Когда семь лет тому назад Богдан познакомил Дарину со своей матерью, та приняла невестку не сразу, но в итоге сказала: «Ладно, хотя бы готовить умеет».
Сестра Богдана, Злата, тут же хмыкнула: «Наверное, на богатое наследство позарилась». А тётя Светлана, дальняя родственница, поддакнула: «Время покажет, кто она на самом деле».
Дарина стоически сносила всё это. После каждого семейного застолья она мыла горы посуды, пока вся родня располагалась в гостиной. Она самостоятельно покупала подарки для свекрови, вручая их от имени мужа. И неизменно улыбалась, когда Злата «шутила»: «А что, своих родителей у тебя нет?»
Родители у неё, конечно, были. Но жили они далеко, в родном село́. И помочь особо ничем не могли — пенсия у них была, увы, копеечная.
Богдан никогда не вступался за жену. Он давно привык, что дамы в его семье решают свои вопросы сами. А он, Богдан, как бы и ни при чём. Это было невероятно удобно. Родители его развелись давным-давно: отец приобрёл себе отдельное жилье и жил обособленно, не вмешиваясь в дела молодых. Зато свекровь и вся прочая родня не упускали случая уколоть или поддеть невестку.
— Не обращай внимания, — утешал Богдан жену. — Они не со зла, просто характер такой.
И Дарина действительно не обращала. Ровно до того печального дня, когда Богданов отец скончался. В тот момент стало очевидно: её терпение достигло предела.
Дарина сидела на самом краешке стула, чувствуя себя абсолютно чужим человеком в этом доме. За столом уютно разместилась вся мужнина родня. Тётя Светлана — властная, словно директор школы, свекровь Лариса Игоревна — с вечно недовольно поджатыми губами, золовка Злата — та и вовсе смотрела на Дарину, как на какую-то, мягко говоря, не слишком порядочную особу.
— Ну что же, — тётя Светлана громко стукнула ложечкой о край стакана, — собрались мы тут не для поминок одних. Дело у нас серьёзное. Есть квартира. Есть дача. Всё это нужно как-то поделить.
Дарина искоса взглянула на Богдана. Муж сидел, не поднимая глаз, уставившись в тарелку с остатками салата. Он молчал. Как всегда.
— Безусловно, — продолжала тётя Светлана, — всем ясно, что Злате достаётся квартира. Она же здесь жила, заботилась об отце. А дача… ну, Богдану, наверное, отойдёт.
— Погодите, — негромко произнесла Дарина. Сердце заколотилось где-то в горле. — А почему именно так? Ведь по закону же…
Воцарилась тяжёлая тишина.
— А ты кто такая, чтобы в разделе наследства участвовать? — Свекровь недовольно прищурилась. — Это наши семейные дела. Наши!
— Но Богдан ведь его сын! — Дарина ощутила, как щёки вспыхнули. — Он имеет абсолютно такое же право на наследство.
— Ой, послушайте её! — Злата фыркнула. — Прибилась к нам в семью, а теперь права качает. Богдан, что ж ты молчишь? Объясни своей жене, как тут всё устроено.
Богдан ненадолго поднял взгляд. На какую-то секунду. А потом вновь уставился в тарелку.
— Ну, мама права. Это семейное дело.
Дарина ощутила, как что-то внутри неё оборвалось. Словно единственная верёвочка, которая держала её над пропастью. Семейное дело. А она, значит, не часть семьи? Семь лет рядом, семь лет терпела эти неприязненные взгляды, эти злые колкости. И теперь — чужая.
— Ясно, — тихо проговорила Дарина. Встала. — Наверное, мне лучше уйти. Пусть семья занимается своими семейными делами.
Никто не попытался её остановить. Никто даже не обернулся ей вслед, когда она вышла из комнаты.
В коридоре Дарина прислонилась к стене. Дышала с трудом, будто только что пробежала марафон. В голове стучала лишь одна фраза: А ты кто такая?
Отличный, кстати, вопрос. Кто она? Жена? Или просто временная попутчица?
Богдан вернулся домой поздно. Как обычно после подобных семейных сборищ — измотанный, с чувством вины, но при этом упрямый. Дарина хранила молчание.
— Ну чего ты дуешься? — Он тяжело опустился на стул напротив. — Ничего же ужасного не произошло.
— Ничего ужасного? — Дарина посмотрела на него. — Твоя родня только что ясно дала понять, что я для них никто. И ты полностью согласился с ними.
— Да брось! — Богдан махнул рукой. — Мама просто… ну, она расстроена. У всех нервы на пределе.
— А я, по-твоему, что? Не расстроена? — Голос Дарины задрожал. — Я тоже любила его! Семь лет я ездила к нему в больницу, варила ему бульоны, когда он болел. А теперь, оказывается, я чужая.
Богдан отвернулся к окну.
— Пойми, Дарин… Дело тут не в тебе. Дело в наследстве. Злата действительно жила с отцом, ухаживала за ним.
— А мы с тобой что делали? — Дарина поднялась, чашка стукнула о блюдце. — Каждые выходные к нему ездили. Это я стирала его рубашки, покупала ему лекарства. Помнишь, когда он лежал в больнице? Кто дежурил по ночам?
— Помню.
— А помнишь, как Злата тогда заявила: «У меня своя жизнь, я не нянька»? В тот самый первый раз, когда отцу стало плохо?
Богдан молчал. Нервно барабанил пальцами по столу. Явно переживал.
— Но она же… она дочь. А ты…
— А я кто? — Дарина шагнула к нему. — Скажи мне, кто я?
Пауза. Длинная, вязкая. Как густой мёд.
— Ты моя жена.
— Тогда почему ты позволяешь им меня унижать?
— Да никто тебя не унижает! Просто, понимаешь, это семейные дела. Ты этого не поймёшь.
— Не пойму?! — Дарина взорвалась. — Семь лет я живу рядом с тобой! Семь лет терплю твою маму, которая при каждой встрече спрашивает: «Ну когда же внуки-то будут?!» Семь лет я улыбаюсь Злате, которая считает меня охотницей за деньгами. И всё это время я думала: ну и пусть, зато у меня есть ты. Мой муж.
Богдан неловко поежился. Дарина никогда раньше не кричала. Ни единого раза. Она всегда была тихой, покладистой.
— А сегодня выяснилось, что у меня нет никакой семьи. Есть лишь муж, который в решающий момент просто предаёт. Который больше боится расстроить маму, чем унизить собственную жену.
— Дарина, ну хватит.
— Нет, не хватит! — Она присела напротив него. Очень близко. Смотрела прямо в глаза. — Богдан, я сейчас скажу тебе предельно простую вещь. Либо мы — семья, либо я для тебя просто никто.
— Что ты имеешь в виду?
— Завтра будет новая встреча. Я уверена. Твоя мама позвонит, скажет: «Приезжайте, будем документы оформлять». И вот тогда, именно тогда я пойму, кто ты на самом деле.
Богдан тяжело сглотнул. Во рту пересохло.
— И что же я должен сделать?
— Защитить меня. Сказать им всем, что я тут сижу не просто так. Что у меня есть право голоса. — Дарина наклонилась ещё ближе. — Или ты этого не считаешь?
— Конечно, считаю, но…
— Никаких «но»! — Дарина резко ударила ладонью по столу. — Либо ты делаешь это, либо я ухожу. И не на время. Навсегда.
Она поднялась и направилась в спальню. На пороге обернулась:
— И, кстати, по закону ты имеешь полное право на половину всего наследства. Не на четверть, не на какие-то крохи. На половину. И это не моя выдумка. Это Кодекс.
Дверь закрылась мягко. Без резкого хлопка.
Богдан остался сидеть один на кухне. Перед ним лежала горькая правда: он и правда всю свою жизнь боялся. Боялся огорчить мать, боялся обидеть сестру, боялся спровоцировать конфликт. Но сегодня что-то кардинально изменилось. И теперь ему нужно было сделать выбор.
Телефонный звонок раздался ровно в девять утра. Точно как предсказывала Дарина.
— Богдан, приезжайте. С женой, — голос матери был ледяным. — Будем подписывать бумаги. Я вызвала нотариуса.
Дарина стояла у окна, спиной к мужу. Плечи её были напряжены, как тугие струны. Она слышала абсолютно каждое слово.
— Мам, а может, перенесём? — Богдан нервно теребил телефонный шнур. — Я тут подумал, ведь законы же существуют.
— Какие законы? — Лариса Игоревна тут же прервала его. — Злата жила с отцом, заботилась. Это по совести. Приезжайте через час.
Гудки. Мать положила трубку.
— Едем? — Дарина медленно повернулась.
Богдан лишь кивнул. Слова у него закончились.
В квартире собрались все те же люди. Плюс нотариус — невысокий мужчина в очках, который разложил бумаги на столе, словно карты.
— Итак, — начала тётя Светлана, — мы приняли решение. Квартира достаётся Злате. Дача — Богдану. Это справедливо. Все должны быть довольны.
— А меня никто так и не спросил, — голос Дарины прозвучал тихо, но на редкость отчётливо.
Свекровь вздрогнула, будто её ударило током.
— Тебя? А ты здесь при чём?
— При том, что я жена прямого наследника, — Дарина уверенно села за стол, рядом с нотариусом. — И я имею полное право знать, как будет делиться наше общее имущество.
— Наше?! — Злата вскинулась. — Ты что, деньги в эту квартиру вкладывала?!
— Я семь лет заботилась о вашем отце. Стирала, готовила, покупала лекарства.
Тишина. Даже нотариус оторвал голову от своих бумаг.
— Богдан! — Мать повернулась к сыну. — Скажи своей жене, чтобы она не лезла в чужие дела!
И вот тут произошло что-то совершенно невероятное. Богдан поднял голову. Взглянул на мать. На сестру.
— Мама, — голос у Богдана был немного хриплым. — Дарина не лезет в чужие дела. Она говорит о наших делах.
— Что? — Лариса Игоревна даже моргнула от неожиданности.
— Мы с ней — семья, — Богдан встал. — И то, что касается меня, касается и её тоже.
— Богдаша, ты что… — начала тётя Светлана.
— Я не закончил! — Он решительно шагнул к столу. — Дарина имеет ровно такое же право голоса, как и я. И я не позволю больше её оскорблять!
Слова повисли в воздухе. Тяжёлые, словно камни.
Злата открыла рот, но так и не произнесла ни слова. Мать побледнела. Тётя Светлана лишь покачала головой.
— Ох, Богдан. Женился — и сразу забыл о родной семье.
— Господин нотариус, — Богдан повернулся к худощавому мужчине. — Скажите, пожалуйста, как по закону должно делиться наследство?
Нотариус поправил очки. Он явно не ожидал такого резкого поворота событий.
— Ну, если отсутствует завещание, то имущество делится строго поровну между детьми покойного. То есть, по половине каждому.
— По половине?! — взвыла Злата. — Но я же тут проживала!
— Это не влияет на размер доли, — спокойно разъяснил нотариус. — Уход за родителем — это моральный долг, но не является основанием для увеличения доли наследства.
— Тогда делим поровну, — твёрдо сказал Богдан. — Квартиру продаём, деньги пополам. Дачу — тоже. Это справедливо.
— Справедливо?! — Мать вскочила. — Ты родную сестру на улицу выгоняешь!
— Злата — взрослая женщина. На свою долю она сможет купить себе жильё. Где захочет.
— Значит, так, — Богдан сел обратно. — Оформляем всё по закону. Честно. И никого не пытаемся ущемить.
— Но, — начала было Злата.
— Никаких «но», — перебил её брат.
Нотариус кивнул и принялся переделывать документы. Тётя Светлана что-то возмущённо бормотала о неблагодарных сыновьях. Мать сидела молча, пытаясь переварить произошедшее.
А Дарина смотрела на своего мужа и думала: вот он какой. Когда ему действительно нужно.
— Спасибо, — прошептала она ему на ухо.
— Это тебе спасибо, — ответил Богдан. И впервые за все семь лет Дарина перестала ощущать себя гостьей в чужом доме.
Спустя месяц квартира была продана. Злата, получив свою долю, купила маленькую однокомнатную квартиру на окраине и целую неделю отказывалась разговаривать с братом. Потом всё-таки позвонила:
— Ну что, доволен? Загнал родную сестру в хрущёвку.
— Злата, ты получила абсолютно честную долю, — спокойно ответил Богдан. — На эти деньги можно было взять и двухкомнатную. В ипотеку.
— Легко тебе рассуждать.
— А ты попробуй. Работать. Как мы с Дариной.
Злата повесила трубку. Но ещё через неделю позвонила снова. Уже более мягким тоном. Попросила помочь с выбором мебели.
Дарина, услышав этот разговор, лишь улыбнулась. Время, как известно, лечит. Даже такие глубокие раны.
Свекровь приняла новые правила игры не сразу. Первый месяц она по привычке пыталась командовать, указывать, «ставить на место» невестку. Но Богдан теперь был другим человеком.
— Мама, если тебе не нравится, как Дарина готовит, готовь сама. Или ешь то, что уже есть.
Постепенно Лариса Игоревна поняла: сын изменился. Навсегда. И ей остаётся либо принять эти новые правила, либо остаться в одиночестве. Она выбрала первое.
Богдан изменился не только в отношениях с роднёй. На работе стал намного увереннее, дома — решительнее. Он даже ходить стал по-другому — не сутулясь, а расправив плечи.
А через полгода Дарина объявила, что ждёт ребёнка.
— Теперь уж точно ни у кого язык не повернётся спросить, кто ты такая, — засмеялся Богдан.
— А я и без их вопросов прекрасно знаю, — ответила его жена.
Эта история — о том, как важно, чтобы муж встал на твою сторону. О том, что настоящее родство определяется не кровью, а выбором. Выбором, который ты делаешь, когда твоя жена нуждается в защите, а родня… ну, родня бывает разной.
