Степан выходил из магазина с пакетом хлеба и банкой тушёнки — обычный набор холостяка, который разучился готовить что-то сложнее яичницы.
Когда-то у него была семья. Жена Марина. Дочка Алинка — светлые кудряшки, смех до слёз, рисунки на холодильнике… А потом развод. Громкий, грязный, с криками и взаимными обвинениями. Марина увезла Алину в Германию к новому мужу.
— Здесь ей будет лучше, — сказала тогда. — Образование, возможности.
Степан писал письма. Звонил. Искал через знакомых. Но дочь будто растворилась. Марина сменила фамилию, адреса, номера телефонов. Алинка превратилась в призрак — девочку, которая когда-то была, а теперь её нет.
Первые годы он сходил с ума. Нанимал детективов, ездил в Германию. Потом привык. Боль ушла глубоко внутрь, как заноза под кожей. Не болит постоянно, но напоминает о себе в самые неожиданные моменты.
— Ты живёшь как робот, — говорила ему сестра Тамара. — Работа — дом, дом — работа. Это не жизнь.
— А как ещё? — отвечал Степан.
И правда — как ещё?
Он шёл по улице, думая о том, что дома его ждёт пустая квартира, телевизор и ужин на одного. Как всегда. Как уже двадцать лет подряд.
Внезапно кто-то сильно дёрнул за сумку.
— Эй! — Степан обернулся.
Пёс. Грязный, хромающий, с торчащими рёбрами и умными, отчаянными глазами. Он вцепился зубами в ручку сумки и тянул, тянул изо всех сил.
— Отстань! — Степан попытался оттолкнуть животное. — Чего тебе надо?
Но пёс не отпускал. Наоборот — дёргал сильнее, скулил, смотрел в глаза так, будто пытался что-то сказать.
— Да что с тобой такое?!
Собака отпустила сумку, отбежала на несколько шагов и замерла. Смотрела. Ждала.
А потом повернулась и медленно побрела по улице. Через десять метров остановилась, обернулась. Опять смотрела.
Степан стоял и не понимал, что происходит. Но ноги сами пошли за псом.
— Ну ты даёшь, — пробормотал он. — Совсем офигел.
Пёс довольно махнул хвостом и зашагал дальше. В старый квартал, где дома ещё помнили войну.
В заброшенном доме
Пёс привёл его к полуразвалившемуся зданию. Когда-то здесь была коммуналка, а теперь — руины с осыпающейся штукатуркой и выбитыми окнами.
— Ты что, тут живёшь? — спросил Степан, чувствуя себя идиотом. Разговаривает с собакой!
Пёс заскулил и нырнул в дыру в стене — там, где когда-то была дверь. Степан постоял, подумал. Развернулся, чтобы уйти.
И услышал тихий плач.
Не собачий вой. Человеческий плач. Младенческий.
— Чёрт, — выдохнул Степан и полез в дыру следом за псом.
Внутри пахло сыростью и плесенью. В углу, на куче тряпья, лежала девушка. Совсем молодая, лет двадцати. Бледная, как полотно. На груди у неё — крошечный свёрток, из которого доносился слабый писк.
— Девушка! — Степан бросился к ней. — Эй, вы живы?
Она была без сознания. Дышала, но тяжело, прерывисто. А рядом — рваная сумка с детскими вещами, бутылочкой, памперсами.
Пёс сел возле девушки и смотрел на Степана. В глазах — мольба.
— Понял, понял, — пробормотал Степан, доставая телефон. — Скорая? У нас тут, в общем, срочно нужна помощь.
Пока ждали врачей, он сидел рядом с девушкой и держал её за руку. Холодную, тонкую. Ребёнок иногда плакал, и Степан качал его неумело — забыл уже, как это делается.
— Всё будет хорошо, — шептал он. — Всё будет хорошо.
Не знал, кому говорит — ей, ребёнку или себе.
В больнице девушка пришла в себя только через сутки. Степан не уходил — сидел в коридоре, как родственник.
— Вы кто? — спросила она слабым голосом, когда он зашёл в палату.
— Степан. Это я вас нашёл. То есть, собака нашла. А меня привела.
— Жан? — девушка попыталась приподняться. — Где Жан?
— Пёс? На улице. Охраняет. Как зовут-то вас?
— Алина.
Степан замер. В горле встал ком.
Алина. Алинка. Его дочка когда-то так же беспомощно лежала в детской больнице с пневмонией.
— Алина, — повторил он севшим голосом.
— А что?
— Да так, красивое имя.
Она рассказала по частям, между капельницами и обходами врачей. Выгнали из дома, когда узнали о беременности. Мать кричала, что позор семьи не потерпит. Отца уже не было — умер два года назад.
— Я думала, думала всё сама как-нибудь, — говорила Алина, глядя в потолок. — Работала, снимала углы. А потом живот стал большой, с работы прогнали. Денег не стало. Жан всегда был со мной. Я его ещё в школе подобрала, маленького. Он от меня не отставал.
— А в роддом?
— Рожала дома. Боялась, вдруг ребёнка заберут? У меня же ничего нет. Ни дома, ни работы, ни документов толком.
Степан слушал и чувствовал, как внутри что-то переворачивается. Эта девочка — почти ровесница его Алинки. И такая же потерянная.
— А в тот день, когда васнашли, что случилось?
Алина замолчала. Отвернулась к окну.
— Неважно.
— Важно. Скажите.
— Я, — голос дрогнул. — Хотела оставить его. Малыша. Понесла к детдому, думала, подкину. Лучше там, чем со мной. А Жан не давал мне идти. Всё время обратно тащил. И так устал… хромать стал сильнее. А я всё равно шла.
Слёзы потекли по её щекам.
— А потом мне плохо стало. Темнота какая-то. Помню только, Жан лаял, лаял. Больше ничего.
Странное совпадение
— Слушайте, — сказал Степан на следующий день, принося Алине сок и булочки. — А фамилия у вас какая?
— Морозова. А что?
— Да так, просто интересно.
Он почти разочаровался. Почти. Глупо было надеяться на чудо. Его дочка носила фамилию матери — Кузнецова. И жила в Германии. И ей уже двадцать семь, а не двадцать.
Просто совпадение. Алина — популярное имя.
Но отпустить эту девочку он уже не мог.
— Врачи говорят, завтра выписывают, — сказала Алина. — А мне даже некуда идти.
— Найдём что-нибудь, — пообещал Степан. — Комнату снимем. На первое время.
— У меня и денег нет таких…
— У меня есть. Я двадцать лет копил, — он запнулся. — В общем, есть. И работу найдём.
— Зачем вам это? — спросила Алина. — Я же чужая.
Степан посмотрел в её глаза — такие же голубые, как у его дочки когда-то. И понял, что не может объяснить. Не может сказать: «Потому что я двадцать лет ищу свою дочь. А нашёл тебя».
— Потому что надо, — сказал просто.
А на улице его ждал Жан. Худой, но уже не хромающий. Степан купил ему корм, миску, поводок.
— Ну что, приятель, — сказал он псу. — Теперь мы втроём. Или вчетвером, если малыша считать.
Жан махнул хвостом. Будто понимал каждое слово.
Через неделю Степан снял Алине однушку в старом доме. Недорого, но чисто. Сам привёз мебель — кроватку для малыша, диван, стол. Жан устроился у порога, как сторож.
— Я не знаю, как вас благодарить, — говорила Алина, качая сына. — Никто в жизни так со мной не поступал.
— Да ладно, — махнул рукой Степан. — Главное, чтобы малыш здоровый рос.
Он приезжал каждый день. Приносил продукты, детские вещи, лекарства. Помогал с документами — оформлять пособие, прописку, свидетельство о рождении. Алина называла сына Артёмом, и Степан почему-то был этому рад.
— А папа? — спросил он как-то осторожно.
— Какой папа? — горько усмехнулась Алина. — Узнал про беременность и сбежал. Даже не попрощался.
— Дурак, — сказал Степан. — Такую девочку потерял.
Алина покраснела и отвернулась.
По вечерам, когда всё было переделано, Степан садился в кресло, а Жан укладывался рядом. И впервые за двадцать лет дом не казался пустым. Миска у порога, игрушки в углу.
— Ты счастливый, — говорил он псу. — Нашёл свою семью.
Жан смотрел умными глазами. Будто хотел сказать: «И ты тоже нашёл».
Но Степан отгонял эти мысли. Он помогает, и всё. Просто помогает девочке, которую судьба свела с ним. Ничего больше.
Тёмная полоса
Через месяц всё пошло наперекосяк.
Алина заболела — простуда перешла в бронхит. Температура, кашель, слабость. Артём тоже капризничал, плохо спал. А у Степана на работе начались проблемы — сокращения, новый начальник-самодур.
— Может, вам лучше оставить нас? — сказала Алина, лёжа в постели. — Столько хлопот.
— Что за глупости? — разозлился Степан. — Болеют все. Выздоровеешь.
Но сам он чувствовал, как накатывает усталость. Работа, дом, Алина с ребёнком — он крутился как белка в колесе. И ещё эта тревога, которую не мог объяснить.
Однажды вечером зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Алло?
— Папа?
Степан чуть не выронил трубку. Тот самый голос, который он помнил наизусть. Только взрослый теперь, женский.
— Алина? — прошептал он.
— Да, пап. Это я. Твоя дочь.
В голове всё поплыло. Он сел на диван, Жан тревожно заскулил.
— Где ты? Как нашла?
— Я в Москве уже полгода. Искала тебя. Мама умерла, пап. Год назад. И я решила вернуться.
— Умерла? — Степан не понимал ничего. — Но как, а почему раньше не писала?
— Она запрещала. Говорила, что ты нас бросил, что не нужны мы тебе. Степан закрыл глаза. Двадцать лет. Двадцать лет он искал дочь, а она думала, что он её бросил.
— Можно, можем увидеться? — голос ее дрогнул.
— Конечно. Конечно, солнышко.
Он дал адрес, повесил трубку и долго сидел, не в силах поверить. Нашлась. Его Алинка нашлась.
Выбор
Дочь приехала на следующий день. Высокая, красивая, в дорогом пальто. Говорила с лёгким акцентом, держалась немного отстранённо.
— Папа, — она обняла его неуверенно. — Прости. За всё.
— Ты-то тут причём? — Степан гладил её волосы, не веря, что это правда. — Ты не виновата.
Они сидели на кухне, пили чай. Алина — его Алина — рассказывала о жизни в Германии, об университете, о работе в крупной компании.
— А у тебя, у тебя есть семья? — спросила она.
— Нет. Был только ты. Всегда только ты.
Она кивнула, потом вдруг спросила:
— А что это за собака у тебя?
— Жан. Хороший пёс.
Вечером, когда она уехала в гостиницу, Степан зашёл к Алине Морозовой. Та лежала с температурой, Артём спал в кроватке.
— Как дела? — спросил он тихо.
— Лучше. Спасибо, что лекарства принесли.
Степан сел рядом, смотрел на спящего малыша. Такой маленький, беззащитный.
— Алина, — сказал он. — У меня к вам разговор.
— Что-то случилось?
— Нашлась моя дочь. Настоящая. Та, которую я искал двадцать лет.
Алина побледнела:
— И что теперь?
— Ничего. Просто хотел поделиться.
Он не мог произнести вслух то, что крутилось в голове. Что теперь у него есть настоящая дочь. И, может быть, он должен сосредоточиться на ней, а не на чужих людях.
Алина поняла без слов.
— Вы не обязаны нам ничего. Мы справимся.
— Я знаю.
Но уходя, он оглянулся. И увидел, как она прижимает к себе сына и тихо плачет.
Степан не спал всю ночь. Ворочался, думал, а Жан лежал рядом и тихо скулил — будто чувствовал его терзания.
Утром пришла дочь.
— Пап, я думала, может, поедешь со мной в Германию? — сказала она за завтраком. — Там хорошая работа, квартира. Мы наверстаем потерянное время.
Степан смотрел в её глаза — такие же голубые, как когда-то. Но чужие. Взрослые, холодные. Двадцать лет — это целая жизнь. Его маленькая Алинка осталась в прошлом.
— А ты счастлива там? — спросил он.
— Да. У меня всё есть. Карьера, деньги, независимость.
— Семья?
— Зачем мне семья? — пожала плечами дочь. — Это лишние проблемы.
Он в тот же день зашёл к Алине. Та сидела бледная, качала Артёма.
— Температура опять поднялась, — прошептала она. — Я не знаю, что делать.
Степан взял малыша на руки. Тот сразу успокоился, прижался к его плечу.
— Всё хорошо, — прошептал Степан. — Я никуда не денусь.
Когда он вернулся домой, дочь позвонила, поинтересовалась, что он решил.
— Ты взрослая. Самостоятельная. У тебя своя жизнь. А у меня здесь… здесь младенец, который плачет по ночам. Девочка, которая боится, что её бросят. Пёс, который спас им жизнь.
Дочь помолчала, потом обняла его:
— Наверное, я опоздала на двадцать лет.
— Не опоздала. Просто у нас разные дороги теперь.
Она уехала в тот же день. Обещала звонить, писать. И Степан поверил — теперь она будет это делать.
А вечером он сидел у Алины в кресле. На коленях спал Артём. Рядом на диване — Алина, наконец-то без температуры. У ног — Жан, довольно помахивающий хвостом.
— Спасибо, — тихо сказала Алина.
— За что?
— За то, что остался. За то, что выбрал нас.
Степан погладил спящего малыша по голове:
— Это не я вас выбрал. Это Жан выбрал. А я просто, просто пошёл за ним.
Пёс поднял морду, посмотрел умными глазами. И Степан понял: всё правильно. Он нашёл не ту семью, которую потерял. Он нашёл ту, которой нужен.
