— У тебя же целых две квартиры! От одной ты не обеднеешь. Забыла уже, как отчим тебя кормил, растил, обувал? Я ж не для себя прошу! Сестра твоя с дочкой мыкается, ей приткнуться негде, а ты там барствуешь!
Мать Анжелики, Оксана, говорила об отчиме как о настоящем герое. И, наверное, даже искренне верила в этот благородный образ и считала, что Вадим поднял чужого ребёнка. Но у Анжелики было совсем другое мнение.
— Мам, он не растил меня, а терпел, — напомнила она. — Растил он как раз Алису. Или ты не видела никакой разницы?
— Ну, допустим, любить он тебя не был обязан, — фыркнула Оксана. — Мужчинам тяжело любить чужих детей. И, тем не менее, он нёс этот крест. А ты сейчас выкаблучиваешься! У многих и того нет, а ты жадничаешь. Не своим же горбом ты их заработала!
— Да какая разница? Квартира есть квартира, неважно, откуда они взялись. Раз он не был обязан любить меня, то и я не обязана делиться с Алисой своим наследством.
— Ну как собака на сене! Вот обратись только к нам за помощью. Жизнь ведь долгая, мало ли что случится…
После этого послышались короткие гудки.
Анжелика равнодушно продолжила нарезать капусту для салата. Ей было любопытно, когда же мать наконец поймёт, что её дочь не намерена делиться. Впрочем, это начинало раздражать. За последние три месяца мама звонила ей чаще, чем, наверное, за всю жизнь. И если в детстве Анжелике очень хотелось внимания родителей, то сейчас ей было почти всё равно.
Детство… Сколько же с ним связано горьких воспоминаний.
Хотя, если задуматься, детство Анжелики закончилось ровно тогда, когда родилась Алиса. Анжелике тогда было пять лет. С того момента она будто перестала существовать и для отчима, и для матери.
Все сладости и всё самое вкусное доставалось Алисе. Свои «трофеи» она уплетала с аппетитом, прямо посреди кухни. У Анжелики чуть ли не слюнки текли. Если она просила поделиться шоколадкой, Алиса бежала стучать матери.
— Мам! Она у меня отнять хочет! — жаловалась младшая сестра.
Оксана сразу приходила и строго отчитывала Анжелику.
— Тебе чего не хватает? Своё сиди ешь. Отстань от сестры. Стыдно должно быть отнимать сладости у маленьких.
«Своим» обычно было что-то вроде макарон с сосисками. Не самая плохая еда, но ребёнку ведь хотелось и фруктов, и йогуртов. Особенно когда всё это получал кто-то другой рядом с ней.
Когда Алиса пошла в школу, контраст лишь усилился. Мать водила её по магазинам практически насильно, потому что девочка капризничала и упиралась. Её всей семьёй уговаривали примерить одежду, а потом восхищались дома обновками.
Анжелу же высмеивали одноклассники, потому что она ходила в рванье и вещах не по размеру.
— Разносишь, — говорила мать, когда старшая дочь жаловалась ей на натирающую до крови обувь.
Пока отчим и мама умилялись, наблюдая за Алисой в новых костюмах, Анжелика зашивала дырки на брюках. Неумело, грубыми швами, но хоть как-то. Ходить с дырками было ещё хуже.
Анжелика прекрасно помнила тот злополучный Новый год, когда ей было четырнадцать. Все суетились и готовили, в доме пахло цитрусовыми. В углу гостиной стояла ёлка, а под ней — коробки, перевязанные лентами, и какой-то мягкий пакет. Анжелика уже заранее знала, где чьи подарки. Скорее всего, этот маленький пакет — её.
Так и оказалось. Алисе подарили компьютер, чтобы «девочка могла развиваться и играть», а Анжелике — новую пижаму. Пока Вадим наблюдал за реакцией младшенькой и улыбался, а мать зацеловывала ту в щёки, старшая сидела поодаль от всех.
Она уже ничего не спрашивала, но Ольга сама заметила замешательство во взгляде дочери.
— Ты давай радуйся, — недовольно сказала мать так, словно у Анжелики не было права обижаться. — Твой отец-пьяница вообще про тебя забыл и ничего не прислал.
Пьяница… Это всё, что знала Анжелика о своём биологическом отце. Ну, ещё она знала, что у неё есть бабушка со стороны отца, но тоже, как ей говорили, злоупотребляющая.
Она бы и дальше пребывала в неведении, если бы не поступление в колледж. На котором, к слову, настояли мать и отчим.
— Чего тебе в одиннадцатом классе делать? — спросил Вадим. — Потеряешь два года, а толку никакого.
Ольга поддакивала ему.
— Вон в колледже сразу профессию какую-нибудь дельную получишь. Тебе общежитие дадут, сможешь жить отдельно, самостоятельно. Ты ж всё кричишь, как тебе у нас здесь плохо!
Анжелика знала: родители пекутся не о её благополучии, а о своём. Они просто хотят, чтобы она как можно быстрее ушла из дома. Впрочем, ей и самой не очень-то здесь нравилось, так что она быстро согласилась.
Поначалу было очень тяжело. Шумные соседи, вечные драки за плиту на кухне… Но это ещё ладно. У Анжелики не было денег. Мать иногда переводила пару сотен гривен (примерно 500-600 грн), но этого хватало разве что на оплату телефона и пару пакетов крупы. О косметике пришлось забыть, о вкусе мяса — тоже.
Анжелика подрабатывала как могла, но на раздаче флаеров и мытье подъездов сильно много не заработаешь. К тому же, это стало сказываться на оценках, ведь времени на учёбу почти не оставалось.
В какой-то момент она решила вернуться домой, но с порога услышала:
— Ты ж теперь взрослая. Чего припёрлась? Всем по жизни тяжело.
И вот тогда Анжелика поняла: её окончательно списали со счетов.
Однажды ей в голову пришла мысль. А почему бы не найти отца? Хотелось посмотреть на того человека, из-за которого она всё детство подвергалась унижениям, а теперь перебивается с хлеба на воду.
Было непросто, потому что мать оборвала все хвосты, чтобы бывший муж не смог найти её. Пришлось выходить через двоюродную сестру на тётю, через тётю — на бывшего одноклассника отца, а потом — ещё на одного… Но в итоге Анжелика всё же узнала адрес этого «пьяницы» и поехала к нему.
Дверь ей открыл мужчина лет пятидесяти. С проседью и щетиной, но на алкоголика он похож не был. Анжелика была настроена на неприятный разговор, однако Григорий, когда всё понял, крепко обнял её, прижал к себе и даже прослезился.
— Доченька… А я уже и не надеялся…
Ничего теплее в своей жизни Анжелика не слышала…
Григорий оказался обычным мужчиной. В его квартире не было кожаных диванов и статуэток из мрамора, но не было и бутылок. Всё чисто, прибрано, на плите варился суп. У него даже был альбом со свадебными фотографиями.
Там Анжелика в итоге и осталась. Отец пустил её жить к себе.
— Пап, скажи честно. Вы с мамой разошлись, потому что ты пил?
Григорий немного замялся.
— Ну, я не трезвенник, конечно. Но пил по большей части по праздникам, как и все. Сама ж видишь, нормально живу… А мама твоя… ей хотелось большего. Я-то тогда, считай, совсем пацаном был. Работал за копейки, а иногда и вовсе без зарплаты сидел. То задерживали, то просто не выплачивали. Ну, она и ушла от меня.
Анжелика не знала, как к этому относиться. С одной стороны, да, она бы не хотела родить и оказаться в нищете. С другой — всякое в жизни бывает, нужно уметь поддерживать друг друга. Впрочем, в прошлое уже не вернуться, а значит и узнать, как оно там на самом деле было, невозможно. Но, судя по всему, мать лукавила.
У бабушки тоже не было никаких проблем с алкоголем. Татьяна вообще чуть ли не в ладоши хлопала от радости, когда увидела внучку.
— Какой красавицей выросла! Это ты вся в нашу породу, — восхищалась она.
С того момента Анжелика будто бы обрела потерянную семью. Мама не звонила, лишь писала от силы раз в месяц. Алиса и отчим вовсе молчали. А отец и бабушка во всём поддерживали, помогали и участвовали в её жизни.
Но счастье длилось недолго. Сначала ушла бабушка. Квартиру унаследовал Григорий, но он сказал прямо:
— Как стукнет восемнадцать — перепишу на тебя. Будешь там жить, если захочешь.
Своё слово он сдержал. Но спустя шесть лет не стало и его. Лёг спать и уже не встал.
Анжелика впала в панику. Всё это казалось несправедливым, ведь они лишь относительно недавно нашли друг друга. А самое главное — было непонятно, что делать.
Тут-то она и позвонила матери. Та приехала без лишних вопросов, даже помогла, но вдруг стала расспрашивать дочь.
— А квартира его на кого оформлена? А у него ещё дети были?
Тогда Анжелика думала, что мать просто пытается по-своему поддержать, успокоить, отвлечь её. Но уже через две недели Ольга подняла вопрос о наследстве. Причём мать почему-то была убеждена, что Анжелика обязана поделиться именно с сестрой.
И вот уже три месяца Ольга третировала дочь по этому вопросу. Через пару дней она предприняла новую попытку. Анжелика снова среагировала бы равнодушно, но у неё сильно болела голова и не было никакого желания общаться с родственниками.
— А морда у тебя не треснет?! — возмутилась она в ответ на очередное требование дочери. — Вадим в тебя столько вложил! Теперь ты должна помочь сестре!
— Я никому не должна. Ни тебе, ни ему, ни вашей Алисе. Только себе.
После этого Анжелика бросила трубку и заблокировала мать и сестру. На секунду она задумалась, а не продать ли обе квартиры и не начать ли новую жизнь в другом городе, где никто не будет напоминать ей про «долги», но пока она ограничилась чёрным списком.
Анжелика лежала на кровати, смотрела в потолок и думала о том, как странно иногда складывается жизнь. Родные лишь отворачиваются и требуют, а те люди, которых мать называла «никчёмными пьяницами», дали ей дом и тепло. Когда-то Анжелика не знала, куда приткнуться, теперь же у неё есть своё. Не выклянченное, не украденное, а полученное по закону. И она никому это не отдаст.
Дорогие, эта история — как ножом по сердцу. Можно ли простить мать, которая так откровенно ставила одного ребёнка выше другого? И можно ли вообще говорить о каких-то «долгах» перед отчимом, который, по сути, лишь терпел падчерицу?
