ещё советской, «надёжной», как любила повторять свекровь Елена Григорьевна.
Но, глядя на три огромные утки, ждущие фаршировки, и горы овощей для салатов, Анна почувствовала, как внутри что-то треснуло. Тихо, как лёд под весенним солнцем.
Она провела рукой по корешкам кулинарных книг на полке. «Книга о вкусной пище» 1954 года — подарок свекрови на первую годовщину свадьбы, «чтобы готовила Вите вкусненькое». «Домашняя кухня» — купленная, когда родилась Лиза. «Праздничный стол» — потрёпанный, в пятнах соуса. По нему она готовила первый семейный ужин, когда они с Виктором только поженились.
«Юбилей Елены Григорьевны. Семидесятилетие», — напомнила себе Анна, доставая разделочную доску. Праздник, ради которого свекровь позвала родню и старых коллег из конструкторского бюро. И ради которого невестка должна стать поваром на день.
— Ты же понимаешь, у меня артрит, долго не постою, — сказала вчера Елена Григорьевна. — А у тебя такие золотые руки.
Утки смотрели на неё стеклянными глазами, будто с укором. Анна взяла нож, примерилась к разделке и замерла.
За окном было темно, лишь в доме напротив горело одно окно. Кто-то, как и она, встал до рассвета. Может, тоже для других. А может, для себя.
Анна посмотрела на часы. Пять утра. И вдруг вспомнила старый отрывной календарь из родительской квартиры. Каждое утро мама отрывала листок и зачитывала «мудрость дня» за завтраком.
«Если тебя не ценят, ты среди чужих», — гласила одна из фраз. В детстве Анна не задумалась над этим. Календарь давно выброшен, родители переехали в село, а слова всплыли в памяти, будто ждали своего часа.
Она положила нож и села за стол. В доме было тихо — только тикали часы в гостиной да доносился гул просыпающегося Киева. Впервые за годы она прислушалась к себе. Внутри была пустота — светлая, как комната, очищенная от лишнего.
Анна подумала о том, как Виктор каждый праздник обещает помочь, но всегда находится «срочное на работе». Как свекровь критикует каждое блюдо. Как дочь Лиза, уехавшая учиться во Львов, спрашивает по телефону: «Мам, почему ты всё им позволяешь?»
Она включила старый чайник с облупившейся эмалью — всё не доходили руки купить новый. Достала свою чашку с треснувшей ручкой, к которой никто не прикасался.
И вдруг, неожиданно для себя, открыла ноутбук.
«Горящие туры на сегодня», — набрала в поисковике, чувствуя, как колотится сердце.
На экране всплыло: «Барселона. Вылет в 8 утра из Борисполя. 3 дня, отель три звезды, завтраки, трансфер».
Анна узнала это чувство ясности. Такое было лишь раз — когда рожала Лизу. Как будто годы она плыла по течению, а теперь решила выбраться на берег.
Руки дрожали, когда она кликнула «Забронировать». Карточка — общая с Виктором, с зарплатного счёта. Последний отпуск три года назад в Одессе был единственным, что они выделили на себя. «Работать надо, некогда отдыхать», — любил повторять Виктор.
— Ты с ума сошла? — прошептала она себе, глядя на подтверждение брони. Цена — 20 000 гривен. Её месячная зарплата медсестры в поликлинике, где она работала пятнадцать лет. Сколько ночных смен она брала, чтобы хватало на праздники, подарки, «достойную жизнь», как говорила свекровь.
Но, странное дело, никогда она не чувствовала себя более здравомыслящей.
**Сборы и записка**
Пока закипал чайник, Анна проверила расписание автобусов до аэропорта. Если выйти через полчаса, успеет на регистрацию.
Она сделала глоток чая, ощущая тепло внутри. Словно смотрела на себя со стороны: женщина сорока пяти лет в застиранном халате, с короткой стрижкой «для удобства», с морщинками у глаз и загрубевшими от готовки руками. И эта женщина только что купила билет в Испанию.
В спальне она старалась не шуметь. Виктор всё так же посапывал. Анна достала маленький чемодан на колёсиках — подарок Лизе на день рождения. «Мам, а вдруг решишь куда-то поехать?» — сказала тогда дочь.
В ванной Анна умылась холодной водой, глядя в зеркало.
— Кто ты? — спросила она. — Что ты делаешь?
Отражение улыбнулось — дерзко, почти по-хулигански.
Лёгкий макияж, тушь, розовая помада — неброская, чтобы не привлекать внимания.
В спальне она открыла ящик комода, где хранилось «на потом». Сарафан цвета морской волны, купальник с ярким принтом, который Виктор называл «слишком смелым для твоего возраста».
— Это что, на курортный роман рассчитываешь? — усмехнулся он тогда.
Анна сложила вещи, добавила крем от загара, шляпу с широкими полями, лёгкие босоножки, паспорт, кошелёк, зарядку и книгу — детектив, который давно хотела прочитать.
— Что ты делаешь? — сонно пробормотал Виктор, когда она задела тумбочку.
— Готовлюсь к празднику, — спокойно ответила Анна. — Спи.
Он что-то проворчал и снова уснул.
Анна посмотрела на него без злости, с удивлением, как на незнакомца, с которым прожила двадцать лет. Он не был плохим мужем — не пил, деньги приносил. Но они стали как два дерева, что растут рядом, переплелись корнями, но тянутся в разные стороны.
На кухне она нашла блокнот на холодильнике и написала:
«Дорогой, у меня срочные дела, пришлось уехать. Утки в холодильнике, картошка в кладовой, рецепты и список гостей на столе. Юбилей в силе. Двадцать лет готовила я. Теперь твоя очередь. Не пережарь мясо и учти аллергию Сашки. Целую».
Она посмотрела на записку и добавила:
«P.S. Не звони. Телефон будет выключен. Вернусь в понедельник».
**Путь к свободе**
Дверь тихо щёлкнула. На лестничной площадке было темно, только аварийная лампочка освещала ступеньки. Анна спустилась пешком, не дожидаясь лифта.
Октябрьское утро встретило сыростью и мелким дождём. Она накинула капюшон и пошла к остановке, катя чемодан.
В автобусе, глядя на проплывающие дома и редкие фонари, Анна вспомнила, как в юности мечтала увидеть мир. Барселона, Париж, Рим — города из фильмов и журналов. А потом — замужество, переезд к свекрови в хрущёвку, рождение Лизы, дежурства в поликлинике, бесконечные обеды и уборки.
«Мам, ты делаешь что-то для себя?» — спросила Лиза перед отъездом во Львов. Тогда Анна не ответила. А теперь делала. Впервые за двадцать лет.
Аэропорт Борисполь встретил ярким светом и гулом голосов. Ранние рейсы, деловые люди, сонные семьи с детьми. Анна не ожидала, что в шесть утра здесь так оживлённо. Последний раз она была в аэропорту пять лет назад, провожая Лизу на стажировку.
— Ваш паспорт, — улыбнулась девушка на регистрации. — О, Барселона! Отличный выбор.
Анна протянула документы, чувствуя лёгкость.
— Багаж сдаёте?
— Только ручная кладь.
— Отлично! Компактный чемодан, как раз по габаритам. Ваш посадочный. Выход 17, посадка через час. Счастливого полёта!
Девушка улыбнулась так искренне, что Анна невольно улыбнулась в ответ — широко, свободно, как не улыбалась годы.
**Звонок дочери**
В кафе у гейта Анна заказала кофе и круассан — роскошь вместо привычной овсянки. Сев у окна, она посмотрела на часы. Семь утра. Обычно она уже доставала первую партию пирогов.
« Сейчас Виктор спит, — думала она, помешивая кофе. — Проснётся к восьми, увидит записку. Сначала не поверит, потом начнёт звонить».
Телефон выключен.
«Потом запаникует. Позвонит тёще. А потом — свекрови».
Мысль о Елене Григорьевне вызвала лёгкую гримасу. Свекровь приедет к полудню, нарядная, с укладкой, готовая принимать поздравления. А вместо стола — сырые утки и растерянный сын.
«Ты с ума сошла?» — скажет Елена Григорьевна. «Как можно бросить семью?»
Анна отхлебнула кофе. Впервые мысли о гневе свекрови не пугали. Что она сделает? Выгонит? Квартира куплена на деньги от продажи Анниной однушки, доставшейся от бабушки. Настроит Виктора? Он и так видит в ней кухарку. Лишит наследства? Смешно. У свекрови только дача под Киевом, где они каждые выходные полют грядки.
Телефон завибрировал. Лиза. Дочь редко звонила так рано.
— Алло, Лизонька, что случилось?
— Мам, ты где? — голос дочери звучал встревоженно. — Папа звонит в панике, говорит, ты пропала, оставила записку.
Анна выдохнула. Виктор проснулся раньше, чем она думала.
— Я не пропала. Уехала. На три дня.
— Куда? Мам, ты меня пугаешь.
Анна посмотрела на самолёт за окном.
— Лечу в Барселону. Одна. На три дня. Вернусь в понедельник.
Тишина. Анна подумала, что связь оборвалась.
— Лиза, ты тут?
— Обалдеть! — выдохнула дочь. — Мам, ты серьёзно?
— Абсолютно.
— И ты просто взяла и улетела? А бабушкин юбилей?
— Пусть папа и бабушка разбираются. Я оставила продукты, рецепты, список гостей. Двадцать лет я готовила. Теперь их очередь.
Снова тишина.
— Мам, это круто, — вдруг рассмеялась Лиза. — Я тобой горжусь!
Анна почувствовала слёзы. Она боялась, что дочь осудит её. Но эта поддержка…
— Правда? Ты не злишься?
— Шутишь? Я сто раз тебе говорила, что ты не прислуга. Так им и надо, особенно бабушке. Двадцать человек! Ещё и требования какие-то.
— Я не хотела портить ей праздник, — тихо сказала Анна, ощутив укол совести. — Но я просто не могла больше.
— И правильно! — в голосе Лизы звучало одобрение. — Пусть поймут, что ты не робот. Папа сказал: «Мама пропала, а у бабушки юбилей!» Не «я волнуюсь», а «юбилей». Представляешь?
Анна представляла.
— У меня посадка скоро, — сказала она, глядя на табло. — Позвоню из Барселоны.
— Обязательно! И фотки присылай! Где остановишься?
— В отеле. Три звезды, всё включено.
— Мам, это круто! Гордись собой. И не переживай за них. Справятся.
— Спасибо, солнышко. Люблю тебя.
— И я тебя. Отключи телефон, а то папа и бабушка сейчас замучают звонками.
**Хаос в Киеве**
В квартире на окраине Киева царил хаос. Виктор, взъерошенный, в мятой футболке, метался по кухне, глядя на три утки в холодильнике.
— Где она может быть? — повторял он, набирая номер жены.
«Абонент недоступен».
На столе лежала записка. Виктор перечитал её, не веря глазам.
«Какие срочные дела?» — он смял листок, тут же разгладил. — Как она могла? В день маминого юбилея!
Он набрал тёще. Светлана Ивановна ответила сразу.
— Витя, что случилось? Ты уже третий раз звонишь.
— Светлана Ивановна, Анна у вас?
— Нет, я же сказала. С чего ей быть у нас в семь утра? Она пропала?
Виктор потёр переносицу. Тёща любила драматизировать.
— Оставила записку, что уехала по срочным делам. Сегодня мамин юбилей, двадцать гостей, а её нет!
— Какие дела? — в голосе тёщи появилась тревога.
— Не знаю! Телефон отключён.
Светлана Ивановна помолчала, потом рассмеялась.
— Может, она устала, Витя? Каждый праздник она готовит на толпу, а вы с Еленой только критикуете. «Мясо жёсткое», «Салат пересолен». Когда ты ей помогал?
— Я работаю! — возмутился Виктор. — Деньги приношу!
— И что, это даёт право считать жену кухаркой?
— Да причём тут…
— При том! — отрезала тёща. — Двадцать лет она вам праздники устраивает, а вы привыкли. Она человек, между прочим!
— Вы знаете, где она? — подозрительно спросил Виктор.
— Нет, — честно ответила Светлана Ивановна. — Но я бы на её месте тоже сбежала.
Виктор бросил трубку. Тёща всегда защищала дочь.
Он открыл холодильник. Утки смотрели на него. Рецепты на столе были как китайская грамота. «Выпотрошить утку, натереть специями, начинить рисом».
«Как выпотрошить? Она же без перьев?»
Зазвонил телефон. «Мама». Виктор подумал не отвечать, но всё же нажал.
— Алло, Витюша! — голос матери звучал бодро. — Как там мой праздничный стол? Аннушка справляется?
— Мам, тут такое… Анна уехала.
— В магазин? — не поняла Елена Григорьевна. — Пусть поторопится!
— Нет, мам. Совсем уехала. Записка — вернётся в понедельник.
Тишина в трубке звенела.
— Повтори, — ледяным тоном сказала Елена Григорьевна.
— Анна уехала. Оставила продукты, рецепты и написала, что моя очередь готовить.
— Это шутка? — в голосе матери смешались недоверие и гнев. — Мой юбилей! Семьдесят лет! Двадцать гостей!
— Знаю, мам, — вздохнул Виктор. — Я всех обзвонил. Телефон отключён.
— Что делать? Отменять?
— Не знаю. Я не умею готовить уток.
— Сейчас приеду, — решительно сказала мать. — Никаких отмен! Если твоя жена всё испортила, мы справимся.
**Барселона**
Самолёт с Анной набирал высоту, унося её от уток, расстроенной свекрови и растерянного мужа к испанскому солнцу и трём дням свободы.
В Барселоне она вышла из самолёта в полдень. Тёплый, солоноватый ветер коснулся кожи. Небо было синим, как в детстве в Одессе.
«Боже, я здесь?» — подумала она, щурясь от солнца.
Аэропорт Эль-Прат встретил испанской речью, указателями и толпами туристов. Анна, привыкшая всё контролировать, вдруг почувствовала спокойствие.
В кафе, потягивая эспрессо, она включила телефон. Двадцать семь пропущенных от Виктора, двенадцать от свекрови, сообщения от подруг и длинное письмо от Лизы:
«Мам, тут такое! Папа в панике, бабушка чуть в обморок не упала. Они вдвоём пытаются готовить. Папа режет овощи, бабушка разбирается с уткой! Я не вмешиваюсь — пусть сами. Как долетела? Напиши, как устроишься. Люблю тебя! P.S. У меня во Львове есть раскладушка, если что. Целую, Лиза».
Анна улыбнулась сквозь слёзы. Её девочка оказалась мудрее многих.
**Первый день свободы**
Отель «Медитеррано» оказался уютным, в пяти минутах от пляжа. Чистый номер с балконом, видом на море и завтраками.
— Вы одна, синьора? — удивился администратор.
— Да, одна, — с гордостью ответила Анна.
— Тогда у нас номер с лучшим видом! — улыбнулся он.
На балконе Анна вдохнула солёный воздух. Слёзы подступили — не от горя, а от свободы.
На пляже она легла на полотенце, подставив лицо солнцу. Впервые за годы она просто лежала, слушая прибой. Телефон остался в номере — осознанный выбор.
**Неудавшийся юбилей**
В киевской квартире всё шло не по плану. Ольга, сестра Виктора, приехала на помощь.
— Что тут творится? — спросила она, оглядывая кухонный хаос. — Лиза рассказала. Анка сбежала? Молодец!
— И ты туда же! — всплеснула руками Елена Григорьевна. — Она нас бросила!
— Не драматизируй, мам, — ответила Ольга, выкладывая продукты. — Она взяла отпуск. И правильно.
— В день моего юбилея!
— А когда? — парировала Ольга. — То твои праздники, то ещё что. Двадцать лет она на вас пашет, а вы только критикуете.
Юбилей начался с опозданием. Гости шептались в прихожей, пока Виктор неловко помогал снимать пальто.
— Где Аннушка? — спросила тётя Оксана. — Она всегда такая гостеприимная.
— У неё… дела, — выдавил Виктор. — Работа. Экстренный вызов.
Стол выглядел прилично, но без Анниной буженины, пирогов и фирменной «Шубы». Вместо домашних солений — магазинные.
— Очень… современно, — заметила соседка. — В европейском стиле.
— Решили без заморочек, — натянуто улыбнулась Елена Григорьевна.
Гости разошлись рано. Свекровь сидела в кресле, постаревшая. Ольга убирала, Виктор смотрел в одну точку.
— Что теперь? — нарушила тишину Елена Григорьевна.
— Ждать понедельника, — пожала плечами Ольга. — Анна вернётся.
— Если вернётся, — мрачно сказала свекровь.
— Вернётся, — уверенно ответила Ольга. — Вопрос, как вы будете с ней дальше.
**Встреча в кафе**
На второй день Анна отправилась на экскурсию. Гид показывал Собор Святого Семейства, Рамблу, дома Гауди.
— Посмотрите на балконы Дома Бальо, — сказал гид. — Что вы видите?
— Волны, — ответила Анна. — Застывшее море.
— Интересно! — улыбнулся гид. — У каждого своё видение.
В кафе к её столику подошёл мужчина лет шестидесяти.
— Все столики заняты, — пояснил он. — Можно присесть? Александр Иванович.
— Анна, — ответила она, пожав руку.
Они разговорились. Александр Иванович, историк искусства на пенсии, путешествовал один. Анна рассказала про побег, свекровь, двадцать лет кухни.
— Моя покойная жена тоже всё успевала, — сказал он. — А я не ценил. Только после её смерти понял, что потерял. Вы молодец, что встряхнули своих. Иногда нужен шок, чтобы увидеть очевидное.
**Осознание в Киеве**
Виктор сидел на кухне, глядя на телефон. «Я устала» — эти слова били сильнее упрёков. Он никогда не думал, что Анна может устать до побега.
Он убирал после юбилея. Мыл посуду, протирал столы, выносил мусор. Спина болела, руки ныли. И вдруг он вспомнил, как Анна каждый день готовила, убирала, подавала — после смен в поликлинике.
«Как она успевала? Зачем? Из любви? По привычке?»
Он открыл холодильник. Утки всё ещё смотрели на него. Виктор вздохнул и начал искать рецепт.
**Последний день в Барселоне**
Анна пошла в парк Гуэль. Идиллические дорожки, виды на город, море у горизонта. Она думала о пробуждении. Словно двадцать лет спала в коконе чужих ожиданий, а теперь выбралась на свет.
«Надо поговорить, — решила она. — Спокойно, без упрёков. Рассказать о своих мечтах, праве на отдых».
В сувенирной лавке она купила Лизе брелок с ящерицей Гауди, Виктору — кружку с Барселоной, свекрови — керамическую вазу. Знак, что зла она не держит.
Вечером в кафе она включила телефон. Письмо от Лизы:
«Мам, папа и бабушка убирают, готовят, даже цветы купили. Папа сделал ужин — подгоревшие макароны, но старался. Бабушка плакала, говорит, была несправедлива. Твой побег — как землетрясение. Всё перевернулось. Что бы ты ни решила, я с тобой. P.S. Раскладушка во Львове ждёт. Целую, Лиза».
Анна улыбнулась и написала Виктору: «Прилетаю завтра в Борисполь, 15:20, терминал D».
Ответ: «Встречу. Скучаю».
**Возвращение**
Борисполь встретил серым небом и дождём. После Барселоны погода казалась унылой, но родной.
Виктор стоял у выхода с букетом полевых цветов — ромашек, васильков, колокольчиков, которые она любила.
Их взгляды встретились. На миг вокруг никого не осталось.
— Привет, — сказал Виктор. — Ты загорела.
— Привет. Да, там было солнечно.
Он протянул букет. Их пальцы соприкоснулись.
— Спасибо, — сказала Анна, вдыхая аромат. — Пахнут летом.
— Помнил, что ты их любишь, — тихо ответил он. — Просто… не всегда думал об этом.
**Разговор со свекровью**
Виктор свернул не домой.
— К маме, — ответил он на вопрос Анны. — Она хочет тебя видеть. Если ты не против.
В доме Елены Григорьевны пахло выпечкой. Свекровь открыла дверь — в домашнем платье, с растрепавшейся причёской.
— Аннушка, — выдохнула она, и Анна увидела слёзы. — Ты вернулась.
— Да, — просто ответила Анна.
— Проходи, — засуетилась свекровь. — Испекла пирог. Сама! Первый раз за двадцать лет. Немного подгорел, — она нервно рассмеялась.
За чаем Елена Григорьевна сказала:
— Аннушка, прости меня. Я была несправедлива. Требовала слишком много. Считала, что невестка обязана… А никто никому ничего не должен. Только любить и уважать.
— Когда ты уехала, я злилась, — продолжила она. — А потом поняла, что ты права. Я ошибалась все эти годы.
Она сидела, сгорбившись, будто постарела.
— Знаешь, — сказала она, глядя в сторону, — когда мой муж был жив, я тоже готовила, убирала. Но он помогал и благодарил. А после его смерти я хотела, чтобы Вите было так же, но забыла научить его ценить.
— Елена Григорьевна, — сказала Анна. — Я не держу зла. Мы все ошибались. Я тоже — молчала, копила обиды.
Она достала вазу из Барселоны.
— Это вам.
Свекровь ахнула, приняв подарок дрожащими руками.
— Ты… после всего… привезла мне подарок?
— Конечно. Вы моя семья.
Елена Григорьевна заплакала. Анна обняла её — впервые за двадцать лет.
— Всё будет хорошо, — сказала она, гладя её по седым волосам. — Мы начнём сначала. По-другому.
**Семейный ужин**
Дома ждал сюрприз — Лиза, приехавшая из Львова.
— Мам! — бросилась она к Анне. — Ты вернулась!
— Всё хорошо, — сказала Анна, гладя её по волосам.
— Помирились? — Лиза посмотрела на отца.
— Разговариваем, — ответил Виктор. — И будем. Это главное.
— И никаких юбилеев на двадцать человек! — уточнила Лиза.
— Только если готовить вместе, — улыбнулась Анна.
За ужином Лиза рассказывала об учёбе, Виктор — как научился готовить яичницу, Анна — о Барселоне, море, Гауди.
— Знаете что? — сказала Анна, когда пришло время мыть посуду. — Давайте вместе. Я мою, ты, Витя, вытираешь, Лиза убирает. Как раньше.
Они помнили. Когда Лизе было десять, они мыли посуду вместе, превращая рутину в игру. Потом это забылось.
**Эпилог**
Поздно вечером Анна стояла у окна, глядя на огни Киева. Виктор обнял её сзади.
— О чём думаешь? — тихо спросил он.
— О том, как странно всё устроено, — ответила она. — Три дня назад я сбежала, думая, что не вернусь. А теперь я дома. По-настоящему.
Он прижал её к себе.
— Я сделаю всё, чтобы ты больше не захотела убежать, — прошептал он. — Клянусь.
— Знаю, — ответила Анна. — Но теперь я знаю, что могу постоять за себя. Что имею право на счастье.
— Давай в следующем году в отпуск вместе, — вдруг сказала она. — В Барселону, Рим, куда захотим.
— Обязательно, — улыбнулся Виктор. — Куда решим. Вместе.
За окном моросил дождь, но в нём была своя красота. Красота возвращения. Нового начала.
А в Барселоне Александр Иванович писал в дневнике: «Встретил удивительную женщину. Она напомнила, что никогда не поздно начать жить. Надеюсь, у неё всё сложится».
И он был прав. Она заслуживала. И теперь знала это.
—
Иногда нужно улететь на край света, чтобы найти себя. Чтобы семья наконец увидела и услышала тебя.
Три дня свободы, подарившие новую жизнь. Побег, ставший возвращением. Конец, обернувшийся началом.
**А что бы вы сделали, если бы почувствовали, что вас не ценят? Напишите в комментариях — интересно узнать ваши истории!**
