Долг, который нельзя вернуть
Антон выжал тормоза с такой силой, что машина чуть ли не подпрыгнула на месте. Припаркованное рядом старое здание, подъезд, знакомая дверь — каждый раз одно и то же. И теперь вот опять. Тёплый вечер, а на сердце холод. Упрёки, слёзы, манипуляции. Он всегда знал, что вернётся. Но сегодня был настроен решительно.
Дверь открылась так быстро, что он даже не успел сунуть руку в карман за ключами.
— Ну наконец-то! — с привычной сладкой улыбкой воскликнула Вера Павловна. На ней был тот самый халат, который Антон месяц назад купил за половину своей зарплаты. Новый, блестящий, с запахом богатства.
— Мама, мы же договаривались… — он вошёл, стараясь не хлопнуть дверью.
— О чём? — она чуть прищурилась, явно делая вид, что ничего не понимает.
— О том, что ты больше не берёшь мои карты без спроса! — его голос дрогнул, но он не сдержался. — Я нашёл списание. Опять. Ты себе ещё что-то купила?
— И что? — она пожала плечами. — Ты же мой сын. Разве это преступление — хотеть жить хорошо?
— Преступление — воровать! Даже если это твоя родная мать!
— Воровать?! — её лицо исказилось, и в глазах зажглись искры. — Я тебя рожала, кормила, учила! Ты мне должен ВСЁ!
Антон сжал кулаки, чувствую, как комок подступает к горлу. Он знал, что сейчас скажет нечто такое, о чём потом будет жалеть, но его не удержать.
— Долг? Хорошо. Давай посчитаем. Ты хочешь, чтобы я оплачивал твои капризы до конца жизни? Да ты же меня просто не любила! Ты хотела куклу, которую можно управлять, а не сына, которого не можешь контролировать. Я не игрушка!
Вера Павловна побледнела.
— Как ты смеешь…
— Я смею, — он выдохнул, пытаясь успокоиться. — Потому что я устал!
Тишина была такой густой, что её можно было резать ножом.
Разбитые чашки и нервы
— Чай будешь? — Вера Павловна повернулась к плите, как будто ничего не произошло, её голос был сладким, будто в доме ничего и не случилось.
— Нет. — Антон сел за стол, чувствуя, как напряжение крепнет, как нарастающая боль в висках.
— Ну как хочешь, — она налила себе чашку, а чай шипел, будто и сам был настроен агрессивно.
— Мама, давай серьёзно. Ты сняла с моей карты 50 тысяч. Ты понимаешь, на что они ушли?
— На жизнь! — она швырнула салфетку на стол. — Ты что, думаешь, что на пенсию можно позволить себе нормальные вещи?
— У тебя есть квартира, машина, я оплачиваю всё! Но 50 тысяч за неделю — это не «на жизнь», это… — он не мог подобрать слов, всё кипело внутри.
— Это моё право! — она вдруг ударила ладонью по столу. Чашка подпрыгнула, и чай вылил себе по руке.
Антон вскочил, готовый к ещё одной вспышке.
— Хватит! Я больше не буду это терпеть!
— Ах так? — её голос стал ледяным, холодным, как утренний иней. — Тогда я ухожу. Найду, где меня ценят.
— Уходи! — вырвалось у него с ненавистью.
Она замерла, как будто внезапно потеряла уверенность. Через десять минут вышла с чемоданом.
— Ты пожалеешь.
Дверь захлопнулась с таким звуком, будто весь дом тронулся.
Одиночество и пустая квартира
Антон сидел в темноте, уставившись в стену. Он должен был чувствовать облегчение, но не чувствовал ничего. Только пустота.
Телефон зазвонил, и его взгляд оторвался от стены, как оторванный от жизни.
— Алло?
— Антон, это Лида, подруга твоей мамы. Она у меня. Всё в порядке, но… она в ужасном состоянии.
— Пусть остаётся, если хочет, — пробормотал он, срываясь на нервном.
— Ты же понимаешь, что она не переживёт этого?
— А я пережил?
Пауза.
— Она твоя мать…
Он бросил трубку, как символ того, что всё сказано. И ничего не изменится.
Последний разговор
Три дня спустя он стоял у двери Лиды. Вера Павловна открыла. Она была совсем не похожа на ту женщину, что вышла три дня назад — глаза опухшие, лицо без макияжа, в старом свитере.
— Зачем пришёл?
— Чтобы вернуть тебя домой.
— Я тебе больше не нужна.
— Не нужна? — он рассмеялся горько. — Ты всю жизнь внушала мне, что я без тебя пропаду. А теперь сама в это веришь?
Она молчала. И в её молчании было что-то страшное, словно она понимала — что-то рушится.
— Ладно, — он повернулся к двери.
— Стой! — её голос дрогнул. — Я… верну деньги.
Антон обернулся, не веря своим ушам.
— Как?
— Устроюсь на работу.
Он расхохотался, но смех был без радости.
— В шестьдесят лет?
— А что, стыдно? — она вдруг улыбнулась. — Или боишься, что я тебя перегоню по зарплате?
И в этот момент Антон понял — что-то изменилось.
Сын против матери
Дождь барабанил по стеклу, а Антон все смотрел на экран телефона, пытаясь не думать о том, что ждёт его дома. Гроза в душе и за окном. Рука снова тянулась к экрану, чтобы проверить, не пришло ли сообщение от Веры Павловны. Как всегда. Но вдруг её голос. Прямой и без запятых.
— Слушай, — сказала она, не поднимая глаз от ноутбука, — вы уже пятый раз за вечер проверяете свой телефон. Звонок от мамы ждёте или просто решили быть уверены, что не пропустите экстренное сообщение?
Антон поднял голову и на мгновение забыл, что вообще хотел ответить.
— Это заметно? — его голос прозвучал почти виновато.
— Сильно заметно. Как дорожный знак, — Аня бросила на него взгляд и кивнула, будто всё это знала. — У меня был парень с такой же проблемой. Выбрал маму в конце концов. Надеюсь, вы умнее.
Антон усмехнулся, но что-то внутри его ёкнуло. Точнее, как молния пронзила. Неловко и больно, но всё-таки остро.
— Анна, — она протянула руку, словно говорила «привет», но это было что-то большее.
— Антон, — ответил он, чувствуя, как что-то сжалось в груди. — Ну да, кажется, я действительно зависим от её одобрения. Вижу теперь.
— Поздравляю, первый шаг к выздоровлению сделан, — Аня усмехнулась, прикрывая ноутбук. — Хотите второй?
Антон замолчал, задумавшись. Но через пару недель, в воскресенье, он впервые за десять лет не приехал на семейный ужин. Вера Павловна звонила каждую минуту, но он скидывал её звонки. Вместо этого они с Аней гуляли по парку. И было что-то невероятно освобождающее в этом.
— Ты даже не представляешь, как это — не бояться, что кто-то сейчас разозлится из-за твоего выбора, — сказал Антон, ощущая, как его пальцы переплетаются с её.
— Представляю, — она усмехнулась, в её глазах мелькнуло что-то горькое. — Моя бабушка была такой же. Пока я не переехала в другой город.
И вдруг её слова оборвал звонок. Не от Веры Павловны.
— Антон, это Лида. Твоя мать в больнице. Давление за двести. Соседи вызвали скорую, она кричала, что ты её убиваешь.
Антон застыл. Всё внутри перевернулось. Зачем только он убегал? Он же всегда возвращался. Это был его долг.
Больничный коридор словно не заканчивался, и Аня шла рядом с ним, но он всё равно чувствовал, как в груди сжимается камень.
— Ты не обязан идти к ней, — тихо сказала она, указывая ему на проход через коридор.
— Но я же… — он не знал, что ответить.
— Ты не виноват. Она взрослый человек. А её манипуляции — не твоя ответственность.
Дверь палаты распахнулась, и в комнате, которая пахла антисептиками, лежала Вера Павловна. На ней были датчики, но взгляд её горел, как огонь.
— Ну вот, наконец-то! — она сказала, с трудом поднимаясь на локтях. — Я знала, что ты придёшь…
Антон выдохнул, не зная, что ответить. Он чувствовал, как её слова опять растягиваются по старым ранам.
— Мама, хватит, — голос его был чужим. — Ты симулировала?
— У меня давление! — Вера Павловна попыталась сесть. — Из-за тебя! Из-за тебя и твоей… — её взгляд вдруг упал на Аню. — Это она тебя настраивает против меня?!
Аня молчала, не подав и мысли.
— Всё, хватит, — Антон шагнул вперёд, и его голос стал твёрдым. — Аня не имеет к этому никакого отношения. Ты сама всё разрушаешь. Если не остановишься — я уйду. По-настоящему.
Вера Павловна побледнела, как тень.
— Ты… ты не смеешь…
— Смею. — Он резко развернулся. — Выздоравливай. Позвоню завтра.
Он и Аня вышли. Вера Павловна осталась в палате, а Антон чувствовал странную пустоту внутри.
Аня молча взяла его за руку, и, несмотря на всю тяжесть, он почувствовал, как нечто новое, что-то осмысленное и, возможно, даже правильное зародилось в груди.
— Ты только что совершил подвиг, — тихо сказала она.
— Тогда почему мне так страшно? — его голос был едва слышен.
— Потому что ты впервые поставил себя на первое место, — она прижалась к его плечу. — Добро пожаловать в взрослую жизнь.
Больничные игры
Капельница, как старый механический будильник, тихо тикала, а Вера Павловна смотрела в окно. Вся её поза кричала: «Я больна, я страдаю, помогите мне!» Сиделка Марина, женщина с глазами цвета неба и голосом, который мог бы вызвать у каждого аллергическую реакцию, чинно поднимала подушки. Пытаясь выглядеть деликатной, она бросала взгляды на Антона, стоявшего у двери, как бы намекая: «Тебе лучше подумать, что ты делаешь».
— Вам нужно больше отдыхать, Вера Павловна. Стресс — это страшная вещь, — сказала она, будто произнесла древнюю мудрость, которую сама бы могла выучить только после двух недель в санатории. — Вот ваш сын, конечно, не понимает, как вам тяжело.
— Я знаю, что ты делаешь, мама, — Антон не спешил входить. Он стоял в дверях, держа в руках телефон, как оружие. — Ты не больна. Ты просто не можешь смириться, что я больше не бегаю по твоим командам.
Вера Павловна прикрыла глаза. Это был её стандартный приём — страдать на публику.
— Сынок, как ты можешь так говорить? Ты же видишь, в каком я состоянии… — её голос сразу стал тихим, слабым, с оттенком обиды.
— Вижу. Особенно после того, как узнал, что ты заплатила врачу за этот «кризис».
Её глаза мгновенно распахнулись, будто она только что увидела перед собой привидение.
— Что?! — в её голосе звенела паника.
— Да-да, — Антон продолжал без всякого сожаления. — Твой любимый кардиолог оказался не таким уж неподкупным, особенно когда я предложил ему вдвое больше, чем ты.
Марина, как истинный образец растерянности, чуть не упала на пол. Но Вера Павловна, как опытный манипулятор, только усмехнулась.
— Ну и что? Ты думаешь, это что-то изменит? Ты всё равно вернёшься. Ты всегда возвращаешься. — её голос был холодным, спокойным, но с лёгким укором.
Антон достал диктофон. Тот самый, который всегда был наготове, как в лучших детективных фильмах.
— Знаешь, что изменит? Это. — он нажал кнопку.
— «Ну конечно, он прибежит, как только услышит, что мне плохо!» — раздался голос Веры Павловны с диктофона. — «А потом мы с Мариной намекнем, что эта его Аня просто хочет его денег…»
Тишина. Тот самый момент, когда воздух становится плотным, и кажется, что даже тени начинают слышать, о чём говорят люди.
Вера Павловна побледнела, как неудачно постиранная простыня.
— Ты… подслушивал? — её голос дрогнул, как у ребёнка, который понял, что сделал что-то страшное, но не может от этого скрыться.
— Нет, — Антон улыбнулся с таким видом, что ей стало ясно — он не собирается извиняться. — Аня догадалась поставить диктофон в твоей сумочке, когда ты «теряла сознание» в коридоре.
Марина поднялась как ужаленная. Её лицо, как разрезанный мрамор, оставалось непроницаемым.
— Я… я вообще тут ни при чём! — начала она, но Антон перебил её.
— Конечно, — он усмехнулся. — Ты просто случайно оказалась подругой маминой бывшей коллеги, которая специализируется на «сложных семейных ситуациях». Очень удачно, да?
Вера Павловна вдруг сорвала с руки капельницу. Это был её момент. Как актёр, который решает: всё, спектакль окончен.
— Хорошо! Да, я всё подстроила! Потому что ты мой сын, и я не позволю какой-то проходимке…
— Хватит! — Антон вдруг повысил голос. Это было так неожиданно, что Марина даже попятилась. — Аня не проходимка. Она единственная, кто помог мне увидеть, насколько ты… токсична.
Вера Павловна замерла, словно её только что ударили. Она, похоже, не ожидала такого поворота событий.
— Ты… ты действительно её любишь? — голос её стал тихим, почти жалким.
— Да. И если ты не прекратишь, — Антон выдохнул, словно сам не веря в то, что сейчас произнесёт, — ты больше не увидишь ни меня, ни своих будущих внуков.
Эти слова повисли в воздухе, и на мгновение все замолчали.
— Внуков?.. — Вера Павловна пошатнулась, и её лицо исказилось, как от физической боли.
Антон кивнул.
— Аня беременна. И если ты хочешь быть частью этой семьи — научись уважать мои границы.
Она не двигалась.
— Я… — Вера Павловна медленно опустилась на подушки, как сбитая с ног.
А потом, внезапно, она заплакала. Настоящими слезами. Это было так странно, что Антон не знал, как на это реагировать.
— Я просто боялась остаться одна… — выдохнула она, хватая воздух, как если бы это было её последнее признание.
Антон немного поёрзал на месте, но всё-таки присел на край её кровати. Слишком много всего для одного дня.
— Мама, ты никогда не будешь одна. Но только если перестанешь играть в эти игры.
Она кивнула, вытирая слёзы.
— А… Аня правда беременна?
Антон рассмеялся. Это был смех, скорее нервный, чем радостный.
— Нет. Но теперь ты знаешь, что может случиться, если ты не изменишься.
Вера Павловна фыркнула, как старый гусёнок.
— Чёрт возьми… Ты стал таким же манипулятором, как я.
— Ну что поделать, — он ухмыльнулся. — Гены.
За дверью раздался смех. Аня, с двумя стаканами кофе, стояла, как бы ожидая своего выхода на сцену.
— Ну что, мистер «Я разберусь сам»?
— Разобрался, — Антон встал, взял стакан и, обернувшись, взглянул на Веру Павловну. — Думаю, теперь всё будет по-другому.
Она посмотрела на них обоих, и вдруг, как по волшебству, на её лице появилась улыбка.
— Ладно. Но если внуки всё-таки будут — я хочу быть любимой бабушкой. Без конкуренции.
Аня рассмеялась.
— Договорились.
Антон протянул руки обеим.
— Ну вот. Теперь мы семья. Настоящая.
И вдруг Вера Павловна, не сдержавшись, тоже кивнула. Она, кажется, наконец приняла их.
